Годы в огне - Марк Гроссман

Как только дивизии нашего левого фланга перепрыгнут Уфу, начнется наступление по Юрюзани и Бирскому тракту. Конечно же, командующий фронтом испытывает волнение за успех сложного и рискованного марша по долине реки.

Впрочем, его депеша со мной… Одну минуту…

Командарм достал из планшета телеграмму, пробежал глазами ее текст, прочитал главные места вслух:

— Вот… Номер ноль тридцать девяносто один… Из Симбирска…

«Считаю долгом напомнить вам о необходимости самого тщательного налаживания связи и тыла для колонны, направляемой вдоль Юрюзани… Комфронта С. Каменев. Член РВС Лашевич… Начштаба Лебедев».

Спрятав телеграмму в сумку, командарм спросил, есть ли вопросы, и, узнав, что нет, передал начдиву приказ на рейд № 229/Н, требующий от полков «крайнего напряжения сил».

— Я совершенно верю в успех, — повторил он свою мысль, пожимая краскомам руки.

Уже через минуту Тухачевский и Смирнов быстрыми шагами направились к машинам, где ждали шоферы и охрана.

Вскоре за каменистым поворотом дороги растаяли звуки моторов, и Эйхе сказал с легким вздохом:

— Ну, что ж — за работу, товарищи…

* * *

Еще не успела осесть пыль, поднятая автомобилями, на которых уехали Тухачевский и его спутники, а в штаб дивизии начали собираться командиры бригад и полков, комиссары и начальники штабов и служб, снабженцы, врачи.

Офицер мировой войны Эйхе знал окопную и кочевую жизнь действующей армии не по бумажкам. Выпускник Петергофской школы прапорщиков, он с августа пятнадцатого года мотался по дорогам сражений, командуя то пешей разведкой, то пулеметной командой, то взводом пехоты. В конце октября семнадцатого года штабс-капитан Эйхе стал председателем военно-революционного комитета полка.

Короче говоря, Генрих Христофорович понимал и умел выполнять приказы, нравятся они или нет, с той особой напряженной тщательностью, которая отличает фронтовика. Ибо в бою всякая небрежность или равнодушие, как известно, имеют почти всегда один исход — кровь.

Еще молодой коммунист (он вступил в партию в декабре семнадцатого года), Эйхе уже отменно знал силу большевистского слова. Потому, обсудив все военные вопросы, устало кивнул Гончарову:

— Твой черед, Николай Кузьмич.

Комиссар поднялся с места. Сказал:

— Все помнят, какое значение придает Владимир Ильич Уралу. Ленин требует вернуть Республике край до зимы.

В противном случае Красная Россия погибнет, и мы будем отвечать перед историей за ее гибель.

Из этого следует только одно: каждый боец обязан усвоить жесткую истину: он лично, именно лично, отвечает за будущее.

Никаких розовых красок, никакого подслащивания в разговорах с людьми. Весь путь — смертельная опасность, и мы измотаем свои силы до предела, мы будем мечтать о сне, только мечтать. Мы должны вынести и вынесем это, ибо грандиозна цель, указанная нам.

Каждый боец должен подготовить себя к исполнению долга. Смерть или победа, иного нам не дано. Смерть или победа!

Это все, что надо сказать.

— Немедля в части, — распорядился начдив. — Через три дня — рейд.

ГЛАВА 7

В ГЛУШИ ОТВЕСНЫХ СКАЛ УРАЛА

26-я дивизия Генриха Эйхе нетерпеливо готовилась к прыжку через реку Уфу и выходу на Юрюзань. Красным предстояли — никто не сомневался — встречные бои, неизвестность, изнурение маршей, ночи без сна и еда на ходу. Люди, кони, винтовки, пушки, боеприпасы, плоты, лодки — все было, как пружина, сжатая до предела в ружье бойца.

В свое время штабы армии и дивизии условились: форсируя Уфу, они запутают Колчака ложными переправами и именно к ним постараются притянуть главный белый огонь.

Имитация переправ у деревень Тураевой и Каганского была тяжелым и рискованным делом. Для того, чтобы дивизии Каппеля поверили в красный бросок именно здесь, Эйхе обязан был сосредоточить на этих берегах немалые силы и послать их через реку почти открыто. А такие подлоги всегда окрашивают кровью гребни военной воды. Но еще важнее было узнать, не зря ли они, жертвы ложных переправ, то есть поддался ли на обман неприятель?

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня шесть полков дивизии и кавалерия начали бросок. Пушкари 26-й непрерывно терзали снарядами восточный берег, в который зарылись дивизии Каппеля. С особой силой грызла артиллерия белую оборону напротив Каганского и Тураевой, наводя противника на мысль, что именно здесь главный удар большевиков.

Цена ложных переправ хорошо известна фронтовику всякой войны. Здесь все не так, как в обычном бою; чем больше ты притянешь к себе войск и оружия, чем пристальнее, важнее и тревожнее внимание чужих к тебе, тем лучше замыслу и победе. Ибо, вызвав огонь на себя, ты исключаешь солдат врага, его снаряды и пули с того участка, где совершится главный прыжок.

И белые, и красные отменно знали реку Уфу, разделявшую их. Самый крупный приток Белой, она мчится на юг меж крутых утесов, в щетине пихт, елей и сосен, в округлой зелени душистых лип и берез.

Всюду на пути наступающих темнели провалы карста, исчезали в промоинах известняков и доломитов речки и ручьи. Однако теперь на всю эту прелесть природы глядели глазами наступления и главного вопроса: как очутиться на восточном берегу ценой самой малой крови?

Почти везде левый берег господствовал над правым, и белые, чай, благодарили бога за эту выгоду. Глубина Уфы порой достигала трех, а ширина в низовьях — ста пятидесяти сажен, что опять же было на руку белым.

Именно потому с большим тщанием искали красные штабы место истинной переправы. Выбор пал на клочок Уфы возле деревеньки Айдос, где река то и дело меняла ход, образуя полуострова, подходящие переправе. Место это было рядом с хуторком Усть-Юрюзань, то есть прямо выводило в долину рейда, как о том нетрудно догадаться по названию малой кучки изб.

Наконец на землю опустилась черная июньская ночь, вода в Уфе стала остывать, и громадные звезды предгорья вздрагивали над головой.

Казалось, никто и ничто не нарушит теплой тихой темноты в эту благословенную пору лета. Даже ночные птицы и звери молчали, точно в осознанной тревоге вслушивались в звон беззвучия.

И в этот густой дремотный час у Каганского и Тураевой резко ударили пушки, и красные батальоны бросились в воду. Плоты и лодки открыто пошли к левому берегу, а в оврагах продолжали скапливаться пехота и полковая кавалерия.

Эйхе, Гончаров и Белицкий, много часов назад оставившие Явгильдино, где стоял штадив, поднялись на одну из редких высот правого берега. Они с напряжением вслушивались в звуки боя, пытаясь по ним определить, пошел ли противник на поводу у наступающих, приняв Каганский и Тураеву за главные переправы.

Пушки сначала стреляли залпами всюду, где белые могли ждать красных. Но вот постепенно все ощутимее огонь стал усиливаться на севере и юге участка, у ложных переправ наступления. И одновременно выстрелы слабели в центре участка, у деревеньки Айдос, где Тухачевский наметил прыжок через Уфу.

И вот уже все полки всеми средствами связи сообщили начдиву: в ряде пунктов противник снимает силы. В этом перечне значилась и та самая деревенька близ устья Юрюзани.

Но даже и теперь Эйхе не стал сломя голову мчаться на приступ. Он подождал еще полчаса и, лишь совершенно убедившись, что Каппель обманут, приказал войскам начинать схватку.

Тотчас кинулся в воду 228-й Карельский полк, краса и гордость 5-й красной армии. Он первый, смешав свою кровь с кипением Уфы, зацепился за левый берег врага. Но это был еще далеко не выигрыш боя: в скалах востока гнездилась, будто язвы, многоярусная оборона. И колчаковцев приходилось в прямом смысле слова выковыривать из окопов и траншей штыками.

Через сутки боя все полки 1-й бригады форсировали Уфу и кинулись на 11-ю пехотную дивизию Каппеля. Сбив ее с позиций, они перемешали отступающих с их соседями из 1-й и 6-й дивизий, совсем лишив генералов возможности управлять боем. Карельцы, которых вел новый командир полка Витовт Путна, многократно бросались в рукопашный бой, ибо все они помнили, что надо спасать свою 2-ю бригаду: она форсировала Уфу у Каганского, на виду у противника, и попала под сосредоточенный удар двух дивизий Каппеля.

Эта бесстрашная бригада уже изнемогала от огня и штыков неприятеля, когда Путна привел свой полк к ее полю боя.

Колчаковцы дрогнули, стали пятиться, и тогда красные пошли в штыки.

Двадцать шестого июня Эйхе вывел обе свои бригады к Абдулино и вышел к Юрюзани: первая часть задачи была выполнена.

А тем временем его северная соседка — 27-я стрелковая дивизия Александра Васильевича Павлова, обойдя врага, ждавшего ее у Караидели, форсировала Уфу возле Уразбахты и, повернув на юго-восток, устремилась к Апрелову. Таким образом, и Павлов оказался на главной своей магистрали: деревенька стояла на Бирском тракте. Отсюда 27-й надлежало спешить к селу Дуван, близ которого, по сведениям агентурной разведки, наступающих ждал потрепанный Уральский корпус.