Золотые нашивки - Юрий Дмитриевич Клименченко

class="p1">— Ладно, Батенин. Буду называть тебя Колумбом. Подойдет?

— Начинается жизнь в коллективе, ребята. Держитесь достойно, как подобает советским студентам. Чтобы штатная команда брала с нас пример, — еле сдерживая смех, строго сказал курсант Курейко. — Прозвища — отставить. Будьте внимательны и ласковы по отношению друг к другу. Недостойных завтра повесим на бом-брам-рее. Между прочим, когда ужин?

— Кому что, а Курейко главное в судовой жизни — время приема пищи. Интеллектуальный тип.

— В общем, завтра начинается новая жизнь. Кое для кого она уже началась. Под полубаком я видел одного из наших. Он страшно визжал. Его порол боцман линьком за то, что он умыкнул пирожок с камбуза.

— Что ж. Пусть неудачник плачет. Не умеешь — не берись.

— Разве сегодня к ужину дадут пирожки? — не удержался от вопроса Курейко.

— Ватрушки с творогом. Хочешь, я тебе отдам свою, если ты постираешь мою робу?

— Не слушай его, Курейко. Он тебя покупает. На ужин борщ и сардельки.

— Ну и моряки пошли. Только о жратве и думают. Нет чтобы вспомнить такелаж, терминологию. Посмотрю, как вы завтра на бом-брам-рей поползете.

— А ты куда поползешь?

— А я на камбуз. Завтра я там дежурю.

Все стараются показать свое пренебрежительное отношение к тому, что их ждет на «Ригеле». Подумаешь, лезть на реи! Подумаешь, сто сорок восемь снастей, которые надо находить даже в темноте? Стоять на руле тоже проще простого: право, лево, так держать! Компас не ахти какой сложный прибор. Они всё проходили в училище, отлично подготовлены… Но бравада показная — от желания скрыть волнение. У каждого в душе копошится неуверенность. Каким-то он окажется завтра? Не будет ли хуже других, неловким, смешным? Одно дело изучать вооружение парусных кораблей в классе, другое — работать с парусами на практике. Нельзя опозориться, показать свое незнание и неумение. Ребята засмеют. Прохода не будет от подначки.

…Закончился ужин. Согласно распорядку дня после него полагается отдых. Курсанты разбредаются по судну. Некоторые подходят к мачтам. Украдкой дергают за снасть, поднимают головы кверху, стараются заметить, где закреплен конец, шепчут:

— Дирик-фал, топенант, гордель, фока-брас. — Ничего не разобрать, все перепуталось. Наверху веревочная паутина…

— Петрусь, иди-ка сюда! Посмотри, что это? Фал?

— Сам ты фал. Фал поднимает парус за верхний угол. Ну-ка, подергай. Еще, еще. Так-с… Да, пожалуй, фал.

— Видишь, я говорил! Тоже мне адмирал Нельсон. Тебе шлюпкой командовать нельзя доверить.

— Если хочешь знать, я все вооружение на память помню. Перечислить?

— Нет, ты вот тут на мачте покажи мне, где какие снасти. Что? Не можешь? Трепач…

День проходит быстро. На судне все в новинку. Начинает темнеть. Палуба пустеет. Один за другим спускаются курсанты в кубрик. Сегодня никого не увольняют на берег. Предстоит провести первую ночь на паруснике. На три месяца он станет их домом.

— Знаете, братцы, что таких судов, как наш «Ригель», в Советском Союзе имелось около ста штук, — говорит худенький курсант, лежащий на верхней койке над Троневым. Он свешивает голову вниз и все время крутит ею в разные стороны. — После войны «рыбники» заказали их для перевозки грузов между мелкими дальневосточными портами. И шли они, альбатросы, через океаны своим ходом. Некоторые через Панаму, другие через Суэц.

— Все благополучно дошли?

— Все до одного. Вот какие мореходы, не смотри, что маленькие!

— Заходов, наверное, у них было!.. Валютки заработали на несколько лет вперед, — раздается чей-то голос из дальнего угла.

— Что же дальше с парусниками? — с любопытством спросил Батенин.

— Ничего. Хорошие рейсы делали. У меня там один знакомый матросом плавал на перегоне. Такую травлю разводил, уши развесишь. Рассказывал, как они стояли на якоре в Сингапуре или в Коломбо, уж не помню где. Представляете себе? Темная, тихая ночь. Духота. Вся команда расположилась на открытом воздухе. Кто где нашел место. Мой знакомый, его Валентином звали, лег у самого борта. Видит, из воды высовывается змея. Большая, в руку толщиной. Есть там, в южных широтах, такие водяные змеи, очень ядовитые.

— Смотрите, ребята. Змея плывет… — Валентин не успел закончить фразу, как раздался крик:

— Змея на палубе! — и повар, как был, нагишом, сиганул на мачту. — Вон, вон она! — кричит уже сверху.

Ну, тут паника. Все повскакали. Где, что? Смотрят, а змеища действительно лежит в районе мидель-шпангоута, протянулась через всю палубу, вздрагивает, извивается… Один парень схватил пожарный топор, как ахнет по змее. Она как подскочит. Он топор выпустил из рук и ходу. А тут вышел механик из машины.

— Вы что тут делаете? Мы из льял воду откачиваем мотопомпой, а вы по шлангу топором лупите, дураки.

Оказалось, что черный резиновый шланг был протянут в машину, а они его за змею приняли.

Курсанты захохотали.

— А что, ведь может быть такой случай, верно?

— По-моему, травля.

Затихают кубрики. Реже раздается смех, паузы становятся длиннее. Кое-кто уже уткнулся носом в переборку.

— Тушите свет. Спать! Хватит травить! — кричит курсант Орлов. Он поворачивает выключатель. Кубрик погружается в темноту. Через несколько минут наступает полная тишина. Слышно, как струится вода за бортом. Теперь курсанты будут слышать ее всегда. Ласковую и вкрадчивую, бурную и злую. Всегда.

Тронев дремлет. Медленно ворочаются в голове мысли. В памяти всплыло Зойкино лицо. Чего можно ждать от нее? Сходит с ней в кино, на танцы и, наверное, больше усилий не потребуется. Скучно, обычно…

За обшивкой плескалась вода.

ПОДЪЕМ ФЛАГА

В уши настойчиво врывается звонок громкого боя. Подъем! Так уютно лежать в койке под теплым одеялом. Хоть бы минуток десять еще. Но времени нет. Один за другим вскакивают ребята.

— Скорее, скорее!

Надо подниматься. Быстро умыться и позавтракать, чтобы не опоздать к подъему флага. На парусниках свято чтут традицию. Курсанты, обжигаясь горячим чаем, торопливо жуют хлеб с маслом и тревожно поглядывают на часы. Времени мало, надо торопиться.

«Ригель» и «Алтаир» стоят рядом. На судах все одинаково. Так же толпятся курсанты на «Алтаире» в ожидании подъема флага. Ровно без трех минут восемь на палубах появляются старпомы и почти одновременно командуют:

— На флаг!

Курсанты выстраиваются. Ряды ровные, подтянутые. Они под впечатлением торжественной минуты. К концу практики все будет выглядеть иначе. Ежедневный ритуал поднадоест, к нему привыкнут, курсанты перестанут так ровно держать строй, но сейчас на них любо посмотреть. Первый подъем флага!

— На флаг, смирно!

Бьют склянки. Вахтенный медленно, с достоинством, поднимает флаг. Курсанты застывают.

— Вольно! По работам — разойтись!

Теперь практиканты попадают в распоряжение боцманов. Вот они стоят у фок-мачт, торжественные и невозмутимые. Миша Бастанже надел мичманку с золотым «крабом». В обычные