Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня - Андре Кастело

У Жозефины есть основания ревновать к Стефани сильнее, чем к Элеоноре, Поэтому она решает поговорить с юной сумасбродкой. Она указывает племяннице «на вред, который та себе причинит, не дав решительного отпора попыткам Бонапарта окончательно соблазнить ее». Стефани обещает вести себя сдержанно.

Однако курфюрст и великий герцог Баденский далеко не в восторге. Сочетать сына браком с одной из «принцесс» Бонапарт — это еще куда ни шло, но женитьбу его на племяннице первого мужа императрицы он не без основания расценивает как мезальянс. Что ж, за этим дело не станет! Наполеон решает удочерить маленькую Богарне. Она сделается «принцессой Стефанией Наполеон», поселится в Тюильри, получит права старшинства по отношению к сестрам императора, будет сидеть возле него «во всех собраниях, на праздниках и за столом», а «в случае, — уточняет Наполеон, — если мы там отсутствуем, будет располагаться справа от императрицы». Великий герцог уступает: Стефани станет великой герцогиней. Клан задыхается от бешенства. Выходит, г-же Летиции придется плестись после «девчонки Богарне»! И г-жа Мюрат чуть не падает в обморок, видя, как эта малышка входит в дверь раньше нее.

Жених приезжает в Париж.

Он свеж, румян, неуклюж. «Он не то чтобы уродлив, — рассказывает один очевидец, — но лицо у него не располагающее». Читатель догадывается, что Стефания отнюдь им не прельщена, но пока что живется ей как в сказке: свадебный подарок от императора, полтора миллиона франков приданого, бриллианты. Для нее ничего не жалеют. Брак принимает размеры события. Вечером 7 апреля в галерее Дианы перед лицом всего двора происходит гражданское бракосочетание. Кресла Жозефины и ее супруга стоят на возвышении, которое покрывает ковер «в виде цветочной клумбы». Церемонию благословляет кардинал-легат, и принц архиканцлер соединяет гражданскими узами «дочь его величества» с принцем Баденским. На другой день в сопровождении восьмидесяти пажей, неся в руке огромную свечу из желтого воска, сверкая драгоценностями и ведя за руку принца Баденского, Жозефина медленно движется между двумя шеренгами гренадеров. Камергеры напрасно надсаживаются: «быстрее, сударыни, быстрее! Вперед, вперед!». Жозефина отнюдь не ускоряет шаг. Это был, как уверяет г-жа де Ремюза, «один из пунктов, по которым она не подчинялась воле супруга. Поскольку поступь у нее была на редкость грациозная, а она не любила упускать свои преимущества, ничто не могло заставить ее торопиться, почему позади нее всегда и создавалась толкучка», где можно было различить двадцать четыре фрейлины двора, двадцать фрейлин принцесс, вельмож, министров, маршалов, офицеров, сверкающих всеми красками, и, наконец, самого императора в «испанском костюме» об руку со Стефанией — симфонией серебряного, белого и бриллиантов.

Вечером, после банкета и фейерверка, Стефания отказывается впустить мужа в спальню. Она плачет и успокаивается лишь после того, как ее подруга по пансиону Нелли Буржоли является туда, чтобы провести вместе с нею ночь. Принцу Баденскому дают совет подстричь волосы: они у него старомодно длинные. Молодой немедленно повинуется, но маленькая шалунья, прыснув со смеху, объявляет, что с прической «под Тита» ее муж выглядит еще уродливей. Ожидая, пока волосы отрастут, новобрачный проводит ночи в кресле, и так до дня, когда император приходит наконец в бешенство.

Все устраивается как надо — по крайней мере, так кажется Жозефине, которая 13 апреля пишет Евгению: «Чтобы развлечь молодых, мы ездили в Гриньон к маршалу Бесьеру. Они, кажется, вполне довольны друг другом; я замечаю, что принц Баденский внимателен к жене, ухаживает за нею, и надеюсь, что брак будет счастливым. Вечер мы провели, играя в разные игры. Император соблаговолил присоединиться к нам, и мы все вернулись в Сен-Клу веселыми и отдохнувшими». «Мы играли, как пятнадцатилетние дети», — напишет, со своей стороны, пасынку Наполеон.

Через Два дня бал в галерее Дианы. «Публика, — рассказывает г-жа де Буань[56], — размещалась по цвету приглашений, я с моим попала в галерею Дианы. Хождения взад и вперед не было: двор последовательно передвигался из одного помещения в другое. Императрица, принцессы, их фрейлины, камергеры, все пышно разубранные, вошли вслед за императором и расположились на заранее приготовленной эстраде. Посмотрев нечто вроде балета, император один спустился вниз и обошел зал, но обращался исключительно к женщинам. Он был в своем императорском наряде (от которого затем быстро отказался) — душегрейка, короткие штаны из белого бархата, белые туфли с золотыми пряжками, камзол из красного бархата (точь-в-точь как у Франциска I) с золотой строчкой по всем швам, сверкающий бриллиантами меч. Ордена и орденские колодки тоже в бриллиантах, бриллиантовая нить по всей окружности шапочки, украшенной перьями. Костюм, вероятно, был хорошо прорисован, но на маленьком, тучном и связанном в движениях Наполеоне сидел неизящно. Быть может, тут сыграло роль мое предубеждение, но император показался мне безобразным: он походил на короля бубен.

Я оказалась между двух не знакомых мне женщин. Он спросил первую, как ее зовут; та ответила, что она дочь Фоасье.

— А! — бросил он и прошел мимо.

По своему обыкновению он осведомился и о моем имени. Я ответила.

— Вы живете в Борегаре?

— Да, государь.

— Это красивое место, ваш муж ведет там большие работы, чем оказывает услугу стране, и я благодарен ему за это; я признателен всем, кто находит применение рабочим. Он состоял на английской службе?

Я сочла, что ответить утвердительно будет быстрее, но он не отставал:

— То есть состоял, но не целиком. Он ведь савояр?

— Да, государь.

— Но вы-?? француженка, целиком француженка[57]; мы хотим располагать вами полностью — вы не из тех, от права на кого легко отказываются.

Я поклонилась.

— Сколько вам лет?

Я ответила.

— Да вы, ко всему, еще и искренни! Вы же выглядите гораздо моложе.

Я опять поклонилась, Он отступил на шаг, потом вернулся и заговорил тише и доверительным тоном:

— У вас нет детей? Я знаю, это не ваша вина, но постарайтесь ими обзавестись. Подумайте об этом. Уверяю вас, я даю вам добрый совет.

Я растерялась, он посмотрел на меня, довольно благожелательно улыбнулся и обратился к моей соседке:

— Ваше имя?

— Дочь Фоасье.

— Еще одна дочь Фоасье!

И он двинулся дальше.

Не берусь передать безмерное аристократическое презрение, которое прозвучало в словах „еще одна дочь Фоасье!“, сорвавшихся с губ императора. Имя это, равно как и особы, носившие его, никогда больше не возникало при мне, но оно запечатлелось у меня в памяти вместе с интонацией, которую я услышала в первый и последний раз.

Закончив обход, император присоединился к императрице, и вся раззолоченная толпа ушла, не смешиваясь с миром плебеев».

Не ревность ли это со стороны императора, или он уже излечился от склонности флиртовать со Стефанией? Как бы то ни было, сразу после празднеств Наполеон быстро сплавил новобрачных в Карлсруэ. И та, кто впоследствии станет матерью несчастного Каспара Хаузера[58], с отчаянием в душе покидает Париж. «Государь, все время, когда я предоставлена самой себе, я думаю о вас, об императрице, о том, что мне дорого, — пишет она императору. — Я переношусь мыслью во Францию, мне кажется, что я рядом с вами, и меня все время снедает печаль». Наполеон сухо — может быть, тоном отвергнутого «поклонника» — отвечает: «Карлсруэ — прекрасный город. Старайтесь понравиться курфюрсту — он ваш отец… Любите мужа…»

* * *

Позднее император займется браком Стефани Таше де Ла Пажри. Он выдаст ее за князя Аренберга. Она тоже будет считать свой брак катастрофой. Во время свадебной церемонии она «задыхалась от слез», и ей не успевали подавать нюхательные соли. Бледную, подавленную, ее буквально потащили к алтарю. Старый и любезный герцог Аренберг был приведен этим в отчаяние. Разве он не говорил Жозефине:

— Я верю, государыня, что, дав моему сыну очаровательную подругу, вы дадите мне Антигону[59].

«Антигона» отказалась переехать в Брюссель и осталась в Париже с мужем, стараясь видеть его как можно реже. Брак их так и не стал фактическим. Князь утешался, номинально возглавив полк, сформированный на средства отца, и следя пальцем по рельефной карте за военными операциями, что и стало для него лекарством от супружеских разочарований.

Итак, двое из семейства Богарне породнились теперь с «подлинно» августейшими домами Европы, Гортензия скоро станет королевой Голландской, и к тому же она мать мальчика, который, как поговаривают, наследует императору. Призрак развода исчез.

Жозефина могла бы жить счастливо…