Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начдив помолчал, потер усы, погрыз холодную трубку.
— Мы выйдем на возвышенность, пожалуй, в районе Ахунова и Насибаша — и я хотел бы знать: где противник и сколько его?
— Хорошо, товарищ Эйхе, — кивнул командарм, — главные ваши просьбы разумны, и мы выполним их. Кое-что уже сделано: патроны, снаряды, продовольствие получите нынче вечером. Что же касается проводников, то в полках — сотни уральцев, в том числе уроженцев тех мест, по каким течет Юрюзань. Поищите — и вы найдете людей, знающих глухую, западную часть реки.
Тухачевский повернулся к Белицкому.
— А что скажете вы, Марк Семенович?
Наштадив бросил взгляд на карту командарма, в средней части которой желтело изображение Каратау, сказал:
— Сама по себе идея проникнуть в тыл неприятеля через «черный ход» не вызывает, конечно, возражений. Напротив, рейд сулит выгоды, которые сейчас трудно поддаются учету. Значит, обсуждать следует не замысел, а способы его претворения в жизнь.
По Юрюзани пойдет колонна длиной в двадцать верст. Она отправится в глушь каньона без походного охранения и специальных инженерных частей. Это немалый риск, все надо продумать до мелочей, и я хотел бы знать, сколько нам надо на подготовку?
Выслушав ответ Тухачевского, Белицкий усмехнулся и покачал головой.
— Немного, особенно если иметь в виду, что это, может, единственная в своем роде операция гражданской войны.
— Позвольте вас в этом случае, — заговорил командарм, — подкрепить рядом соображений в пользу плана. Рассмотрим прежде всего положение белых. Еще и еще раз оценим их позиции.
Итак, о чем говорят факты? На важнейшем, кратчайшем и опаснейшем для Колчака направлении — Бирском тракте на Златоуст — поставлен самый слабый в Западной армии Уральский корпус. Напротив, сильнейшее соединение адмирала — Уфимский корпус — выведен в глубокий резерв и пребывает в пяти переходах от линии боя. Именно в глубине Уфимской возвышенности расквартированы и пополняются 4-я и 12-я пехотные дивизии и печально известная Ижевская бригада генерала Молчанова.
Чем же заняты главные силы Западной армии? Да ничем. Корпус Каппеля и 8-я Камская дивизия из Уфимского корпуса бездействуют близ реки Уфы, и это позволило нам снять оттуда две наши дивизии и заменить их всего лишь двумя бригадами — стрелковой и конной.
План Колчака виден невооруженным глазом. Это план обороны. Значит, адмирал заранее отдает инициативу в наши руки. Он, вне сомнения, видит свою задачу в том, чтобы задержать нас у хребта, пользуясь выгодами горных кряжей и дефиле. Выполняя намерение, белый главнокомандующий постарается укрепить Уфимский корпус, подождать резервы из глубоких сибирских тылов, а там уж действовать в зависимости от обстановки.
Подчеркиваю еще раз: это план обороны. Более того — план п а с с и в н о й обороны.
Но, может быть, я благодушно настроен? Нет, группировка белых войск не отвечает замыслу энергической защиты. Будь у Колчака такая концепция, он пытался бы возможно большие силы держать у линии фронта, нащупать слабые места наступления (вы знаете: их немало) и атаковать нас, мешая перегруппироваться для решающего удара.
Но, даже обороняясь пассивно, Колчак делает несколько грубых ошибок. Раз уж решено обороняться, следовало оставить на линии фронта тонкий кордон, а основные силы вывести в резерв армии. Тогда, определив направление нашего главного удара, адмирал сумел бы его парировать силами упомянутого резерва. Вместо этого он разбросал войска, скучив их у Аша-Балаши и, вероятно, в районе Тастубы и Дувана… Нет, я не вижу в такой обороне ни ума, ни смысла.
В прямой связи с этим не могу не сказать о преимуществе наших командных кадров перед офицерами Колчака. Действия белых громко свидетельствуют: они не умеют маневрировать глубокими резервами; у них разноголосица, разнобой армейских групп, атаманщина, бонапартизм. Вот всего лишь один, но красочный пример. Сейчас, когда левый фланг Сибирской армии Гайды трещит под давлением наших дивизий, вся Западная армия, находящаяся перед фронтом 26-й и 27-й красных дивизий, блистательно бездействует.
В Красной Армии нет ничего похожего на эту бестолковщину. Здесь твердая, определенная военная система, четкая координация боевых действий, установление ударных фронтов, подталкивание отстающих, жесткая борьба с малейшими признаками партизанщины. Всюду — могучая воля Ленина, и армия дерется за понятные всем труженикам лозунги — «За землю, за фабрики, за лучшую жизнь!»
Далее. Только четверть трехсоттысячной армии неприятеля находится на фронте, остальные три четверти болтаются в тылу.
Настроение противника следует характеризовать как весьма неустойчивое. Войска, потрепанные в предыдущих боях, постоянно оглядываются на малочисленные проходы через Уральский хребет, боясь окружения и удара по своим тылам. В белых дивизиях множество людей, ненавидящих Колчака, не верящих ему. Это, прежде всего, акмолинцы и минусинцы после подавления их восстания. Они массами переходили и переходят к нам, давая все необходимые сведения о своих бывших частях.
Конечно же, на уральца у адмирала еще меньше надежд! Это — особый тип русского человека. Уралец внешне суров, малословен, но он — добрая душа, как всякий сын труда, знающий, почем фунт лиха и насущный кусок хлеба. Его характер выкован беспрестанным трудом, огнем его печей и кузниц, кнутовьем Демидовых и Расторгуевых, каменной горбатой его землей.
К разговору присоединился Смирнов.
— Кстати, не забудьте, товарищи: мы идем теперь по земле башкир, и они требуют от нас уважения и забот, ибо незнание их души, их труда и богов — почва для обид, которых не должно быть. Простите, Михаил Николаевич, я перебил вас. Прошу, продолжайте.
— Напротив, Иван Никитович, Мы вместе постарались нарисовать образ уральца. Теперь, естественно, о коммунистах Урала.
Война — это всегда жертвы, и, к нашей величайшей беде, партийному подполью Урала нанесен ужасный удар. Весной этого года провокатор выдал руководителей челябинских коммунистов, и многих из них зверски казнили в уфимской тюрьме. Такая же трагедия потрясла Екатеринбург. Разумеется, подполье восстановлено, но все же… все же…
У нашей армии, конечно же, прочные связи с партийными людьми края. И потому именно мы не можем допустить ошибки, забыв о классовой стратегии войны. Вот о чем она говорит. Мы толковали с вами о трудностях нашего прорыва вдоль железной дороги Уфа — Златоуст. Но разве можно запамятовать — этот путь идет по славным рабочим местам, где встретят нас любовь и помощь. Не потому ли Каппель то и дело озирается на свой тыл и выделил из корпуса целую дивизию и несколько иноземных отрядов для охраны коммуникаций. Более краткое и удобное направление на плато по Бирскому тракту — увы! — таит для нас известные опасности: здесь, в станицах, немало противников Советской власти.
— Мы учитываем это, — заметил Гончаров.
— Настоятельно обращаю внимание комиссара на следующее обстоятельство, — снова вступил в разговор Смирнов. — Полки будут наступать в глуши отвесных скал Урала, во мраке горной тайги, и только рев зверей и тревогу птиц услышат наши люди на этом многоверстном пути. Нет соседей, нет охранения, и мгла неизвестности впереди, — такое не всем по плечу, и слабые люди могут настроиться на похоронный лад. Это касается в первую очередь новобранцев, и вам поручается, Николай Кузьмич, пояснить бойцам, куда и зачем они идут и ради чего, возможно, принесут жертвы. Ибо дух людей — единственное, что поможет им одолеть каторжную дорогу и частокол вопросов.
Гончаров кивнул головой, молча записал несколько фраз в тетрадку и откинулся на спинку стула.
— Я совершенно уверен, что нам удастся Златоустовская операция, — продолжал командарм, убедившись, что член РВС больше не собирается говорить. — Но для того, чтоб совершился полный успех, вы, Генрих Христофорович, и вы, Марк Семенович, должны вывести свои колонны на плато, а затем — к станциям Кропачево и Мурсалимкино. А начальник 27-й дивизии свои войска — к станции Сулея.
И Тухачевский, и Смирнов видели, что краскомы 26-й дивизии, пожалуй, уже поверили в успех рейда, и все же в их глазах читались сомнения.
И, словно подтверждая эту догадку, Эйхе спросил:
— Как относятся к прорыву по Юрюзани комвост и штафронт?
— Они знают наш план в деталях и верят в него, — ответил командарм. — В десятых числах июня я говорил с товарищем Каменевым по прямому проводу и привел расчеты рейда. Речь шла о реке Уфе, точнее — о том ее участке, где есть ряд полуостровов, способствующих форсированию водной преграды.
Как только дивизии нашего левого фланга перепрыгнут Уфу, начнется наступление по Юрюзани и Бирскому тракту. Конечно же, командующий фронтом испытывает волнение за успех сложного и рискованного марша по долине реки.
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза
- Жизнь и судьба - Василий Семёнович Гроссман - О войне / Советская классическая проза
- Рассказы о русском характере - Василий Гроссман - Советская классическая проза
- Лебеди остаются на Урале - Анвер Гадеевич Бикчентаев - Советская классическая проза
- Голубые горы - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Земля Кузнецкая - Александр Волошин - Советская классическая проза
- В теснинах гор: Повести - Муса Магомедов - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Плотина - Виталий Сёмин - Советская классическая проза