Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно доставалось непокорным жалобщикам и беглецам. Муромский помещик Муромцев замучил на смерть двух крепостных. Одного за побег с женой и детьми он заморил голодной смертью, посадив «в хоромах за крепким караулом в цепи на стуле», жену его убил побоями, а малолетних сына и дочь бил кнутом, батогами, веревкой и плетью, отчего у мальчика начала гнить спина. Напившись мертвецки, помещик кричал: «Тела вашего наемся и крови вашей напьюсь».{81} Иные помещики устраивали собственные тюрьмы и особые помещения для пыток. Широко практиковалась ссылка в Сибирь. Людей отрывали от жен и детей и гнали их в «злоуполучную страну». Немногие добирались до места назначения. Сибирский губернатор Чичерин констатировал, что из отправленных посельщиков из Москвы и Калуги до Казани едва четвертая часть доходит, а дошедшие до места «все в тяжких болезнях».{82} Оставшихся в живых — отощавших, обносившихся, ждали в Сибири тяжелые повинности, болезни, неурожаи, падеж скота.
Чем круче давил крепостнический пресс, тем энергичнее рос крестьянский протест. При всей отсталости сознания крепостной массы, при всей стихийности и разрозненности крестьянского движения, оно представляло собой огромную угрозу помещичьей монополии на землю и людской труд.
Десятки тысяч крестьян снимались поодиночке и группами с политых их потом и кровью мест и уходили в Сибирь, на низовья Волги, на Дон, на Кавказ, за границу. Беглецов не останавливали ни страшные наказания при поимке, ни поставленные вдоль западной границы форпосты и караулы. Не помогали и многочисленные манифесты с обещанием амнистии и всяческих льгот вернувшимся из побега.
Когда истощалось терпение, крестьяне решались на более активные действия: нападали на помещиков, на их приказчиков, убивали их, жгли усадьбы, уносили дворянское имущество. Сумароков однажды восторженно расписал спокойную жизнь дворян в своих имениях; Екатерина прибавила весьма выразительную фразу: «И бывают отчасти зарезаны от своих»{83}. А 1767 год, как писал современник, даже стал «примечателен в России убиением многого числа господ от их подданных».{84}
Нередко крестьянские бунты принимали такие размеры, что для их подавления правительство высылало крупные воинские силы в полном вооружении, с пушками. Происходили форменные сражения: крестьяне выступали против солдат с рогатинами, топорами, вилами, кидали в них камни, поленья; войско начинало стрелять из пушек. В сражении с взбунтовавшимися крестьянами села Русанова, Алексинского уезда Тульской губернии, было убито шестьдесят три «бунтовщика». Зато в другой деревне Данковского уезда крестьяне разбили на-голову воинскую команду, убили и ранили тридцать солдат.
*
Во второй половине века крестьянские волнения сделались таким распространенным явлением, что Екатерина II сочла нужным ознаменовать свое вступление на престол манифестом, доводившим до всеобщего сведения: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать».{85}
Несколько лучше, чем помещичьи крепостные, жили государственные крестьяне. Они не были крепостными отдельных дворян, зато над ними тяготел гнет казны. Государство брало с них значительные подати и оброки, обременяло рекрутчиной и натуральными повинностями. В некоторых районах государственные крестьяне обязаны были своего рода барщиной — отрабатывать в пользу казны известное количество дней в году. Чрезвычайно страдала от помещичьих насилии и захватов такая группа государственных крестьян, как однодворцы. Однодворцы — мелкие, свободные землевладельцы, потомки служилых людей, которых московское правительство в XVI–XVII веках поселило в южных, тогда еще окраинных, пунктах Государства для обороны и нападения на степных врагов. Однодворцы составляли гарнизоны мелких крепостей укрепленных линии, которые правительств строило как опорные пункты военно-феодальной пенсии (захвата). Они владели небольшими земельными угодьями.
В начале XVIII века границы Российского государства продвинулись далеко на юг. Татары были покорены, их набеги больше не угрожали империи. Старые крепости потеряли боевое значение, и однодворцы из полувоенных людей превратились в крестьян-собственников. Но место прежнего степного неприятеля занял другой враг, шедший не из-за рубежа, а из собственной страны.
То был помещик-крепостник из центральных губерний. Центр государства был уже к началу XVIII века истощен вековой хищнической эксплоатацией земель. Дало себя знать «аграрное перенаселение», вызванное хищнической обработкой земли. В поисках новых плодородных площадей помещик-крепостник устремляется на юг. Он переводит туда своих крепостных, расширяет сферу крепостнической эксплоатации. Но на этих новых для крепостника землях издавна сидели однодворцы. При прямой поддержке правительства начинается беззастенчивый, открытый захват однодворческих земель.
В 1767 году Екатерина II торжественно созвала комиссию для составления проекта нового уложения свода законов. В комиссии заседали и депутаты-однодворцы. В однодворческих наказах и речах слышен сплошной вопль о насилиях и грабежах, о сгоне с земли, о лишении средств к существованию. Вот некоторые факты, оглашенные в комиссии.
В 1766 году в город Верею к однодворцам ехал межевщик. Он вызвал их поверенного, приказал «раздеть и заворотить рубашку и велел бить батожьем, яко сущего злодея при понятых сторонних людях и кинул его на том месте замертво». Помещик Десятов дал межевщику вооруженных людей, с помощью которых земля была отмежевана в помещичью пользу.{86} Всюду, где жили однодворцы, наблюдалась та же картина массового разброда, бегства от помещичьих насилии, нищенства.
Наблюдатель-помещик свидетельствовал в своих записках, что в однодворческих селениях нет «ни улицы порядочной, ни одного двора хорошенького», «ничего у них не достанешь, живут не люди, а бог знает что».{87}
Правительство сверху узаконило помещичьи грабежи, местные власти помогали помещикам. Межевая инструкция 1766 года указала, что однодворческие земли, самовольно занятые лицами других сословий, остаются за захватчиками при условии платежа ими… 5 копеек в год с десятины на содержание ландмилиции. Однодворческий депутат Белгородской провинции сравнивал эту инструкцию с тем, если бы насильника, присвоившего чужой дом, заставили платить «за насильное владение» один рубль пени в год, а он бы сдавал дом в наем за 100 рублей ежегодно.
Однодворцы, осмелившиеся обращаться в суд, «сугубое получили несчастие» — их детей держали в тюрьмах «купно с ворами и разбойниками… за то, что не поступаются собственным своим поместьем и иждивеньем».{88} По мнению белгородского однодворческого депутата, помещик-насильник хуже тайного вора, «ибо крадущий тайно, страшась законов, возьмет у хозяина некоторую часть его имения, а тот обидчик, не взирая на законы и без всякого страха и опасности, через фальшивые сделки отнимает все имения без остатка. Тот, крадущий малую часть, бывает публично наказан и
- Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков - Биографии и Мемуары
- Степан Разин - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский - Биографии и Мемуары
- Степан Разин - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров - Биографии и Мемуары
- Иоган Гутенберг - Владимир Проскуряков - Биографии и Мемуары
- Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - Джеффри Робертс - Биографии и Мемуары
- Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои. О войне от первого лица - Иосиф Сталин - Биографии и Мемуары
- Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца - Артём Сергеев - Биографии и Мемуары
- Как я нажил 500 000 000. Мемуары миллиардера - Джон Дэвисон Рокфеллер - Биографии и Мемуары