Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Вещь эта будет называться «Наука ненависти». По жанру – очерк, хотя с какого-то момента этот очерк начнут называть рассказом. Прототип «Науки ненависти» – встреченный однажды Шолоховым офицер Герасимов: надорванный немецким пленом, чудом вырвавшийся и зачерствевший в святой злобе русский мужик. Сюжетная канва – самая по тем временам обычная.

Дело не в судьбе. Когда пишешь – дело в интонации, которую поймал, или которая сама тебя подцепила за горло.

Ту интонацию суровой ниткой прошила ленинградка Ольга, написавшая: «Нам ненависть залогом жизни стала».

* * *

Сталину доложили: Шолохов едва не погиб, сильнейшие травмы, сбежал от врачей, выступает в частях, на радио, собирается на передовую.

В середине мая писателя вызвали в Москву. Привезли в ресторан где-то в центре. Стол был накрыт на двоих.

Спустя некоторое время вошёл Сталин.

Писатель и вождь не виделись чуть более полутора лет. Сталин заметно поседел.

– Как вы себя чувствуете, товарищ Шолохов? – спросил он, усевшись за стол.

– Всё хорошо, Иосиф Виссарионович.

Им разлили напитки.

– Врачи говорят, у вас очень сильные травмы, которые нельзя переносить на ногах. Вам нужно бы пройти повторное обследование в кремлёвской больнице.

– Мне уже лучше, товарищ Сталин.

– Говорят, лётчик был пьян. Его собираются судить.

– Ручаюсь, что не был пьян.

– Как вы можете ручаться?

– Я с ним общался перед вылетом.

Они выпили вина. Обсудили дела на фронте.

Шолохов спросил:

– Когда, товарищ Сталин, мы погоним их с нашей земли?

– Копим силы для удара, – ответил он. – Будем наступать.

Неожиданно Сталин поинтересовался:

– Сколько времени Ремарк писал «На Западном фронте без перемен»?

– Три года.

– Три года… – Сталин задумался. – Идёт война, тяжелейшая. Кто о ней напишет, если не вы? Нужен такой же сильный роман, как «Тихий Дон». Вы сумели изобразить там храбрых людей. Мелехов храбр. Подтёлков храбр. Нам нужны портреты героев этой войны. В «Тихом Доне» – только белогвардейские генералы. У нас есть наши генералы.

Шолохов разумно смолчал о том, что в ту войну белогвардейских генералов он встречал не раз, а красноармейских – ни одного. В эту видел многих, больше всех поразил Лукин – но он пропал без вести.

– Нужны портреты полководцев! – продолжал Сталин. – Неужели сегодня нет таких, как Суворов и Кутузов? Которые сегодня отбросили немцев от Москвы, выбили из Ростова.

Сталин поднял свой бокал:

– Накануне ваших именин мне хотелось бы пожелать вам крепкого здоровья и нового, эпического романа, где будут и полководцы, и простые бойцы этой страшной войны.

Они чокнулись.

– Что скажете, товарищ Шолохов? Быть может, вам что-то необходимо для работы?

Шолохов не мог обещать, чтоб не обмануть Сталина. Но и отказаться не считал возможным.

– Я закончу очерк, который задумал, товарищ Сталин. И тут же начну думать о романе.

Сталин внимательно смотрел на собеседника.

– Думаю, вам всё-таки надо подлечиться, товарищ Шолохов. Есть хорошие места в Грузии.

– Что же мне там делать? – отшутился Шолохов. – Вина много! Вряд ли вытерпишь.

– Скажем врачам, чтобы вам не давали вина.

– А зачем тогда ехать? – засмеялся Шолохов. – Я уж лучше поближе к дому. Дома лучше работается.

– Хорошо, товарищ Шолохов. Мы на вас рассчитываем.

Сталин встал. Они пожали друг другу руки.

Писателя отвезли в «Националь».

* * *

Обнадёженный этой встречей, Шолохов приехал в Николаевск:

– Семья! Слушай мою команду! Полчаса на сборы домой!

Жене шепнул:

– Сталин сказал: скоро наступление. Что мы тут ютимся?

Все ликовали! Быть может, война завершится в этом 1942-м? Ну хотя бы к зиме?

Разделили семью на две части – всех разом было не так-то просто вывезти. Основной состав загрузился в предоставленный местным райкомом транспорт. Двинулись обратно: триста километров – по российским меркам рукой подать. В тот же день были дома. Собаки лаяли, коровы мычали, мать всплакнула: несчётная семья понемногу забиралась, как в улей, в свои соты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Из Вёшенской Шолохов вернулся в Москву на очередную сессию Верховного Совета. Оттуда снова в Николаевск, к оставшейся части семьи. В этом треугольнике – меж Москвой, Вёшенской, Камышином – он завершит работу над очерком «Наука ненависти».

«И если любовь к Родине хранится у нас в сердцах и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть всегда мы носим на кончиках штыков».

В мирные годы очерк мог бы показаться прямолинейным и пафосным, но на тот момент он являл собой образчик жанра. Шолохов создал один из ключевых текстов той войны.

Между «Правдой» и «Красной звездой» тут же случился спор: кто публикует Шолохова. Спор разрешался на самом верху. Приняли решение: очерк опубликуют обе газеты. «Наука ненависти» была опубликована в «Правде» от 22 июня 1942 года. Спустя год после начала войны вышел подводящий итог случившемуся и определяющий будущее текст.

На следующий день очерк дала «Красная звезда».

Отдельной тридцатистраничной книжкой «Науку ненависти» опубликовал Воениздат: сначала в серии «Библиотека красноармейца», следом во «Фронтовой библиотеке краснофлотца».

Малоформатной брошюркой «Наука ненависти» была напечатана в «Библиотеке “Огонёк”». Затем – издательствами политуправлений Западного и Карельского фронтов, затем – отдельными изданиями в Алма-Ате, Баку, Кирове, Куйбышеве, Новосибирске, Свердловске, Чкалове. В течение считаных недель написанное Шолоховым прочитали, услышали, узнали сотни тысяч, а затем и миллионы советских людей.

Полгода спустя отчитываясь о главных достижениях советской литературы за первые двадцать месяцев войны, Фадеев назвал пять имён. Твардовский с поэмой «Василий Тёркин», стихи Симонова и Суркова, очерк Алексея Толстого «Родина» и, по выражению Фадеева, «крупный полуочерк, полурассказ» Шолохова. Перечисленное, по словам Фадеева, получило в Советской России «огромный резонанс».

Одну из множества историй, связанных с «Наукой ненависти», рассказал потом легендарный советский лётчик Анатолий Ляпидевский: «Помнится, прилетел я с новыми пикирующими бомбардировщиками в третью воздушную армию… В тот день “мессершмиты” сбили наш “П-2”. Проносят на носилках обуглившегося лётчика. Лица не узнать. Полез я к нему в гимнастёрку за документами. Вытащил “Правду”, газета вся в крови. И гляжу: рассказ Шолохова “Наука ненависти”».

Комдив, увидев в кабине Ляпидевского фотографию Шолохова, известного ему по советским газетам, спросил:

– Уж не друг ли твой?

– Нет, – ответил Ляпидевский. – Мы не знакомы. Просто любимый писатель.

– Да, – говорит комдив. – Умеет жечь глаголом. Утром прочитал лётчикам «Науку ненависти». И знаешь, ей-богу, не преувеличиваю: никогда не видел, чтоб так дрались, как сегодня…

* * *

27 мая в бою под Харьковом погибли известный советский поэт, сотрудник газеты «Звезда Советов» Джек Алтаузен и писатель, сотрудник газеты «Красная звезда» Михаил Розенфельд.

2 июля в Ростовской области разбился на самолёте возвращавшийся с задания Евгений Петров.

Следующая встреча Шолохова со Сталиным случилась полтора месяца спустя. Прочитав «Науку ненависти», вождь, видимо, решил для себя, что Шолохов готов к роману. Несколько подряд писательских смертей, случившихся в те дни, укрепили его в мнении, что Шолохова надо поберечь.

Судя по журналу сталинских приёмов, встреча произошла в промежутке меж 3 и 5 июля, и снова вне кремлёвского кабинета. В письме Маленкову примерно 10 дней спустя Шолохов будет писать «о последнем пребывании у т. Сталина» – так что, скорее всего, они снова виделись на Кунцевской даче. Шолохов обмолвился в те дни своему знакомому, что имел место «маленький, военного времени банкет».

На встрече были Молотов, Маленков, Щербаков, Берия и Ворошилов. Помимо военных дел, обсуждали, в числе прочих, Фадеева. Сталин говорил, что Фадеев «разложившийся»: со вдовой Булгакова у него отношения закончились, зато одновременно продолжались с актрисой Ангелиной Степановой и поэтессой Маргаритой Алигер, и что – «литература любит тружеников».