Неопалимые - Сергей Ильичев

На одной из телег сидел Никита, два верховых боярина и несколько стрельцов.

– Молодец, Никита! – сказал боярин Охлопков. – Это надо же такое удумать, чтобы крепость по полю гуляла!

– Я видел, как у ихнего мурзы глаза на лоб полезли… – весело отозвался на разговор стрелец Федор Пущин.

– Пусть гуляет, – нехотя отозвался Никита. – Лишь бы татар к Москве не пустить.

Сказал и задумался.

– Никита! – вдруг раздался зычный голос.

Он обернулся и увидел Савву. Монах был в рясе, опаленной огнем, и с саблей на боку.

– Савва, а как же монастырь?

– Стоит, что ему станет… Татары сначала к нам сунулись было, да с ходу взять не удалось… И ушли.

– Савва, а как там… наши?

– Мария?

Никита смутился.

– Молодец девица. Из лука бьет лучше любого стрелка… Не был бы я монахом…

Но увидев, как встрепенулся парень, добавил:

– Шучу! Ну, а теперь говори, что делать нужно. Меня к тебе в помощники отрядили…

– Да вот хочу пушки на телеги поставить… – уже серьезно отвечал Никита.

– Я так понимаю, для маневра… А что, мысль интересная!

И они вместе пошли к телегам.

Вечером и у князя Воротынского шел свой совет.

– А если татары решат оставить полк Хворостинина, находящийся в крепости, и, обойдя крепость, пойти на Москву? – спросил воеводу Алексей.

– Вряд ли татары захотят иметь у себя в тылу нашу конницу, да и идти вперед, как мы видим, не решаются, – заметил знакомый нам опытный воевода боярин Рыбин. – Иначе чем объяснить, что они снова вернулись на Пахру и разбили лагерь?

– Они уже, поди, привыкли, что русские воеводы всегда встречают их в поле или на берегу реки… – заметил князь Хворостинин, – а тут никто не встречает… хоть до самой Москвы топай.

– Тогда именно крепость вскоре примет на себя основной удар этой армады… – уточнил князь Андрей из окружения Воротынского.

– Пусть попробуют, – сказал князь Воротынский. – Пусть только выстроят свои полки… Тогда заговорят наши пушки.

– Пушки? – спросил Алексей.

– Да, твой Никита задумку предложил…

А в ставке Девлет-Гирея ощущалось явное смятение… У крымского хана было такое ощущение, что с ним играют в игру, называемую «прятки», что русские словно оттягивают время, которое им для чего-то очень необходимо.

Но для чего? Неужели царь Иван, оставив Ревель, сам идет к стенам Москвы? Но почему ему об этом до сих пор не сообщили?

И вдруг известие, что его хочет видеть посольство русского царя Ивана с письмом от государя.

Посол Афанасий Нагой, успевший нагнать царя, уже вышедшего с войском из Москвы, теперь дожидался ханского зова в одной из соседних палаток. Несмотря на жару, он явился к крымскому хану Девлет-Гирею одетым по всем московским правилам, в кафтан, и со слугами, нагруженными подарками.

Только что, проезжая по лагерю, посол увидел огромное число воинов, готовых к бою. Мимо него непрерывно двигались и конные, и пешие. Тяжело катились колымаги с кожаным верхом на широких колесах, окруженные вооруженными всадниками, тряслись по ухабам легкие повозки и телеги тех, кто победнее. И от этого хаотичного движения клубившейся вслед им пыли создавалось ощущение, что сама земля ходит ходуном и вот-вот взорвется беспощадным извержением, чтобы враз поглотить все живое.

Посол был ошеломлен уже лишь тем, что сам не заметил, просмотрел то, как незримо в тайне от его слухачей шла подготовка к этому походу, понимая, что за это именно с него в первую очередь спросит государь.

Девлет-Гирей возлежал на подушках, слушая речь русского посла.

– Светлейший хан, наш государь и царь всея Руси Иоанн Васильевич IV… – начал он выдавливать из себя слова, держа в трясущихся руках государеву грамоту, – к вам с предложением о мире… готов он уступить то, что по праву было вашим… Казань и Астрахань… к ногам твоим, великий хан, смиренно отдаем…

– Достаточно пустых слов… Я вижу, посол, тебе нечего нам больше сказать, – прервал его Девлет-Гирей. – Мы подумаем о предложении царя Ивана и завтра вам дадим ответ. Пока же отдыхай. Тебя проводят.

И когда русское посольство покинуло шатер, обратился к своим военачальникам и князьям.

– Ну что, ответим мы царю Ивану? Довольно будет с вас… Казани?

Присутствующие в шатре военачальники и князья лишь в полный голос засмеялись.

– Мой господин! – начал первым Дивей-мурза. – Я завтра возьму этот русский обоз… Сегодня лично проведу рекогносцировку и думаю, что мы найдем ту щель, которая превратится для нас в широкий проход… Русские пусть и не все, но тоже любят жизнь и деньги… А как они от страха завтра побегут, мы всех и перебьем… Путь на Москву тебе, великий хан, будет открыт…

– Тогда жду завтра я тебя с победой… А теперь ступайте, мне нужно отдохнуть.

Все приближенные и вельможи, склонив головы, быстро покинули шатер.

Ночью, при свете полной луны Дивей-мурза с небольшим сопровождением выехал на рекогносцировку, чтобы выявить наиболее слабые места русской обороны.

Невдалеке от крепости его встречал знакомый нам темник. Двое татар стояли рядом и держали связанного и стоящего на коленях русского – это был молодой боярин Илья Нехорошев, чей род, если вы помните, подвергся суровой царской опале. Боярин был ранен в руку.

– Поднимите его, – приказал Дивей-мурза охранникам.

– Я сам! – и молодой боярин встал на ноги.

– Герой! – сказал Дивей-мурза, рассматривая красивый лик молодого боярина. – А знаешь ли, герой, что царь ваш мир нам предлагает и вас в полон нам отдает?

– В ином исходе я не сомневался… – ответил боярин.

– Что так? – вопрошал Дивей-мурза.

– Наш род дворянский его любовью сыт по горло.

– Так ты, выходит, заговорщик… А хочешь жить?

– Кто жить не хочет… – промолвил тихо боярин.

Дивей-мурза достал кошель с деньгами и бросил его к ногам боярина Ильи Нехорошева.

– Развяжите его… Своего, к тому же раненого, они сами впустят в крепость, – сказал он своему десятнику, а затем уже боярину. – Тебе сейчас скажут, что нужно будет сделать…

И довольный Дивей-мурза поскакал дальше, осматривая со стороны русскую крепость, успев краем глаза заметить, что боярин поднял с земли его золото.

Но так случилось, что, огибая крепость в поисках прохода, с противоположной стороны и в этот же час ехал боярин Ногин.

Дивей-мурза не ожидал появления перед собой русских конников и сразу пожалел, что отпустил темника со всадниками. Его свита сражаться не умела и не могла… Они могли лишь поддакивать и ублажать… И Дивей-мурзе ничего не оставалось делать, как повернуть коня и пытаться скрыться, но волею провидения конь татарского военачальника вдобавок ко всему еще и споткнулся и Дивей-мурза вывалился из седла… А когда оглянулся, то понял, что оставлен всеми.

Подскочивший первым к татарину в богатых доспехах стрелец из Суздаля быстро спеленал Дивей-мурзу.

С этой добычей Ногин, увиденный стрельцами, и въехал в крепость – Гуляй-город.

Давно уже никто из окружения крымского хана не видел Девлет-Гирея в состоянии такой злости.

– Как могло случиться, что Дивей-мурза оказался в плену? – вопрошал разгневанный Девлет-Гирей своих военачальников.

– Он выехал со свитой на… – начал один из князей.

– Я знаю, куда и для чего он выехал. Я спрашиваю, почему, имея под своим началом сто двадцать тысяч воинов, главный военачальник оказывается кем-то плененным?

Все, стоявшие в шатре крымского хана молчали, никому не хотелось держать ответ за этот нелепый случай.

– Всем, кто находился в свите Дивей-мурзы, отрубить головы, – решительно произнес хан. – Крепость взять в кольцо… нам торопиться некуда… мы выморим их голодом…

– А может быть, обменяем Дивей-мурзу на русского посла? – подал голос один из вельмож.

– Царь Иван сам провинившимся князьям и боярам головы рубит… Русский посол Нагой много спал и вкусно кушал, а посему и проспал подготовку нашего похода на Москву… За его голову царь Иван теперь и гроша ломаного не даст…

Как только туман рассеялся, стало видно, как крепость действительно взята в плотное кольцо. Прямо как в сказке… ни птице не пролететь, ни мышке не проскользнуть.

Князь Хворостинин, его военачальники и приближенные, а также боярин Ногин и Никита стояли у крепостных стен Гуляй-города и смотрели на то, как татары, остановившись буквально в ста метрах от русской крепости, начали беспечно ставить свои палатки, разводить костры и готовить пищу.

Здесь были любимчики хана – его гвардия, а также отряд мушкетеров и конница, чести служить в которой добивались дети племенной аристократии. Все они, скрепляя между собой телеги, образовывали теперь свой стан.

Единственные, кто не участвовал в этом демонстративном показе, были турецкие янычары. Их отряд выехал на разведку, хотя это было лишь обозначение мотивации последующих грабежей. Девлет-Гирей молча сносил их автономное существование, так как с ними был турецкий наблюдатель.