Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

и малым, понять, что, может быть, недалек тот час, когда Дума уже не сможет защитить их от карающей десницы разгневанного Народа?», «Правительство должно понять, что поднимается страшная волна народного возмущения, которая может достичь невиданных доселе высот!».

Когда левые партии прибегали к жестким выражениям подобного рода, кадеты обычно хранили молчание и ни разу не протестовали. Они могли разглагольствовать о зверствах, устроенных реакционерами, но в отношении революционной агитации и террористических актов у них не находилось ни слова осуждения; на самом деле они считали союзниками левые партии и надеялись использовать их в качестве инструмента давления на правительство с целью добраться до министерских кресел. Постепенно эта стратегия стала понятна и членам трудовой фракции, и их отношения с кадетами разладились.

Эта борьба за власть между правительством и кадетами продолжалась два месяца без каких-либо ощутимых результатов, и в конце концов кадеты неосмотрительно решили дать решающий бой. Полем битвы был выбран аграрный вопрос, в котором революционные предложения неизменно пользовались сочувствием и поддержкой крестьян. Рассчитывая противодействовать аграрному движению за насильственное изгнание помещиков из поместий, 2 июля правительство издало официальное коммюнике о том, что считает недопустимым принудительное отчуждение земельной собственности в пользу крестьян. Обычным людям это заявление представлялось естественным и похвальным поступком со стороны правительства, но кадеты, не желавшие в тот момент аграрного спокойствия, осудили его как не только неосторожную, но и преступную попытку исполнительной власти вызвать смятение в умах народа. Чтобы не допустить этого черного дела, они решили нанести контрудар и выступить с ответным думским посланием к народу от «высшего законодательного органа». Предложение горячо поддержали левые ораторы, которые высказывались очень прямо: «Если Дума, – сказали они, – не желает быть таким же мертвым органом, как бюрократия, она должна ежедневно и ежечасно прислушиваться к голосу народной воли и немедленно выполнять приказы Народа. Требование прямых отношений между Думой и Народом исходит от всех сословий… Медленный окольный путь более невозможен, поскольку во главе остаются власти, кои голос Народа объявил преступниками, убийцами и палачами. С сегодняшнего дня Народ видит перед собой две противоборствующие силы: власть бюрократии и власть народных представителей».

Немало депутатов даже в рядах самих кадетов не решались апеллировать к народу в борьбе против правительства, но они воздержались от решительного сопротивления, и 19 июля в нижней палате за революционное предложение проголосовало большинство: 124 против 53. Правительство тут же ответило на вызов, и через три дня Дума была распущена.

Это стало неожиданностью для кадетов. Они думали, что правительство не осмелится распустить Думу, а если все же пойдет на этот шаг, то весь народ встанет на защиту своих представителей. Исходя из этого убеждения, они тут же направились в Финляндию и составили в Выборге крамольную прокламацию, где призвали народ занять позицию пассивного сопротивления властям, уклоняясь от призыва в армию и уплаты налогов.

Если кадеты в самом деле рассчитывали пробудить к жизни массовое народное движение против правительства, они, должно быть, сильно удивились и разочаровались, когда их прокламация, по выражению издателей, «сошла с печатного станка мертворожденной». Ей не подчинились даже сами ее авторы, ибо из числа составивших и подписавших ее людей несколько вскоре уехали за границу и без всяких колебаний уплатили паспортный сбор! Так не очень героически закончилось то, что получило название «Дума народного гнева». Она, конечно, сверх всякой меры выразила народный гнев против правительства, но, помимо этого, мало чего достигла. Выполнив эту часть своей миссии, она могла бы спокойно заняться полезной законодательной работой и сотрудничать с правительством ради проведения ряда практических реформ, но не спешила заняться столь прозаическими делами. Сделанные императором уступки не удовлетворили никого, и все требовали большего. Умеренные группы требовали избрать кабинет из их числа и чтобы он отчитывался перед ними; а левые фракции поставили себе цель заменить монархический режим демократической республикой.

Распустив Первую думу, император решил, что следующий эксперимент следует проводить без каких-либо изменений в закон о выборах, и новая Дума была созвана 5 марта 1907 года.

Некоторые причины заставляли предположить, что новая Дума окажется лучше своей предшественницы: общественные волнения поутихли, жизнь развеяла многие иллюзии. Никто уже не думал, что самодержавие, бюрократия и все прочие бедствия, от которых страдала Россия, можно смести одним лишь потоком возмущенного красноречия и расчистить землю для нового прекрасного здания, кое будет возведено по самым современным и передовым принципам политической архитектуры. Даже самые доктринеры из либералов и социалистов едва ли могли льстить себя надеждой, что стены императорского Иерихона рухнут сами собой от гласа демократических или революционных труб. Власть показала, что располагает средствами сопротивления, и теперь на ее стороне были добровольческие силы из числа консервативных элементов страны, которые не успели самоорганизоваться перед первыми всеобщими выборами. Более того, теперь бразды правления сжимала гораздо более твердая рука, поскольку после роспуска Думы г-на Горемыкина на посту премьер-министра сменил г-н Столыпин, единственный член Кабинета министров, которому удалось добиться в основном уважительного отношения в парламенте; и теперь он в изобилии обеспечил работой тех депутатов, которые желали заняться практической законодательной деятельностью. В этом отношении он разительно отличался от своего предшественника[6]. Он принял меры предосторожности, подготовив целую кипу законопроектов, которых по количеству и качеству хватило бы на то, чтобы на несколько лет полностью занять даже самый трудолюбивый парламент. Таким образом у достопочтенных депутатов останется меньше предлогов для того, чтобы зря тратить время и создавать ненужные трения, поднимая и обсуждая абстрактные конституционные вопросы.

Все это давало повод надеяться, что Вторая дума, которой предстояло вот-вот собраться, будет менее революционной и более пригодной для практической работы, чем ее предшественница; но этим надеждам не суждено было сбыться. Хотя политический ажиотаж в определенных слоях населения поутих, он все еще был настолько распространен, что в избирательных округах факт заключения кандидата в тюрьму или отправки его в ссылку обычно считался рекомендацией в его пользу. Из 213 депутатов, избранных в двадцати пяти губерниях, статистикой которых я располагаю, как минимум 55 побывали в тюрьме, ссылке или под надзором полиции, а 13 были уволены с государственной службы. Это укрепило имевшиеся революционные группы, и они еще более усилились за счет новой мощной фракции социал-демократов, бойкотировавших первые всеобщие выборы, а на вторых получивших более шестидесяти мест. Таким образом, общее количество депутатов-социалистов возросло с 26 до 83, то есть с 5 до 17 процентов от всей палаты.

Всеобщие выборы привели и еще к одному нежелательному изменению: снизился общий умственный уровень Думы как единого целого. Среди кадетов, подписавших Выборгское воззвание, было немало