О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский

всего 17 тыс. книжных магазинов – это на все города и деревни. До трети книг в библиотеках никто никогда не взял и не читал. Как был в России культурный слой, так он и остался, никак не расширился. Есть книжники, эрудиты, но их крайне мало, а всё остальное – пошехонье, умеющее читать и писать, но в основном потребляющее культуру исключительно через телеящик…

1 сентября

Во второй раз не попадаю в Париж: в 1979 году в Радиокомитете из-за Банана, из-за его начальственного гнева, и мою характеристику не стали утверждать на парткоме, и вот в 1986 году: так и не попал из резерва в основной состав группы. Никто не заболел, не отказался, не раздумал, – все 30 человек едут. А я во второй раз в пролёте. И мимо Булонского леса, и Елисейских Полей. Нет так нет, и он ставил заплаты на брюки и на жилет, – как говорится в «Рыжем Мотэле». Можно утешаться и наподобие польского пёсика Фафика, который советовал: «Махни на всё это хвостом». Конечно, махну, но всё же обидно. Так хотел в Париж!..

Поедет какая-то мамзель, а по возвращении будет закатывать глаза и говорить: «Париж – это я вам скажу…» Дальше последует длительная пауза и ничего она толком не вспомнит. А я в писательском раже уже написал большое эссе о Франции – об истории, о французской литературе, о кино, о живописи… написал, и всё впустую? Потешил самого себя?..

Пришёл домой и на нервной почве съел огромную тарелку щей с краюхой свежего хлеба. Глубоко вздохнул и сел за пишущую машинку. Осталось написать мемуар: «Как я не побывал во Франции…»

Комментарий спустя годы. Впервые в Париже мы побывали с Ще в 1995 году на автобусе из Дортмунда – после ночного переезда мы въехали в Париж в 8.15, если быть предельно точным, и провели там целый день до 5 апреля позднего вечера. А потом ещё несколько раз были в Париже: по туру, по заказанной гостинице и в доме Эдуардо на берегу Сены (2004 и 2005). Итого: 5 раз. Реванш за первые две неудачи. Исправление исторической несправедливости…

7 сентября

Сегодня утром группа улетела в Париж, а мы с Ще отправились на Ленинградский рынок (лук – 2 рубля, помидоры – 1 рубль, яблоки по 70 копеек). Но что моё разочарование? Вот произошла трагедия с пароходом «Адмирал Нахимов». На 4 сентября 116 утонувших. Многих продолжают искать… Дочитал «Плаху» Айтматова, до Достоевского далеко, но всё же…

Накапливаются интересные вырезки, материалы идут косяком, надо всё прочитать, систематизировать, обработать, приготовить для своего Календаря. Растут бумажные горы – зашиваюсь. А ещё книги, журналы…

12 сентября

9-го что-то произошло с правым глазом – какие-то всполохи. Пошёл к врачу. Стали колоть стекловидное тело и принимаю таблетки. Глаза – это всё. Молю Бога, чтобы не стало хуже. Ще то и дело спрашивает: «Не сверкает?!.» А на работе пошли гранки. Читаю – и всё плывёт…

18 сентября

Продолжаю хождение по врачам, был в Институте Гельмгольца. Сказали: береги левый глаз, он ведущий, а правый – совсем плохой. Ну, и разное лечение… Сначала у меня был шок, а потом как-то приспособился. Как, наверное, с костылём: сначала ужас, а потом человек ловко начинает скакать на костыле. Природа наделила человека высокой приспособляемостью и пластичностью.

14-го с Ще побывали на Крымской на экспозиции русского авангарда из частных коллекций… Ездил в УБХСС МВД СССР вытаскивать от них статью (3-й отдел – торговля и потребкооперация). Серьёзная организация. Все в штатском, все подтянутые, поджарые, как борзые, и всего тебя глазами ощупывают…

Рассмешила Ще, её подруга по работе Эльвира спросила: «Сюрреалисмус – он что, прибалт?»

21 сентября

Есть такая песенка, в которой говорится, что если от тебя уходит жена, «то неизвестно, кому повезло». Кажется, подобное произошло и с Францией. Я очень отчаивался, а как себя чувствует группа советских журналистов? Шесть взрывов сотрясли Париж, первая бомба взорвалась 9 сентября, шестая – 17-го у универмага «Тати», куда я собирался зайти. Заголовки газет: «Париж: тревожный сентябрь», «Страх над городом». Усиленные наряды полиции, пожарные машины, кареты «скорой помощи». «Голоса» сказали, что Париж напоминает прифронтовой город. «Либерасьен» заявила: «Враг у дверей». А «Матэн»: «Наши генералы проявили полную неспособность выиграть первые сражения…»

Комментарий. Нам тогда, в 1986 году, всё это было в диковинку, но террористические акты нагрянули и в Москву, и не раз, – и тоже был шок и неспособность властей предотвратить взрывы и защитить людей… (28 апреля 2010 г.)

Какую-то группу архитекторов вернули обратно. Когда начало взрываться, наши сидели в гостинице и смотрели на происходящее по телевизору, боясь выйти на улицу, – вот и все удовольствие от Парижа…

А что в стране родимой? Возродили программу КВН. Пишут о московской торговой мафии. В «ЛГ» остро выступил Александр Гельман. Чем закончилось великое революционное учение? Бюрократизмом, кормушками, массовым уходом интеллигентов в сторожа… никакого состязания личностей, а одна уравниловка… пресловутый «вал» породил целое поколение начальников-приписчиков…

В «ЛГ» подборка писем Александра Куприна. «Я уныл, беден и зол». 13 августа 1926 года: «Ах, кляну себя, что, про запас, не изучил ни одного прикладного искусства или хоть ремесла. Не кормит паршивая беллетристика…» И в итоге: «Нам остаётся обматериться и замолкнуть…»

26 сентября

Конфликт на работе. Фишер бездарно сделал репортаж о торговле кооператоров на московских рынках, Фомин попросил меня его переписать. Я сделал, и получился вполне симпатичный текст. Фишер на меня обиделся и обозвал «передовиком»: «Ну, ты у нас ведь передовой работник!» Мне оставалось одно: послать его на три буквы. Когда-то Фима плавал кочегаром на торговом судне, а потом пошёл в журналистику, не имея на то никаких способностей. Кочегар-редактор. Плюс неудачная личная жизнь. Живёт один с канарейкой. Отсюда истерики и стрессы…

30 сентября

Посмотрели фильм «Письма мёртвого человека». Вроде бы всё неплохо – и режиссура, и игра актёров, и музыка, – но лично мне не хватало натуральности ужаса и страданий – в фильме всё же излишне много картонности. Страхи лишь обозначены: говорят макеты, лица актёров всего лишь загримированы под страдания, всё как-то ненатурально… И концовка: дети выползают из бункера и бредут утиной стаей, держась друг за друга, и есть уверенность, что добредут до уютного мирного дома, а там их обогреют и накормят. И никакого Брейгеля, у которого слепые обязательно упадут в бездну… Наши ужасы – это как бы чуть-чуть. Неслучайно кто-то из кинематографистов заметил: «Ужасы показывать вообще не надо…»

А вчера по ТВ показали