Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

советскую трудовую школу, уже писались, и когда Л. по совету Э. Багрицкого в 1929 году перебрался в Москву, одно его стихотворение было уже напечатано в журнале «Октябрь». Не бог весть что, конечно, но род визитной карточки для того, чтобы сблизиться с кругом начинавших тогда А. Штейнберга, М. Петровых, А. Тарковского, свести знакомство с О. Мандельштамом. «Меня, — вспоминает Л., — он ругал, редко похваливал»[1721], но помог напечататься в «Новом мире» (1930. № 3), и еще дважды стихи прошли у «попутчиков» в альманахе «Земля и фабрика».

Все бы, словом, ладно. Однако в 1931 году власть всерьез взялась за литературу, требования к идейно-политической выдержанности журнальных публикаций ужесточились, и стихи Л., как равным образом и его товарищей, публиковать перестали. Пришлось задуматься о получении надежной профессии, и Л. до 1937 года учится в Московском инженерно-экономическом институте. Без большого, надо думать, увлечения, так как многоопытный Г. Шенгели, став редактором литературы народов СССР в Гослитиздате, привлек, как назвал ее Л., — «квадригу» молодых поэтов к переводческому промыслу.

Именно промыслу, поскольку переводили они, и Л. тоже, все, что давали — от чистой лирики до стихотворных клятв в верности товарищу Сталину, и переводили исключительно по подстрочникам — со всех, какие только существуют, языков: от латышского классика Я. Райниса до лезгинского ашуга С. Стальского, которого Горький на I съезде писателей назвал «Гомером XX века».

«Зарабатывали немного», — говорит Л., но его приняли кандидатом, а чуть позже членом Союза писателей, поэму С. Стальского «Дагестан» напечатали в «Правде», и, едва появилась возможность выбирать, Л. сосредоточился на переводах древних восточных эпосов, а после войны, которую он начал на Балтике, а потом до 1944 года служил в редакциях 110-й Калмыцкой кавалерийской дивизии и Волжской военной флотилии, вернулся к этой работе, ставшей и профессией, и призванием.

За полвека сложилась целая библиотека — «Джангар» с калмыцкого, «Манас» с киргизского, «Нарты» с абхазского и кабардинского, «Идегей» с татарского, «Гэсэр» с бурятского, «Гильгамеш» с аккадского, касыды и рубаи Рудаки, поэмы «Вис и Рамин» Гургани, «Лейла и Меджнун» Низами, фрагменты «Шахнаме» Фирдоуси, «Юсуф и Зулейха» Джами с персидского, «Семь планет» Навои, «Гуль и Навруз» Лутфи с чагатайского (староузбекского), «Кобланды-Батыр» с казахского, лирика Кабира с хинди и Лал-Дэда с кашмири, «Бхагавад-гита» с санскрита, а за ними вслед и вдогонку переводы текстов Айбека, Мирмухсина, М. Турсун-заде, Г. Тукая, Д. Кугультинова, А. Шогенцукова и бесчисленного множества других «разноязычных», — как выражался Л.[1722], — поэтов XX века.

Что же до оригинальных стихов, то их по-прежнему не печатали. Поэма «Техник-интендант» (1961–1963), высоко оцененная А. Ахматовой, легла в стол[1723]. Интервал между самой первой книжкой, вернее сказать брошюркой «Родина» (М.; Л., 1941) и сборником написанных за долгие годы стихотворений «Очевидец» (М., 1967) составил 26 лет. В периодику иногда что-то проскакивало, например подборка в «Новом мире» за 1956 год. Но кому надо бдели и редкую очередную публикацию Л. приветствовали разносным фельетоном «Альбомные стихи» (Известия, 3 июня 1959).

И уж форменный скандал вызвало появившееся на страницах журнала «Москва» (1968. № 12) стихотворение «Союз», где, как установили надсмотрщики, Л., совместив упоминание о малоизвестном южнокитайском племени И с размышлениями о соединительной роли грамматического союза И, на самом-то деле имел в виду судьбу и предназначение евреев: «Без союза народ онемеет / И, пожалуй, сойдет с колеи. / Человечество быть не сумеет / Без народа по имени „И“».

И. Кобзев тотчас откликнулся наскоро зарифмованным доносом: «Хоть Вы избрали, Липкин, / Эзоповский язык, / Читатель без ошибки / В Ваш замысел проник. // Итак, выходит что же? / Вы из другой семьи? / Вам родины дороже / Народ на букву „И“? // <…> Не подрывайте корни / Союза ССР, / Где поит вас и кормит / Народ на букву „Р“». Заведующая отделом поэзии Е. Ласкина «за допущенные грубые идейные ошибки и политическую неразборчивость» была из редакции уволена[1724], и понятно, что на долгие годы отлетели переиздание «Очевидца» в Элисте (1973) и изувеченные бдительными редакторами новые книги Л. «Вечный день» (М., 1975) и «Тетрадь бытия» (Душанбе, 1977).

После появления в неподцензурном «Метрополе» (декабрь 1978-го) и, в особенности, после того как Л. вместе с И. Лиснянской, которая с 1967 года разделяла его участь, добровольно вышел из Союза писателей (январь 1980-го)[1725], о публикациях на родине не могло быть уже и речи. Так что следующие поэтические книги — «Воля», составленная И. Бродским (1981), «Кочевой огонь» (1984) — выходят в заокеанском «Ардисе», за границей же впервые появляются повесть «Декада» о судьбах двух народов — среднеазиатского и кавказского, подвергнувшегося депортации, мемуарные очерки об О. Мандельштаме и В. Гроссмане, с которым Л. тесно дружил несколько десятилетий. Передав на Запад сохраненную в тайне от всех рукопись «Жизни и судьбы» своего друга, тишайший, как раньше казалось, Л., никогда впрямую не участвовавший в диссидентском движении, воспринимается уже как один из примеров героического противостояния советскому режиму, хотя… Получая в 1995 году премию за гражданское мужество писателя, он счел нужным заметить:

Было бы более правильно, если бы награда была мне присуждена за нормальное поведение русского литератора. <…> Я не наступал. Я тихо сопротивлялся: полвека писал в стол. Мне было легче, чем другим, потому что с самого начала сознательной жизни я не был очарован режимом. Не будучи очарованным, я не разочаровывался[1726].

Безоговорочное признание явилось к Л. с перестройкой. К еще оттепельным «Знакам Почета» (1954, 1957, 1960), к званиям заслуженного работника культуры Узбекской ССР (1968), народного поэта Калмыкии (1968), полученным за переводческую деятельность, к ордену Отечественной войны 2-й степени, напомнившему о его боевых заслугах (1985), прибавились новые, и в том числе за стихи — Пушкинская премия фонда А. Тёпфера (1996), премия президента РФ в области литературы и искусства (2003). Главное же, конечно, в том, что наконец-то пошли книги — за тоненькой, зато высокотиражной огоньковской брошюрой «Лира» (1989) вполне солидные издания стихов и прозы: «Декада: Повесть» (1990), «Лунный свет» (1991), «Письмена» (1991), «Квадрига: Повесть и воспоминания» (1997), «Семь десятилетий» (2000), «Вместе» (конволют стихов Л. и его жены И. Лиснянской, 2000), «Воля» (2003).

В последнее десятилетие этот поток переизданий и публикаций из архива приостановился. Будем надеяться, что только на время.

Соч.: Посох: Стихотворения. М.: АСТ, 2008; Очевидец: Стихи. М.: Время, 2008; «Угль, пылающий огнем…»: Воспоминания о Мандельштаме. Стихи, статьи, переписка. Материалы о Семене Липкине. М.: РГГУ, 2008.

Лит.: Солженицын А. Четыре современных поэта. Из «Литературной коллекции» // Новый мир. 1998. № 4; Рассадин Ст. Отчетливость // Рассадин Ст. Голос из арьергарда: Портреты. Полемика. Предпочтения. Постмодернизм. М.: Время, 2007. С. 110–144; Немзер А.