Красные часы - Лени Зумас

к себе.

– Клиентка новая, – он протягивает белый конверт.

Бедняга, щеки все в угрях, сегодня хуже, чем обычно. Так у него токсины выходят. Должны через печень выходить, а выходят через кожу.

Знахарка кладет конверт в карман.

– Ты с ней говорил?

– Она на целлюлозной фабрике работает, десятая неделя.

– Хорошо, спасибо.

Надо пополнить запасы мелколепестника. Проверить, сколько осталось болотной мяты и мать-и-мачехи.

– Спокойной ночи.

Коттер почесывает голову через черную вязаную шапку.

– Ты как тут? Не нужно чего?

– У меня все хорошо. Спокойной ночи!

– Джинни, тут такое дело… – он стаскивает шапку, трет лоб. – Люди поговаривают, ты пальцы мертвеца[22] приманила.

Знахарка кивает.

– Просто, чтоб ты знала.

Так хочется посидеть возле печки, и чтобы Душегуб на коленях, и чтобы не думать ни о чем. Не бояться, не прислушиваться настороженно.

– Я устала.

– Тогда ложись пораньше, – Коттер вздыхает, поворачивается и уходит в лес.

Он работает на почте и слышит все, о чем говорят в городе. Но знахарка и так уже знает. Ей в почтовый ящик записки подсовывали. Кто-то из рыбаков или их жены – они очень боятся расплодившихся пальцев мертвеца.

У нее в окошке и правда висят высушенные водоросли. Клементина, что ли, братцам проболталась? Рыбаки их терпеть не могут: из-за них устриц все меньше, корпуса судов в гавани намертво обрастают.

«Думаешь, это смешно? А мы на хлеб себе не сможем заработать!»

Она подкладывает в печку сосновые ветки. Где Душегуб?

– Иди сюда, мудоскочек.

На колени он залезать не желает, хоть и знает, как знахарка по нему скучала.

«Кончай над морем колдовать, паскуда».

Собственный кот ее не слушается, какие уж тут водоросли?

* * *

Почему я спокойно могу смотреть, как убивают китов, но не переношу, когда убивают ягнят?

Дочь

Не думала, что получится вот так. Что она пойдет по правой лестнице в столовую и увидит, как Эфраим лапает Нури Визерс: залез рукой под ее рубашку, а та закрыла глаза, и веки у нее трепещут.

Дочь бесшумно на цыпочках поднимается обратно.

Не вдохнуть.

«Дыши, тупица».

Садится на площадке, пытается расслабить мышцы грудной клетки, чтобы туда пошел воздух.

«Дыши, глупая белая девочка».

Нужно дотерпеть до конца дня. Высидеть латынь и математику. Забрать новые ретейнеры для зубов.

Нури Визерс? Да кому могут нравиться эти нечесаные патлы, черные тени для глаз и лак цвета звериного дерьма!

Именно сейчас, как никогда, не хватает Ясмин.

Ясмин обожала клубнику и была сама не своя до взбитых сливок.

Пела псалмы и курила травку.

Она бы сказала: «Да забудь ты про эту готическую шлюшку».

Она бы сказала: «Да через пять лет ты этого засранца и не вспомнишь».

Ясмин была умнее дочери, но получала не такие хорошие оценки из-за своего «отношения».

Ясмин вышла из туалета, а в руке у нее был тест.

За месяц до того вступил в силу запрет на аборты по всей стране.

Дочь думала: «Надо как-то переправить тебя в Канаду». Тогда еще не закрыли границу для тех, кто хотел сделать аборт. Розовая стена была всего лишь проектом.

А через полтора года на канадской границе начали арестовывать американок и возвращать их в Штаты, где власти предъявляли им обвинения.

– Ну конечно, давайте будем на деньги налогоплательщиков криминализировать несчастных женщин! – сказала на уроке Ро/Мисс.

– Но они же нарушают закон, значит, это преступление.

– Законы не явление природы. У каждого закона своя, зачастую страшная история. Слыхали про Нюрнбергские расовые законы? А про американское расистское законодательство?

Ясмин бы понравилась Ро/Мисс – она так рассказывает про историю, что все запоминаешь, а одевается как дети: коричневые вельветовые штаны, зеленые худи, кроссовки.

Теперь внутри у дочери кучка клеток, и они размножаются. Половина Эфраима, половина ее.

«Ты же не знаешь наверняка».

Она таскает тест в портфеле.

Если она действительно…

А может, и нет. Ничего такого дочь не чувствует.

Но если да, то что же делать?

«Не волнуйся попусту», – мама.

«Делом займись», – папа.

Может, и правда нет.

На уроке математики Нури Визерс постукивает железным носком тяжелого ботинка по ножке стула – радуется, наверное. Предвкушает, как в следующий раз встретится с Эфраимом. Куда они пойдут? Чем займутся? Как далеко уже зашли? И Эш нет – некому дочь поддержать, в этом классе у нее нет друзей, на матанализе она одна из десятого, остальные – из одиннадцатого и двенадцатого. Собственные одноклассники считают дочь выскочкой, потому что она переехала из Салема и ходит на дополнительные занятия, и отец у нее не рыбак, а еще она как-то сказала, что глупо называть учительниц «мисс». А теперь сама так называет, чтобы не казаться выпендрежницей.

После урока ее подзывает мистер Сяо, «на пару слов». Дочь и так уже колотит: задержка восемь недель, Эфраим лапал Нури Визерс, если сейчас еще достанется от второго самого любимого учителя… на глазах выступают слезы.

– Эй! Куорлс, ты чего, я же не ругать тебя собрался. Господи, наоборот – отличные новости.

Она промокает глаза.

– Извините.

– Все в порядке?

– Месячные просто.

Учителя мужского пола после такого ответа в подробности не вдаются.

– Ладно, слушай, ты знаешь про Орегонскую математическую академию?

Дочь кивает.

Но мистер Сяо все равно пускается в объяснения:

– Это такая специальная программа: участники неделю проводят в учебном лагере в Юджине. Самый престижный академический лагерь во всем штате, туда очень трудно попасть. Из нашей школы никто никогда конкурс не проходил. Но в этом году я выдвинул тебя.

Дочь все слышит, но ничего при этом не чувствует.

– Спасибо большое.

– Думаю, шансы неплохие. Ты умненькая, к тому же у нас есть маленькое преимущество: один парень из их приемной комиссии учился со мной на выпускном курсе.

Сяо ждет, что она восхитится.

В прошлом году, даже в прошлом месяце, Матильда Куорлс прыгала бы до потолка от радости. Тут же помчалась бы домой рассказывать родителям.

– Заявку надо подать до пятнадцатого января, – добавляет мистер Сяо.

Он довольно толстокожий и обычно не замечает, что людям вокруг плохо, если только они не кричат и не рыдают, поэтому ему кажется, что дочь вне себя от счастья.

– Я очень рада, – отвечает она.

На самом деле дочь отлично знает про Орегонскую математическую академию. С седьмого класса мечтала туда попасть. Они с Ясмин собирались вместе участвовать в отборочном конкурсе. В восьмом классе Ясмин лучше всех в школе сдала экзамен по математике, а у дочери было всего на два балла меньше.

Если она попадет в академию, шансы поступить в престижный