Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

Конечно, он должен был быть таким, не так ли? Например, был случай в Тарике, когда чарисийский снаряд разорвался так близко, что у него целую пятидневку звенело в голове. Или в первый раз, когда он вступил в бой, услышал свистящий звук винтовочных пуль, просвистевших мимо, глухой удар, когда они нашли цель, а затем крики, кровь, корчащиеся от боли люди, которых он знал и тренировался с ними бесконечные месяцы. Это было плохо.

Но эти страхи стали старыми друзьями. Они не исчезли только потому, что человек выжил. На самом деле, в некотором смысле они стали еще хуже. Но это были… известные количества. Они не подкрадывались к человеку сзади, не заставали его врасплох, когда он не смотрел. Уже нет. Но это..!

Он оглядел переполненную церковь. Это был не собор, но она была больше, чем любая церковь, которую он когда-либо посещал в Томасе до джихада. Ее витражи были намного красивее и величественнее, чем те грязные окна, с которыми он вырос, как и мозаики Лэнгхорна и Бедар. Дома лучшее, что удалось местному художнику, было почти карикатурным по сравнению с этим. Теперь у него действительно было ощущение, что архангелы смотрят на него сверху вниз, но они казались менее осуждающими и более приветливыми, чем когда-либо в горах его родины. Может быть, это было потому, что он знал, что священник, чья это церковь, не встанет на сторону местного барона, когда тот решит утащить какую-нибудь крестьянскую служанку для своего удовольствия.

Его взгляд переместился на молодого человека, стоящего слева от него, когда эта мысль пронеслась у него в голове. Тэнгвин Сингпу никогда не простил бы того, что мужчины сделали с его дочерью, но Бог дал ей мужа, которому было все равно, что ее передавали от мужчины к мужчине, чтобы использовать и издеваться над ней ради их удовольствия. Который любил свою незаконнорожденную дочь так же сильно, как любил сына, которого она ему родила. Так что, возможно, отец Ингшвэн и Яншвин были правы. Может быть, то, что было у Бога на уме, имело большее значение, чем то, что Мать-Церковь позволила случиться.

Он посмотрел направо.

Чжоухэн Хусэн выглядел таким же нервным — и таким же неуместным в своей сшитой на заказ тунике, — как и чувствовал себя Сингпу. По крайней мере, Яншвин поддержала его, когда тот уперся и настоял на том, что родился крестьянином и будет одеваться как крестьянин. Возможно, зажиточный, преуспевающий крестьянин, но все же крестьянин, без искусно скроенной туники или причудливой шляпы дворянина или даже сквайра, такого как Миян Джингдо. Не то, чтобы ему удалось полностью противостоять этому. Его «крестьянская» туника была сшита из более тонкой ткани, чем у него когда-либо была, и вышивка на ней была невероятной. Он никогда не представлял себе ничего подобного! Это было слишком великолепно для таких, как он, и на его создание у Яншвин, мадам Джингдо и по меньшей мере полудюжины других женщин Жутияна ушло несколько часов работы.

Конечно, он спорил с этим. У них были дела поважнее, на которые можно было тратить свое время, чем пытаться приукрасить такого потрепанного старого крестьянина, как он, и он сказал им именно это. Но он также отступил, потерпев позорное поражение из-за вызванного им возмущения. Они настояли на своем и ясно дали понять, что не потерпят никакого неповиновения с его стороны. И когда он прокомментировал это Яншвин, озадаченно качая головой, она только покачала головой и улыбнулась ему сквозь блеск непролитых слез.

— Нет, — сказала она. — Не думаю, что ты понимаешь, почему это так важно для них, не так ли? — Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в обветренную щеку, затем прислонилась щекой к его груди. — Знаешь, я тебя очень люблю, — сказала она, и после этого вся эта вышивка и вся эта суета его совсем не беспокоили.

Но теперь..!

— Перестань ерзать, Тэнгвин! — прошипел Хусэн ему на ухо. — Ты выглядишь так, как будто у тебя в штанах муравьи!

— Я не ерзаю! — прошипел он в ответ.

— Еще как!

— Нет!

— Да!

— Я..!

— Вы оба заткнитесь, — строго сказал отец Ингшвэн. Они быстро посмотрели на него, как провинившиеся маленькие мальчики, и он покачал головой. — Бывают времена, когда я предпочел бы пасти ящерокошек, чем вас двоих, — продолжил он тихим голосом, который никто не мог расслышать из-за фонового шума разговоров, наполнявших Сент-Сэнчжанг. — Если бы я не знал, как это разозлит Яншвин, я бы вышвырнул вас обоих из моей церкви, и вы бы не вернулись в нее без по крайней мере пятидневного покаяния!

— Он начал это, — пробормотал Сингпу.

— Ни… одного… слова… больше, — прорычал отец Ингшвэн, но его губы дрогнули на грани улыбки.

Сингпу кивнул и вместо этого начал теребить манжеты своей туники. Он не знал, почему так долго, но, казалось, так всегда получалось. Когда он женился на Шучинг много лет назад — Боже, неужели им обоим действительно было всего по шестнадцать? — Тогда она тоже опоздала. Был ли это какой-то заговор? Традиция, в которую никто не посвящает мужчин? В крошечной, убогой часовне, в которой они с Шучинг обменялись клятвами без участия духовенства, в тот день было холодно и ветрено. Он вспомнил, как пылали ее холодные щеки, как она куталась от холода, как она улыбалась, когда они вдвоем обещали архангелу Бедар, что будут любить и лелеять друг друга.

И так оно и было, пока могущественное воинство не забрало его у нее. Пока она не умерла, а он был за полконтинента отсюда. Вспомнившееся горе, гнев, ненависть к себе снова на мгновение подступили к его горлу,