Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

готовыми передать все, что было сказано на балконе. Однако сегодня перед ними стояла довольно сложная задача, потому что многие в этой огромной толпе были… беспокойными. Климинт Миллир был переизбран лордом-протектором лишь с небольшим отрывом, и не все в этой толпе проголосовали за него.

Миллир посмотрел на площадь, затем положил левую руку на красиво тисненую копию Писания и поднял правую. Высоко над головой парила виверна, оседлав потоки воздуха, восходящие с мощеных городских площадей, и легчайший ветерок шевелил волосы Миллира.

— Клянешься ли ты, Климинт Миллир, торжественно перед Богом и архангелами добросовестно выполнять обязанности и нести ответственность должности, на которую ты был избран? — спросил Фардим.

Миллир подождал мгновение, достаточно долго, чтобы люди в толпе повторили его слова.

— Да.

— Ты проследишь, чтобы Конституция соблюдалась полностью и справедливо?

— Я так и сделаю.

— Ты будешь поддерживать армию и обеспечивать безопасность республики и ее граждан от всех врагов, внутренних и внешних?

— Я так и сделаю.

— Ты будешь отчитываться о состоянии и положении республики — полностью, свободно и точно — перед палатой делегатов не реже одного раза в год?

— Я так и сделаю.

— И клянешься ли ты на Писании и своей собственной душе, что будешь чтить, соблюдать, выполнять и выполнять все обещания, которые ты только что дал?

— Я действительно клянусь, — спокойно сказал Миллир, глядя в глаза архиепископу.

Они постояли мгновение, а затем Фардим отступил на шаг с переплетенным Писанием и поклонился.

С площади донесся оглушительный рев, напугавший виверн и птиц, устроившихся на крышах и шпилях соборов. Это было традиционное приветствие новому лорду-протектору, но каким бы громким оно ни было, оно было слабее, чем следовало бы, и тут и там в толпе расцвели транспаранты с лозунгами, которые были менее чем благожелательны к приветствуемому человеку.

* * *

— Ну, слава Богу, это закончилось! — сказал лорд-протектор Климинт час спустя, входя в хорошо оборудованные гостевые покои на той стороне дворца протектора, которая выходила на площадь. Он передал государственный меч помощнику и поморщился, снимая тяжелую, старомодную, богато расшитую тунику, которую ему пришлось носить в августовскую жару.

— О, я не знаю, — ответил Кайлеб Армак, отворачиваясь от окна с неестественной улыбкой. — После прохождения церемонии коронации это не казалось таким уж трудным.

— Пожалуйста, Кэйлеб! — сказал Дариус Паркейр с дрожью, которая не была полностью притворной. — Не называй это «коронацией»! Это последнее, что нам нужно довести до оппозиции.

— Ну, так оно и было, — улыбка Кэйлеба стала шире. — Для весьма ограниченного правления, конечно, со всеми этими прискорбными республиканскими традициями, которые у вас есть. — Он покачал головой. — Никуда не годится для такого старомодного деспота, как я!

Миллир фыркнул и подошел к стойке у задней стены зала. Он открыл крышку изолированного, обшитого деревянными панелями сундука и достал одну из бутылок пива, которые стояли на глыбе льда из ледника дворца, открыл ее и подошел, чтобы встать рядом с Кэйлебом.

— Вряд ли все эти харчонгцы думают о вас именно так — любой из них, — сказал он. — Те, кому вы нравитесь, похоже, думают, что вы еще больший республиканец, чем мы, а те, кому вы не нравитесь, думают, что вы с Шарлиэн оба коварные манипуляторы, играющие доверчивыми дураками, которые доверяют вам, как скрипки.

— Мы всегда были печально прозрачны. — Кэйлеб покачал головой, и Миллир снова фыркнул. Затем он сделал большой глоток пива.

— Вы слышали там крики, не так ли? — спросил он более резко.

— Несколько, — признал Кэйлеб менее озорным тоном.

— Поверьте мне, их было бы больше, если бы гильдии могли должным образом организоваться. — Миллир покачал головой, глядя в окно на площадь, которая продолжала пустеть. — Буду честен — если бы я не знал, что в случае выигрыша Фланейри уничтожил бы центральный банк за минуту, я бы никогда больше не баллотировался. Знаю, что я в долгу перед Грейгором и Хенреем — и, конечно, перед остальной республикой, ценит она это или нет, — но следующие пять лет это будет непростая поездка.

— Знаю. — Кэйлеб вздохнул. — Я ненавижу это. И вы знаете, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь. Но почему-то кажется, что чем больше мы пытаемся помочь, тем хуже становится.

— С этим связано много факторов, Кэйлеб, — сказал Сэмил Гадард. — Он последовал за Миллиром в гостевую комнату. Он также продолжал занимать должность хранителя печати, хотя в его волосах было гораздо больше седых прядей, а на лице было больше морщин, чем раньше. — Некоторые из них могут быть вещами, с которыми мы можем что-то сделать. Другие? — Он пожал плечами. — Все, что мы можем сделать, это попытаться переждать это.

— Как те чертовы идиоты на Западе, — сказал Миллир, все еще глядя в окно, и его собственное западное происхождение только ожесточило его еще больше. Насилие, вспыхнувшее после убийства Мейдина, возможно, снова более или менее погасло в западных провинциях, но политическая коррупция только еще больше укоренилась. — Но, по крайней мере, похоже, что мы, возможно, начинаем поворачивать за угол на берегу.

Говоря это, он не отвернулся от окна. Теперь Кэйлеб взглянул на Гадарда, и его губы сжались от очень легкого покачивания головой хранителя печати.

— Ты о том,