Пугачев - Абрам Исаакович Гайсинович

а о спасении основ казавшейся несокрушимой империи.

Не доезжая до Яицкого городка, Пугачев узнал у встречных баб, что без паспорта туда и показываться нельзя. Пришлось повернуть обратно, заехать к Оболяеву — «Ереминой курице». Пугачев ежедневно охотился, беседовал с многими приходящими на охоту казаками, выпытывал о яицких настроениях. Они благоприятствовали пугачевским намерениям.

Пугачев надумал сходить в баню. Совсем не мешало смыть грязь тюремных подвалов, степной пыли. Не мешало и одежду сменить. Пугачев ходил в одной грязной, выпачканной в крови, крестьянской рубашке из толстой холстины, на ногах — худые коты, на голове — колпак из сермяжного сукна.

Истопили баню. Увидев на груди у Пугачева знаки, Оболяев спросил, что это за знаки. Пугачев решил, что Пьянов открыл «Ереминой курице» историю о новоявленном Петре III и ответил, что это Царские знаки. Оболяев усомнился в существовании особых царских знаков, особенно на теле простого казака, он не мог представить себе, что к нему на умет занесло царя. Но Пугачев с жаром начал убеждать «Ёремину курицу» в своем царском достоинстве и довел уметчика до того, что тот начал извиняться и просить «царя не прогневаться на него за простое обхождение». Пугачев милостиво простил недогадливого Оболяева, просил до поры хранить тайну о «Петре III» и обходиться с ним как с простым казаком.

На умете Пугачев открылся и Григорию Закладнову, поручил ему с ездить в Яицкий городок, об’явить надежным людям, что скоро придет царь, избавит их от разорения казачьих старшин и поведет на Кубань.

А в Яицком городке ждали милостивого царя с нетерпением. Он один мог спасти от страшной участи. В конце апреля 1773 года в Оренбурге был получен окончательный приговор над взбунтовавшимися казаками. Приговор требовал: 16 человек наказать кнутом, вырвать им ноздри, выжечь знаки и послать на вечную каторгу в Сибирь, на Нерчинские заводы; 38 человек наказать кнутом, сослать с женами и детьми в Сибирь на поселение, 5 человек — «для смытия пролитой крови» — послать на военную службу без очереди; 25 человек наказать плетьми и распределить по армейским полкам и сибирским гарнизонам. Для покрытия убытков, понесенных во время мятежа атаманами, старшинами, воинскими чинами, взыскать соответствующую сумму «со всех бывших в мятежнической партии». Иначе говоря, все население Яицкого городка должно было ждать наказания. Казнь виновных была произведена на казачьем кругу и произвела на очевидцев гнетущее впечатление. Сто сорок четыре человека, мужчины и женщины, отправились в Сибирь. Раскладка штрафной суммы производилась по указанию старшин так, что вся тяжесть уплаты легла на бедных казаков.

Публичная казнь в XVIII веке: клеймение и вырывание ноздрей

Со старинной акварели

По городку поползли слухи, что на Таловом умете появился государь. Выполняя поручение Пугачева, Закладное поехал в Яицкий городок и ввел нескольких казаков, в курс дела. Группа казаков, во главе с Караваевым, отправилась на оболяевский умет, желая увидеть «царя».

Пугачев, вошедший в роль, принял их с императорским достоинством. Казаки стали перед ним на колени, царь допустил их к руке. Потом они изложили все свои жалобы на старейшинские злоупотребления, на тяжесть военной службы, на принуждение к бритью бород. Казаки заверили Пугачева, что войско примет его с радостью.

— Ну, детушки мои, — воскликнул Пугачев, — соколы ясные, смотрите же, не покиньте вы меня; теперь у вас пеший сизый орел, подправьте сизому орлу крылья; сумею я вас нарядить и разрядить.

— Только не покинь ты нас, надежа-государь, — отвечали казаки кланяясь, — а мы с яицким войском все, что вы не прикажете и не потребуете, сделаем.{67}

Беседа кончилась тем, что и Пугачев и казаки прослезились.

Оставалось написать указ войску. Но среди собравшихся грамотея не нашлось. Не знал грамоты и Пугачев. Он отпустил казаков и на прощанье поручил им разносить молву о царе осторожно, сообщать о нем только надежным, людям, чтобы не проведала старшинская сторона.

Пугачев немедленно поехал в один из иргизских монастырей искать писаря. Поиски были неудачны: он не только не нашел грамотея, но, опознанный одним из прежних знакомых, еле ушел от погони, скрывшись в дремучем иргизском лесу.

Бросается в глаза, с какой осторожностью подготовлял Пугачев свое выступление. Он разглашает молву о «царе» только самым надежным людям. Он принимает все меры, чтобы зажиточная казацкая верхушка, атаман, старшины не узнали о готовящихся событиях. Он вербует сторонников поодиночке и только таких, в которых он мог быть твердо уверен. Действуя конспиративно, Пугачев не торопится в Яицкий городок, где по улицам сновали войска, хватая всех подозрительных.

Казаки тоже не торопятся валить толпой к новоявленному государю и тщательно выбирают пункт, где бы лучше всего собраться войску. Отвергается сбор на камелях — верстах в двадцати ниже Талового умета: близко проходит большая дорога, по ней двигаются разные люди, шагают войска. Враг слишком скоро узнает о бунте, пресечет его в самом начале. По этой же причине отвергли устье Таловой речки.

Но сбор войска — дело близкого будущего. Пока же расширяются связи между Таловым уметом, где сидел Пугачев, и Яицким городком. Связи эти на-налаживаются пока что тоже с большим отбором и осторожностью. Характерно, что будущий глава пугачевской «военной коллегии» Чика-Зарубин, пользовавшийся славой болтуна, был представлен Пугачеву лишь после категорических настояний и клятвы перед образом, что он не разболтает об «императоре».

Пугачев держался чрезвычайно умело. В дни, предшествовавшие восстанию, Пугачев беседуя пока с немногочисленными верными казаками, неизменно поднимал разговор о горестном казацком житье-бытье. Он рассказывал о бедствиях, которые ему самому пришлось перенести из-за бояр, лишивших его царства, о долголетних странствованиях по разным странам. Кончались эти агитационные разговоры неизменным вопросом: примут ли его казаки, пойдут ли за ним? Простой казак Емельян Пугачев великолепно сознавал всю трудность и опасность задуманного предприятия, пошел на рискованное дело, лишь тщательно выяснив возможные шансы на успех.

Он вел себя очень просто. Не требовал, когда это не нужно было, внешних проявлений почета, не настаивал на низких поклонах, садился запросто рядом с казаками, запросто беседовал с ними. С самого начала самозванства Пугачев подчеркивал свое резкое отличие от прежних царей: «Доселе отцы ваши и деды в Москву