Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Горьком и Толстом, изредка печатал заметные статьи о природопользовании и реформе русской орфографии, подписал вместе с С. Коненковым и П. Кориным письмо «Берегите святыню нашу!» (Молодая гвардия. 1965. № 5), с которого, собственно, началась активизация так называемой Русской партии в нашем обществе, вместе с В. Астафьевым и В. Распутиным протестовал против переброски северных рек, а крамольникам (от Б. Пастернака до А. Солженицына и диссидентов) не сочувствовал, но и позорного участия в борьбе с ними не принимал.

Одна лишь беда: «за сорок лет после „Русского леса“, — напоминает З. Прилепин, — он опубликует лишь одну новую вещь — небольшую повесть „Бегство мистера Мак-Кинли“ и с 1938 года переправляемую — повесть „Evgenia Ivanovna“»[1702]. Здесь, как и в случае М. Шолохова, есть о чем поразмышлять специалистам по психологии творчества, даже зная, как медленно вызревал у Л. замысел романа-наваждения «Пирамида» и как медленно шла работа над все новыми и новыми его вариантами.

Еще в 1960-е одна глава появилась в «Науке и жизни», членом редколлегии которой тогда состоял Л., второй фрагмент увидел свет в «Москве» (1979. № 4), третью публикацию осуществила «Правда» в 1987 году, пока наконец 24 марта 1994 года заветный роман был подписан в печать, менее чем за полгода до кончины 95-летнего автора.

И — как многие произведения, титанические по замыслу и масштабам, — «Пирамида» оказалась не прочтенной или прочтенной только литературоведами, и то не всеми.

Соч.: Собр. соч.: В 10 т. М.: Худож. лит., 1981–1984; Пирамида: В 2 т. М.: Голос, 1994; Соч.: В 3 т. М.: Синергия, 2008; Ранние рассказы. М.: ОГИ, 2009; Русский лес. СПб.: Азбука-Аттикус, 2017; Пирамида. М.: Андрей Ельков, 2018.

Лит.: Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. М.: Голос, 1999; Век Леонова: Проблемы творчества. Воспоминания. М.: ИМЛИ РАН, 2001; Вахитова Т. Художественная картина мира в прозе Леонида Леонова. СПб.: Наука, 2007; Прилепин З. Леонид Леонов: «Игра его была огромна». М.: Молодая гвардия, 2010 (Жизнь замечательных людей).

Лернер Яков Михайлович (1918–1995)

Ничтожество, конечно, — как вспоминают о Л. все, кто имел несчастье с ним соприкоснуться. Однако и ничтожество может сыграть свою роль в истории, причем немалую.

Начальные десятилетия жизни Л. тонут во мраке. По одной версии, он фронтовик-разведчик, усыпанный орденами и медалями за боевые заслуги. По другой и более правдивой — наглый обманщик, воевавший в должности начальника клуба при эвакогоспитале, и все награды у него фальшивы, как фальшива вывешенная на стене его комнаты фотография маршала Жукова с трогательной надписью: «Дорогому Яше…». В публичном же пространстве его имя впервые возникает осенью 1956 года, когда группа студентов Ленинградского технологического института (Ю. Михельсон, А. Найман, Е. Рейн, Д. Бобышев и др.) выпустила стенгазету «Культура» с материалами, не прошедшими предварительную цензуру. И заведовавший тогда институтским клубом Л. откликнулся на нее статьей в институтской же многотиражке «Технолог»:

Надо прямо сказать, что редактор газеты «Культура» т. Хануков и члены редколлегии в своих статьях занимаются «смакованием» ошибок, имевших место в связи с разоблачением ЦК КПСС культа личности. Таковы статьи о М. Кольцове, фельетон о литературе.

В газете имеется попытка навязать свое мнение нашей молодежи по ряду вопросов, связанных с зарубежным кино, живописью, музыкой (статьи Наймана о кинофильме «Чайки умирают в гавани», статья Е. Рейна о Поле Сезанне и т. д.)… Редакция допускает коренные извращения. В отдельных статьях прямо клевещет на нашу действительность, с легкостью обобщая ряд фактов, и преподносит их с чувством смакования, явно неправильно ориентируя студентов на события сегодняшнего дня[1703].

Позднее Л., ставший завхозом в институте Гипрошахт и возглавивший там оперотряд Добровольной народной дружины № 12, нашел себя в вылавливании спекулянтов, фарцовщиков, пьяниц, вообще нарушителей общественного порядка. Рассказывают, что он, пользуясь правами дружинника, задерживал лиц, попавших под подозрение, обыскивал их, отбирал документы и записные книжки, с тем чтобы, занеся фамилии этих людей в свою картотеку, их шантажировать и рассылать компрометирующие письма по месту их работы. Понятно, что услугами Л. пользовались и милиция, и прокуратура, и следователи КГБ.

Первым идеологически значимым делом его оперотряда стало изобличение группы верующих евреев, которые собирались на квартире, чтобы изучать иврит и молиться. В итоге усилиями бдительного дружинника глава этой группы верующих евреев Белоцерковский был выслан из Ленинграда. Есть все основания предполагать, что и атаку на тунеядца И. Бродского, жившего, кстати, в соседнем с Л. доме, ему «заказали» именно компетентные органы. Во всяком случае, как при разборе надзорного дела в 1965 году подтвердил начальник Управления КГБ по городу Ленинграду и области В. Т. Шумилов, «фельетон в „Вечернем Ленинграде“ написан по нашим материалам, по нашей инициативе. Наш сотрудник давал материалы Лернеру»[1704].

Поэтому Бродский и Л., — процитируем Л. К. Чуковскую, — «такой же фанатик сыска, как Бродский — фанатик поэзии»[1705], были сведены вместе не волею случая, а по заданию ленинградских чекистов. В результате статья «Окололитературный трутень», подписанная А. Иониным, Я. Лернером и М. Медведевым[1706], вышла в «Вечерке» 29 ноября 1963 года. И если об А. Ионине и М. Медведеве сказать больше нечего, то у тщеславного завхоза начинается растянувшаяся на три месяца минута славы: он участвует в заседании секретариата правления Ленинградской писательской организации, встречается с районным прокурором и другими большими начальниками, дает показания на суде и вообще чувствует там себя хозяином положения. Вспоминают, что в зале суда он расположился за отдельным столиком, пугая всех огромным катушечным магнитофоном «Днепр», который якобы записывает все разговоры, все неодобрительные перешептывания в публике — мол, дошепчетесь, как бы и вам не оказаться на скамье подсудимых.

Поэта отправили в Норенскую, а Л., если, разумеется, верить Ю. Бегунову — известному специалисту по всемирному жидомасонскому заговору[1707], спустя полтора года засветился еще раз — письмом в прокуратуру, где сказано:

Штаб 12-й ДНД рассмотрел вопрос, связанный с осуждением тунеядца и морально запутавшегося гражданина И. Бродского, считает, что в целях воспитательной работы необходимо поставить вопрос о досрочном возвращении из мест отбытия наказания Бродского, согласно решения суда. Считаем также необходимым проверить материал, связанный с распространением лживой стенограммы суда, которая в целях обеления Бродского и подмен истинной подоплеки наказания (хотя Бродский в этом никакого участия не принимал) свидетельствует о том, что он осужден якобы не как тунеядец, а как поэт. <…> Необходимо дать возможность И. Бродскому начать работать в одном из наших литературных журналов, так как у нас имеется уверенность, что несмотря на поведение и аполитичность Бродского, его можно приобщить к труду и если верно, что он любит писать стихи (конечно, не ущербные и политически вредные, какие мы в прошлом читали), то найдется и работа в журнале.