Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

class="p1">Исходя из всего вышесказанного, просим Вас войти в ходатайство перед судом о досрочном возвращении в г. Ленинград осужденного по Вашему представлению гр-на Бродского[1708].

Л. вместе со своей дружиной и в дальнейшем был грозой «антиобщественных элементов» Ленинграда. Утверждают, что в общей сложности он добился высылки из города около двадцати человек, более десяти человек получили тюремные сроки. Наверное, их число стало бы больше, но… В 1973 году сам Л. был арестован и приговорен то ли к шести, то ли к восьми годам заключения за мошенничество и вымогательство крупных сумм денег у фарцовщиков. Повторно он уже по 17 инкриминируемым ему эпизодам привлекался к уголовной ответственности.

Тем не менее свою жизнь Л. закончил мирно — в роли председателя Совета ветеранов Купчинского района, став в 1991 году центральным героем документального кинофильма С. Балакирева и Н. Якимчука «Дело Иосифа Бродского».

Лесючевский Николай Васильевич (1907–1978)

Выпускник Ленинградского историко-лингвистического института (1931), Л. начал литературную карьеру со скромной должности председателя Василеостровского отделения РАПП. Что позволило ему стать членом Союза советских писателей уже в год его создания, то есть в 1934-м, а карьеру успешно продолжить — сначала в журнале «Стройка», а затем и в «Звезде», где он дослужился до поста заместителя ответственного редактора.

И пользовался, надо полагать, полным доверием компетентных органов. Во всяком случае, именно Л. дают на экспертизу произведения Б. Корнилова и Н. Заболоцкого. И он в развернутых отзывах пишет — либо то, что от него ждут, либо то, что и в самом деле думает.

Например, так:

В творчестве Б. Корнилова имеется ряд антисоветских, контрреволюционных стихотворений, клевещущих на советскую действительность, выражающих активное сочувствие оголтелым врагам народа, стихотворений, пытающихся вызвать протест против существующего в СССР строя.

Или вот так:

Заболоцкий юродствует, кривляется, пытаясь этим прикрыть свою истинную позицию. Но позиция эта ясна — это позиция человека, враждебного советскому быту, советским людям, ненавидящего их, т. е. ненавидящего советский строй и активно борющегося против него средствами поэзии. <…> Только заклятый враг социализма, бешено ненавидящий советскую действительность, советский народ мог, написать этот клеветнический, контрреволюционный, гнусный пасквиль. <…> Таким образом, «творчество» Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, против советского народа, против социализма[1709].

Вряд ли корректно называть эти отзывы доносами, а самого Л. доносчиком. Во-первых, Л. писал их не по собственной инициативе, а по поручению НКВД. Во-вторых, писал он о литераторах, к тому времени уже находившихся в заточении, тогда как, будем точны в словоупотреблении, доносы служат поводом для арестов, а такого рода экспертные заключения ложатся в основу уже приговоров.

И тех, о ком высказался Л., действительно приговорили: Корнилова — к расстрелу, Заболоцкого — к каторге. По сведениям Ю. Оксмана, Л. отправил в лагеря еще и Е. Тагер, а «сверх того, по его донесениям было репрессировано еще не менее 10 литераторов»[1710].

Что же касается самого эксперта, то он, отслужив в 1941–1945 годах фронтовым журналистом, после войны переехал в Москву, где с 1951 года и до самой смерти был сначала главным редактором, затем председателем правления (с 1958) и, наконец, директором (с 1964) издательства «Советский писатель».

И вел он себя, особенно в 1950-е годы, очень активно. И в период борьбы с космополитами, причем, — как отмечает А. Берзер, работавшая тогда под его началом, — «…Лесючевский сам антисемитом не был, но имел душу злобного садиста, тешил ее в эти годы террора и чинил в издательстве расправу за расправой, выкидывая верстки и книги»[1711]. И в растаптывании А. Твардовского как редактора и поэта летом 1954 года — так, осуждая его заявление о том, что поэма «Теркин на том свете» — дорогое для него детище, Л. (процитируем информационную записку Отдела науки и культуры ЦК КПСС) «советует Твардовскому отнестись к этому детищу так, как у Гоголя Тарас Бульба отнесся к своему изменнику-сыну, т. е. убил его»[1712]. И в дни нобелевского скандала 1958 года, когда именно Л. было доверено зачитать резолюцию общего собрания московских писателей «с просьбой о лишении предателя Б. Пастернака советского гражданства»[1713].

Скверную репутацию Л. все это, естественно, делало еще более одиозной, его выжившие в ГУЛАГе жертвы и их родственники обращались после XX съезда во все инстанции в безуспешной надежде покарать Л., и его персональное дело даже было в декабре 1962 года рассмотрено на писательском партийном собрании. Где, — как вспоминает Л. Копелев[1714], — член парткома Ю. Корольков требовал привлечь «доносчика к строгой партийной и гражданской ответственности», а Л.

отвечал ему бледный, судорожно-нервически-напряженный. Он говорил, что это были не доносы, а «критические экспертизы», которые у него потребовали уже после ареста обоих поэтов.

«Вы посмотрите газеты тех лет, многие критики, в том числе и сидящие здесь, писали об этих и других литераторах куда хуже, куда резче, еще до того, как те были арестованы»[1715].

Как бы там ни было, Л. сохранил и свой пост, и свое влияние, хотя особенно людоедских публичных высказываний с тех пор стремился избегать. «Жил он, — рассказывает С. Каледин, — один в Резервном переулке в огромной неуклюжей квартире. Жил скромно, казны не скопил[1716], дензнаки его не занимали, он владел большим — главным издательством страны»[1717]. И хотя, конечно, в «Советском писателе» на приоритетных позициях были мастера так называемой секретарской литературы (в диапазоне от К. Федина и С. Сартакова до Е. Исаева и Р. Рождественского), «в тематических планах издательства, — продолжим цитировать С. Каледина, — всегда присутствовал — как еврейская процентная норма в гимназиях — ограниченный контингент сомнительных авторов: Аксенов, Тендряков, Трифонов…»[1718].

Так что таким Л. и запомнился — не только «тупым и чуждым литературе человеком, больше того — не верящим ни в сов. власть, ни в партию»[1719], но и виртуозом, овладевшим искусством колебаться в зависимости от колебаний и этой власти, и этой партии.

Липкин Семен Израилевич (1911–2003)

Сын одесского закройщика (в молодости — меньшевика, участника революционного движения, побывавшего в тюрьме, ссылке и эмиграции), Л., — как рассказал он в одном из интервью, — «с раннего детства ходил в „Библиотеку приказчиков-христиан“ и „Библиотеку приказчиков-иудеев“, которые были недалеко друг от друга»[1720]. Так обе ветви культуры — русская и еврейская — с тех пор сплелись, и уроки хедера были пополнены знаниями, полученными в 5-й Одесской гимназии, куда «неправославному мальчику» в 1919 году, «при Деникине», поступить было трудно, но все-таки удалось.

Стихи в гимназии, при большевиках переформатированной в