Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

поручик. Только вот бриться и стричься не следует. Одежду мы вам приготовили. Обычная солдатская форма. Изрядно поношенная, но чистая. Никаких насекомых. В таком одеянии, — Корнилов лукаво улыбнулся, — в такой форме можно запросто ходить по городу, не навлекая подозрений. Обыкновенный дезертир, а дезертирами кишмя кишит нынче матушка Россия.

— Душевно тронут, полковник.

Гость и хозяин вышли из сторожки, зашагали по узкой тропинке. Корнилов впереди, Домжинский-Бомчинский — чуть поотстав. Полковник хлопнул трижды в ладони — в виноградниках зашуршало, послышались удаляющиеся шаги.

— Извините, поручик, небольшая предосторожность.

— Понимаю. Я тут, ваше высокоблагородие, тоже немножко подстраховался. — Гость вытащил браунинг.

— Похвально. Ба!.. Да у вас браунинг. Не годится. Слабоват. Да и задержек дает много.

— Зато меньше места занимает.

— Обеспечим вас маузером. Прелестная машина. Десятизарядный. Убойность изумительная. Карабину впору. Если уж влепите большевичку в лоб пулю из маузера, она выскочит из затылка, а ежели позади еще один «товарищ» подвернется, то и ему каюк!.. Ха-ха-ха! — Корнилов расхохотался добродушно, рассыпчато.

Виноградники расступились, и показался красивый дом вроде подмосковной дачи.

— Милости прошу, поручик!

Внутри дом был обставлен по-восточному: на стенах ковры, паласы, большой ковер на полу с разбросанными на нем курпача и подушечками. В нишах стен высокие стопы шелковых стеганых одеял.

— Это наш, так сказать, один из запасных пунктов, — пояснил Корнилов. — Безопасность стопроцентная. А сейчас идите, поручик, займитесь своим туалетом.

Через полчаса бывший «оборванец» возвратился преображенный. Он, правда, был по-прежнему небрит, черные волосы его свисали на затылке косицами. Но это уж совсем другой человек: веселый, моложавый, говорливый.

«Комиссионер», которого полковник называл Туляганом, торжественно водрузил на дастархане большой ляган с пловом.

— Никогда не пробовали? — поинтересовался полковник.

— Почему же! — возразил Бомчинский. — В петербургских ресторанах...

— Ха-ха-ха! — расхохотался Корнилов. — Я в Париже однажды слушал французского балалаечника... Пардон... То же самое! Плов — это поэзия кулинарии. Его по-настоящему творят на Востоке и только на Востоке!.. Существует прелестная легенда, будто плов придумал...

— Простите, полковник, может быть, начнем дегустацию? Я голоден, как целая стая волков! — воскликнул Бомчинский.

— Милль пардон, мон шер ами! — рассыпался в извинениях Корнилов. — Еще одну минуту. В вашей жизни наступает удивительная минута. Взгляните... Это весенний плов, прозрачный, светлый, рисинка от рисинки. Плов, как и хлеб, никогда не приедается. Если вас кормить неделю подряд одной ачуевской икрой, вы, милый друг, наконец взвоете. А плов можно вкушать ежедневно. И всякий раз наслаждаться. И еще... Простите великодушно!.. Чуточку повременим с пловом. Смотрите, сколько прелестных закусок. А вот это... — Корнилов вытащил из-за спины две бутылки водки, — это нектар, сотворенный гением ныне покойного коммерции советника Николая Ивановича Иванова. Слава создателю, его наследники продолжают дело. И последнее. Запомните: принимая добрую чарку-другую, пловом не закусывают. Для закуски к вашим услугам многие яства российские, местные и даже зарубежные. А пловом наслаждаются... Ух, я старый азиат! Во мне же бурлит азиатская кровь, поручик.

Под шуточки и разные веселые словеса собеседники быстренько одолели обе бутылки, которые, как клятвенно заверял Корнилов, «ничуть не хуже знаменитой смирновской водки»[4].

К плову приступили молча, священнодействуя. Бомчинский с восторгом поглощал замечательную еду. Корнилов ловко собирал щепотью горстки светло-янтарного риса с кусочками мяса, поливал гранатовым соком, посыпал прозрачно-тонко нарезанным луком. Ел аппетитно, со смаком. Бомчинский руками управлялся вроде не так ловко. Но под конец все же выяснилось, что съел он этого нектара, пищи богов, ничуть не меньше, чем скуластый полковник.

Когда же принесли зеленый чай и сотрапезники, отяжелевшие, кейфующие, откинулись на подушки, Корнилов решился, наконец, заговорить о деле.

— Как здоровье Александра Ильича?

— На здоровье атаман генерал Дутов не жалуется. Озабочен делами. Потому и прислал меня в качестве офицера связи для поддержания контактов и согласования действий с Туркестанской военной организацией. Простите, полковник, ТВО — это не блеф?

— Что вы, милый поручик!

— Превосходно!.. Должен еще сообщить, что при мне имелось письмо. Оно освящено в присутствии его превосходительства в Оренбургском кафедральном соборе. По понятным причинам я вблизи Ташкента, не желая рисковать, припрятал его. Возьмем его завтра. А еще лучше, если его возьмет ваш этот... комиссионер по продаже швейных машинок «Зингер»... Ха-ха!..

— В письме, очевидно, содержатся директивы?

— Разумеется, ваше высокоблагородие, хотя лично я письма не читал. А на словах мне было передано... Прежде всего следует вызволить из мученической неволи полковника Зайцева, томящегося в крепости.

— Постараемся. Полковник Зайцев одним из первых начал борьбу против совдепии. Жаль только, что его казачки, подняв восстание, не проявили боевого духа. Трудновато, конечно, вытащить полковника из крепостного каземата, однако, как говорится, попытка не пытка. Что еще передал атаман?

— Весной ваша военная организация должна разогнать совдепию. Все остальные подробности — в письме.

Бомчинский закашлялся, надрывно, с хрипом.

— Простыли, поручик?

— Немудрено было простыть, — поручик все еще кашлял, — ночевать приходилось где попало... — Откашлявшись, произнес со значительным видом: — Ваше высокоблагородие, извините великодушно...

— Не понимаю, в чем вы провинились, поручик?

— Да вот насчет плова. Не ел я его в петербургских ресторанах. В Самарканде я его ел. И не однажды, поскольку почти всю юность провел в этом древнем городе.

— Зачем же вы тогда меня за нос водили? Разыгрывали!

— Упаси бог! Просто я по вашему лицу видел, как хотелось вам порадовать новичка изумительным угощением. И еще... Не сочтите за обиду... Немножко подстраховался. Пароль паролем, а все же...

— Почему же сейчас решили, что я есть я, а не чекистский агент?

— Очень вы на своего брата похожи, генерала Корнилова Лавра Георгиевича.

— Верно. Но ведь в этом вы могли убедиться с первого взгляда, если только видели портрет брата?

— Портрет мне специально давал атаман. Но, знаете ли, на первых порах... Нервное возбуждение... Счел за благо повременить. А как внутренне убедился... Атаман Дутов велел передать... Об этом должны знать только вы и руководитель Туркестанской военной организации генерал Кондратович. Я не ветеринарный фельдшер Домжинский и не поручик Бомчинский. Моя фамилия Попенгут. Михаил Петрович Попенгут.

— Ба! — воскликнул полковник. — Никак сын Петра Оскаровича Попенгута, бывшего до конца шестнадцатого года помощником Самаркандского военного губернатора...

— Так точно.

— Как же-с!.. Старинная фамилия, потомственные дворяне Оренбургской губернии. Помнится, у вашего батюшки брат был?

— Павел Оскарович. Командовал на фронте восемнадцатой пехотной дивизией.