Красные часы - Лени Зумас

Мне пора дочку забирать.

– А сколько ей? – это первый вопрос, который он ей задал после библиотеки.

– Шесть. А сыну три.

– Ого, да у вас хлопот полон рот.

Какой Брайан ее видит: на голове завязанный тяп-ляп пучок, концы шарфа нарочно болтаются, чтобы прикрыть животик; черные спортивные леггинсы, мамские сабо.

Интересно, это эволюция надрессировала мужчин обращать внимание на худеньких – по которым видно, что они не беременны? Может, пышные формы служат сигналом: это конкретное тело уже обеспечивает продолжение рода другого мужчины?

Бекс влезает на бустер, настроение у нее препоганое. Жена хорошо знает: от такого красного и перекошенного лица после школы добра не жди.

– Шелл – дурочка.

– Что стряслось?

– Ненавижу ее.

– Пристегни, пожалуйста, ремень. Вы поцапались?

– Мамусик, я ни с кем не дерусь. У нас же правило.

– В смысле поругались? – жена глушит двигатель.

Родители в стоящих позади машинах, которые тоже приехали за детьми, не надорвутся – объедут. Девочка прерывисто вздыхает.

– Она сказала, что я украла ее сумочку с монетками, а я ничего не крала.

– Какую сумочку с монетками?

– У нее есть сумочка, куда она монетки кладет, а так нельзя, потому что в школу запрещается деньги приносить, а она принесла, а потом потеряла и сказала, что это я украла. А я не крала!

– Конечно, не крала.

А может, и крала.

Бекс ведь вся в отца.

Они с Дидье зубоскалят по поводу Ро и ее доноров спермы, но как насчет генов самого Дидье? Может, Бекс, унаследовав его незрелые замашки, решит попробовать наркотики или присвоить деньги из кассы в пышечной?

В девочке сражаются два набора генов: красивые карие глаза и глубоко запавшие серо-голубые, ровные зубы и огромные кривые, хорошие результаты на выпускных экзаменах и вообще никаких результатов.

Первый раз жена забеременела в тридцать, и ощущение было такое, будто она едва-едва проскочила под закрывающейся гаражной дверью.

Почему же цифра тридцать так похожа на просроченный срок годности?

Они с Дидье ничего такого не планировали, даже женаты не были, встречались тогда чуть больше полугода. Но жена казалась себе старой. Это случилось в августе перед началом последнего курса на юридическом, тест на беременность выдал положительный результат. «Вот чего я хотела! Вот!» – что в сравнении с этим юридический.

– А она сказала, что это я украла, и больше она со мной не дружит.

– Подожди немного, и Шелл остынет.

– А если она никогда не остынет?

– Наверняка остынет. Давай-ка обсудим твой исследовательский проект! Ты уже тему выбрала?

– Осталось два варианта, – чуть улыбается Бекс.

– Уже всего два? – жена поворачивает ключ в зажигании, включает поворотник. Горло болезненно сжимается: она забыла взять для Бекс в библиотеке новые книжки.

– Лесные гномы или призрачный перец. Это самый острый перец на свете.

– Бусинка, у тебя очень хорошие темы.

– У мамы Шелл есть такой перец, прямо из Индии. У них на кухне семьдесят три баночки со специями.

– Ну, вряд ли так много.

– Именно так – мы посчитали. Мамусик, а у нас сколько специй?

– Понятия не имею.

В зеркале заднего вида жена замечает, как какая-то корова сердито машет ей рукой – мол, отъезжай давай.

Нет, торопиться жена не будет.

Если привести достаточно убедительные аргументы, Дидье согласится.

«Но тогда ведь придется действительно идти вместе с ним к психологу».

Но ведь может сработать!

В этом-то и весь смысл.

Жена снова почувствует себя нормально. И даже хорошо.

Горло не будет перехватывать, когда Бекс спрашивает: «А вы с папочкой любите друг друга?»

Она не будет больше читать в интернете статьи о том, как плохо справляются дети с последствиями развода, когда у них на глазах рушится брак родителей.

Не будет снова и снова повторять в уме: «рушитсябракрушитсябракрушитсябрак».

Не будет больше думать о хлипком ограждении на шоссе.

* * *

С собой на борт я взяла мешок с skerpikjøt, и канадские моряки захотели попробовать необычное для них блюдо. Сказали: «Дрянь». Я им объяснила, что, если сушить баранину в теплую или влажную погоду, мясо иногда загнивает.

Жизнеописательница

Она обожает, когда Пенни в учительской делится с ней сладостями, но больше всего ей нравится ходить в гости к Пенни вечером в воскресенье и вместе смотреть шоу «Тайна!» в ее домике, где обои с розочками, камин из камня, шерстяные коврики и в окна-эркеры стучит дождь.

Пенни вручает ей салфетку, вилку и тарелку с картофельной запеканкой.

– Воды или лаймового лимонада?

– Лимонада. Но ведь уже начинается.

– Вот черт! – Пенни бежит включать телевизор (она вечно теряет пульт), берет свою тарелку, усаживается рядом с жизнеописательницей и затыкает салфетку за воротник бирюзового свитера. – Ну, чем ты нас сегодня порадуешь, сержант Хэтуэй?

Идет заставка: основная музыкальная тема, нереальные оксфордские шпили, неяркое английское солнце окрашивает апельсиновым стены из котсуолдского известняка.

– Кто же умрет сегодня? – замогильным голосом спрашивает Пенни.

– Тебе бы детективы писать, а не про твоих грудастых теток, – говорит жизнеописательница.

– Но мне больше нравятся всякие страсти. Я тебе говорила, что собираюсь поехать на конвент писателей романтической прозы? Там и агенты будут, им можно свою рукопись представить.

– И сколько денег хотят за всю эту красоту?

– Немало. Но почему бы и нет? Агентов позвали аж из самого Нью-Йорка.

– А можно посмотреть рекламный синопсис для твоей книги?

– Солнышко, я его выучила наизусть: «“Страсть на черном песке”, действие происходит в конце Первой мировой войны. Эвфросина Фарелл, молодая ирландская медсестра, тяжело переживает смерть возлюбленного, который погиб в битве на Сомме, и решает переехать в Нью-Йорк. Там она обручается с солидным вдовцом, но влюбляется в его племянника Ренцо, неаполитанского красавчика с неотразимым взглядом».

– А при чем тут черный песок?

– В первый раз Эвфросина и Ренцо занимаются любовью на пляже в маленькой бухточке на Лонг-Айленде.

– Может, было бы интереснее и не… хм, не так шаблонно, если бы она была обручена с племянником, а влюбилась бы в неотразимого дядю?

– Да ты что! Это же не «Маленькие женщины» какие-нибудь. Ренцо – настоящий бруклинский жеребец, у него ширинка просто лопается.

Пенни преподает английский и, по ее словам, придумывает свои книжки для развлечения.

«Они забавные», – ответила она как-то жизнеописательнице, когда та спросила, почему Пенни пишет мыльные оперы, в которых единственной целью женского существования выставляется романтическая любовь. У Пенни уже девять таких книжек, и всем им вполне подошла бы обложка, где какой-нибудь мужик во вспученных в области паха штанах раздевает тетку в платье со столь же вспученным декольте. Пенни рассчитывает опубликоваться к своим семидесяти. У нее на это еще