Пугачев - Абрам Исаакович Гайсинович

уход на вольные земли.

После того, что произошло на Янке, о мирном уходе уже не могло быть и речи. Предстояло пробиваться к воле силой оружия. Предстояло ввести в борьбу уже не маленькую группу доверенных людей, но все яицкое войско. Надо было провозгласить цели движения.

«Што мы едим к Толкачеву собирать народ? Ну, как народ сойдетца, а у нас писменова ничего нету, штоб могли народу об’явить», рассуждал Пугачев и тут же сделал практический вывод:

— Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенечко.

Остановились в поле. Ждали, пока Почиталин писал. Потом он прочитал написанное вслух. Манифест «пондравился больно… и все хвалили и говорили, што Почиталин гораст больно писать».{70}

Приехали на хутор Толкачева. За последние дни Чика-Зарубин показал себя центральной фигурой пугачевского окружения. Он и теперь отправился лично и других людей отправил по хуторам созывать народ к «царю».

Утром на толкачевском хуторе собралось несколько десятков вооруженных казаков, калмыков, татар. Пугачев вышел к собравшимся, привел их к присяге, велел Почиталину ознакомить народ со своим манифестом. С поднятыми руками, в «великом молчании», стараясь не проронить ни слова, слушали пугачевцы. Почиталин читал:

«Самодержавного амператора, нашего великого государя Петра Федоровича всероссийского: и прочая, и прочая, и прочая.

В имянном моем указе изображено Яицкому войску: как вы, други мои, прежним царям до капли своей до крови, дяды и отцы ваши, так и вы послужили за свое отечество мне, великому государю императору Петру Федоровичу. Когда вы устоити за свое отечество, и ни истечет ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей ваших. Будити мною, великим госудрям, жалованы: казаки, и калмыки, и татары. И каторые мне, государю амператорскому величеству Петру Федаравичу винныя были, и я, государь Петр Федаравич, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершин и до усья и землею, и травами, и денежным жалованьям, и свинцом и порахам, и хлебным провиянтам.

Я, велики государь амператор, жалую вас Петр Федаравичь 1773 году синтября 17 числа».{71}

Чтение кончилось. Манифест понравился толпе.

— Поведи нас, государь, куда тебе угодно, мы вам поможем, — раздались восклицания.

По приказу Пугачева развернули знамена, прикрепили их к копьям, сели на коней, двинулись к Яицкому городку. Впереди ехали знаменосцы, за ними Пугачев со свитой, в некотором отдалении — отряд первых пугачевцев.

Начался новый этап в жизни безвестного простого казака из станицы Зимовейской. Началось пугачевское восстание.

СИЛЫ ВОССТАНИЯ

На какие силы опиралось восстание, руководимое Пугачевым?

Во-первых, на яицких казаков, — смелое, свободолюбивое племя. С детства приученный скакать на коне и владеть оружием, привыкший с юности переносить трудности военных походов, яицкий казак в силу всей своей жизненной обстановки привыкал к тяжелому труду и лишениям, закалявшим тело и душу. Двенадцатилетний казаченок уже сопутствовал отцу, брату в рыбном промысле.

Нелегка рыбная ловля на Яике-«Горыныче» и на Каспии. Надо жить в раскинутых на льду войлочных шатрах, плохо защищающих от вьюг и метелей. Нужно работать в ледяной воде, проруби, быть готовым, что отколовшаяся льдина унесет в море. Надолго покидали казаки родные жилища, уезжая на «плавни», рыбную ловлю.

На «плавне» казак переносил и полуголодное существование и напряженный, изнурительный труд. На зимнюю ловлю отправлялись ватагами до трех тысяч человек. В этих экспедициях вырабатывалась привычка к совместным действиям, к взаимопомощи.

На Янке была распространена охота за сайгаками Дикими козами. Охота за этим чутким и быстрым животным — утомительное и трудное занятие. Нужно метко стрелять, терпеливо сносить жажду, страшный зной и духоту. Нужно ползать долгие часы на животе, не поднимая головы, ни на волос не отделяясь от земли, иметь бесконечное терпение и несгибаемую выдержку. Как характерно, что Чика-Зарубин и другие ближайшие сподвижники Пугачева — отменные «сайгачники». Сам Пугачев проводил долгие летние дни на Таловом умете, охотясь за сайгаками; поздно вечером, усталый, перепачканный кровью, он возвращался домой.

В походах, на «плавне», на охоте, в совместном труде и общих лишениях вырабатывались характеры сильных телом и крепких духом яицких казаков. Именно они первыми подали сигнал к восстанию. Их требования имеют общие черты с требованиями задавленных крепостным гнетом крестьянских масс, но отличаются и своими специфическими чертами. Когда Пугачев в первом — манифесте жалует денежным жалованьем, свинцом, порохом и хлебным провиантом, он выражает в основном казацкие нужды, которых также нельзя было удовлетворить без борьбы с крепостническим строем. Но уже в этом первом манифесте видны мотивы, выходящие за пределы чисто казацких интересов, смыкающиеся с общими чаяниями закрепощенных крестьянских масс. Обещание пожаловать и рекою, и землею, и травами поднимало на борьбу с крепостническим режимом весь порабощенный русский и нерусский крестьянский люд царской феодальной монархии.

Основное в восстании Пугачева — это крестьянский протест против крепостной неволи, достигшей в XVIII веке наибольшей тяжести. Помещик сделался почти безграничным властелином крепостных душ. Сама Екатерина II свидетельствовала, что «землевладельцы делают все, что им заблагоразсудится» кроме смертной казни, которая им запрещена.{72}

Помещики получили право ссылать крестьян в Сибирь за разные «предерзостные поступки», отправлять их на каторгу на любой срок. Крепостные окончательно лишились прав юридических лиц: они не могли покупать недвижимость, брать подряды и откупа, заводить суконные фабрики, обязываться векселями и вступать в поручительство.

В 1767 году вышел знаменательный указ. Ссылаясь на «разглашения злонамеренных людей, рассевающих вымышленные ими слухи о перемене законов», он предписывал крестьянам «подобным сему ложным разглашениям ни под каким видом не верить», «иметь к помещикам своим должное повиновение и беспрекословное во всем послушание», и запрещал крепостным под страхом наказания кнутом и отправки в Нерчинскую бессрочную каторгу подавать жалобы на помещиков.{73}

Сама императрица любила говорить о свободе, писать пространные письма французским философам-просветителем, клеймить рабовладение, оплакивать горестную участь крепостных. Это нисколько не мешало Екатерине II подписывать крепостнические законы и раздавать десятки тысяч десятин земли и крепостных людей своим многочисленным фаворитам-любовникам.

Крепостническая практика царицы находила себе «идеологическое подтверждение» в писаниях ее придворных — А. П. Сумарокова и других. «Потребна ли канарейке, забавляющей меня, вольность или потребна клетка, — восклицал Сумароков, — и потребна ли собаке, стерегущей мой дом, цепь? Канарейке лучше без клетки, а собаке без цепи. Однако, одна улетит, другая будет грызть людей… Свобода крестьянская не токмо обществу вредна, но и пагубна».{74}

Рост крепостного права шел рядом с общим ростом крепостного хозяйства. Углубление общественного разделения труда, рост промышленности и связанное с ним увеличение численности неземледельческого населения, усиливающийся спрос на