Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

— Если повезёт, она меня когда-нибудь простит.

Трелль смотрел, как он разравнивает одеяло. Маппо поднялся и подошёл к своему мешку. «Безопасности нет нигде». Какой бы морской бог ни присматривал за тобой, старик, он теперь должен смотреть и за твоей заблудшей дочерью.

Маппо не мог уснуть и вдруг услышал сквозь одеяло шаги, а затем тихий голос Икария:

— Лучше ложись спать, девочка.

В ответе треллю почудилось горькое веселье.

— Мы с тобой очень похожи.

— Чем же? — спросил Икарий.

Она вздохнула.

— У нас обоих есть защитники, которые не способны нас защитить. Особенно от нас самих. Поэтому они таскаются за нами, беспомощные, всегда начеку, но всё равно беспомощные.

Ответ Икария прозвучал размеренно и ровно:

— Маппо — мой спутник, друг. Реллок — твой отец. Я понимаю его представление о защите — что ещё делать отцу? Но мы с Маппо — другое дело.

— Да ну?

Маппо задержал дыхание, приготовился вскочить, прервать этот разговор…

Через некоторое время Апсалар продолжила:

— Возможно, ты прав, Икарий. Мы схожи меньше, чем мне показалось поначалу. Скажи, что ты будешь делать со своими воспоминаниями, когда найдёшь их?

Облегчение, которое испытал трелль, быстро улетучилось. Только теперь он не пытался подавить желание вмешаться; теперь он замер совершенно неподвижно, чтобы услышать ответ на вопрос, который никогда не решался задать Икарию.

— Твой вопрос… удивил меня, Апсалар. Что ты делаешь со своими?

— А они и не мои — по большей части. У меня осталось несколько картинок из жизни в рыбацкой деревне. Вот я торгуюсь на рынке за бечеву. Вот держу отца за руку над кучей камней, по которой рассыпаны срезанные цветы, лишайник там, где я прежде касалась кожи. Потеря, замешательство — я тогда была, наверное, совсем маленькой. Другие воспоминания принадлежат восковой ведьме, старой женщине, которая хотела защитить меня во время одержания Котильоном. Она потеряла мужа, детей, все они были принесены в жертву славе Империи. Логично было бы предположить, что горечь одолеет всё прочее в сердце такой женщины? Но этого не произошло. Она не могла защитить тех, кого любила, и инстинкт — долго сдерживаемый — заставил её принять меня. И защищать до сего дня, Икарий…

— Это великий дар, девочка…

— О да. И наконец последний набор чужих воспоминаний — самый невразумительный. Память убийцы. Некогда смертного, теперь Взошедшего. Убийцы склоняются перед алтарём эффективности, Икарий, а эффективность жестока. Она без особых размышлений приносит в жертву жизни смертных, всё ради того, что считается необходимым. По крайней мере, так было с Танцором, который убивал не за деньги, а ради высшей цели, в которой было куда меньше самовозвеличивания, чем можно было бы подумать. Он себя видел мастером, который чинит, исправляет сломанное. Он себя считал благородным. Цельный человек этот Танцор. Но эффективность — хозяин безжалостный. Есть ещё горькая ирония. В глубине души, несмотря на желание отомстить Ласиин, он ей… сочувствует. В конце концов, она склонилась перед тем, что почитала высшей целью и необходимостью — для Империи, — и решила ради этой цели принести в жертву двух людей, которых называла друзьями.

— Значит, внутри тебя царит хаос.

— Да, Икарий. Таковы воспоминания в полноте своей. Мы не простые создания. Ты мечтаешь о том, что с воспоминаниями придёт знание, понимание. Но с каждым найденным ответом возникает тысяча новых вопросов. Всё, чем мы были, привело нас к тому, чем мы стали, но мало говорит о том, чем станем. Воспоминания — груз, который невозможно сбросить с плеч.

Икарий упрямо пробормотал:

— Груз, который я, тем не менее, приму.

— Позволь дать тебе совет. Не говори этого Маппо, если не хочешь разбить ему сердце.

Стук крови в ушах трелля гремел громом, грудь горела от долго сдерживаемого дыхания.

— Я не понимаю, — тихо сказал через некоторое время Икарий, — но никогда этого не сделаю, девочка.

Маппо медленно выпустил воздух из лёгких, стараясь держать себя в руках. Он почувствовал, что из уголков глаз по щекам побежали слёзы.

— Я не понимаю. — На этот раз слова принёс шёпот.

— Но хочешь понять.

Ответа не последовало. Прошла минута, затем Маппо услышал шаги.

— Возьми, Икарий, — сказала Апсалар. — Вытри глаза. Не пристало яггу плакать.

Сон бежал от Маппо, и трелль подозревал, что в лагере он не единственный, кому привал не дал передышки от мучительных мыслей. Только Искарал Прыщ спал сладким сном, если судить по громогласному храпу.

Вскоре Маппо снова услышал шаги, и спокойный, размеренный голос Икария произнёс:

— Пора.

Лагерь свернули быстро. Маппо ещё затягивал мешок, а Скрипач уже ушёл вперёд, как солдат, шагающий на поле боя, осторожный, но решительный. За ним ковылял верховный жрец Тени. Когда Икарий собрался двинуться следом, Маппо перехватил его за руку.

— Друг мой, Дома Азатов стремятся сковать всех, кто обладает силой, — ты понимаешь, чем рискуешь?

Икарий улыбнулся.

— Не только я, Маппо. Всегда ты недооцениваешь себя, забываешь, кем стал за прошедшие века. Если мы собираемся идти дальше, нужно доверять Азату, он поймёт, что мы не желаем вреда.

Все остальные уже ушли — Апсалар напоследок бросила на обоих испытующий взгляд.

— Как можно доверять чему-то, чего не понимаешь? — спросил трелль. — Ты говоришь «поймёт». Как? Собственно, кто поймёт?

— Понятия не имею. Я просто чувствую присутствие. И если я его чувствую, значит, и он может почувствовать меня. Треморлор страдает, Маппо. Он сражается один, и дело его — справедливо. Я собираюсь помочь Азату, и поэтому перед Треморлором стоит выбор — принять мою помощь или нет.

Трелль попытался скрыть тревогу. Ох, друг мой, ты предлагаешь помощь, не понимая, как быстро может развернуться этот клинок. В неведении ты столь чист, столь благороден. Если Треморлор знает тебя лучше, чем ты сам себя знаешь, осмелится ли он принять твоё предложение?

— Что не так, друг?

Во взгляде ягга мелькнуло холодное подозрение, и Маппо пришлось отвести глаза. Что не так? Я бы заговорил, предупредил тебя. Если Треморлор тебя заберёт, мир избавится от великой угрозы, но я потеряю друга. Даже нет — я предам тебя, обреку на вечное заточение. Старейшины и Безымянные, которые избрали меня для этой задачи, несомненно так и велели бы мне поступить. Им неведома любовь. Да и молодой воин-трелль, который столь охотно дал тогда клятву, не колебался бы — потому что не знал ещё того, с кем ему предстоит странствовать. И не знал сомнений — в те, такие далёкие времена.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});