Соловей и халва - Роман Рязанов

так, то пусть сам и отправляется на дно хауза!

– Скажи, Умар, а может быть ты сам и убил почтенного Али Ахмада Бухари? – внешне спокойно, даже чуть равнодушно задал вопрос визирь Ибрагим-бек. – Может быть, ты и порошок джунгарского корня приобрёл, также, как и опийную настойку?

Умар облизал губы, точно он сейчас был в пустыне и мучился от жажды, и громко произнёс в ответ:

– Нет, нет! Я не убивал Али Ахмада Бухари! Как же я мог убить его, если почтенный Али Ахмад был моим учителем! Я и мстил этим глупцам и бездарям за его смерть! Думаю, они все в равной смерти виновны в его гибели, потому что убийца отравил Али Ахмада один раз, а эти завистники и насмешники отравляли каждый миг его жизни ядом своей клеветы!

– Довольно! – нетерпеливо махнул рукой хан. – Почтенный Ибрагим-бек, распорядись отправить этого сына шакала в подвал дворцовой башни, пусть прислужники усто Хасана ещё раз потолкуют с ним. – Ну, а пока злодей не признался в убийстве поэта Бухари, и другие доказательства его вины в этом преступлении не получены», – заговорил владыка нашего города тихим, тусклым, усталым голосом. – До тех пор смертный приговор китайцу Ли Ши остаётся в силе, хотя я и не буду пока спешить рубить ему голову. Думаю, мы можем повременить ещё пару дней, – ухмыльнулся хан в свою реденькую бородёнку, довольный собственной прозорливостью.

Я заметил, как просиял, услышав эти слова повелителя, визирь Ибрагим-бек, по-прежнему убеждённый в виновности молодого китайца. Он заискивающе поднял глаза на владыку Бухары:

– Позволь, повелитель, вымолвить несколько слов своему верному слуге?

– Дозволяю! – кивнул хан, смерив визиря пронизывающим взглядом.

– По моему разумению, – заговорил великий визирь, нисколько, казалось, не смутившись устремлёнными на него внимательными глазами хана, – по моему разумению, пытать злодея далее не имеет смысла. Лучше уж сразу, к примеру, сжечь его на костре, за одно убийство, несомненно им совершённое и за покушение на ещё одно…У меня есть показания стражников, утверждающие, что когда началось состязание, и Али Ахмад Бухари читал свою газель, Умар был в противоположном углу зала, к тому же у такого прощелыги просто не хватило бы денег для покупки яда из джунгарского корня…

– Что же, мы подумаем над твоими словами Ибрагим-бек, – уклончиво пообещал великому визирю владыка Бухары. – Но рубить голову китайцу тотчас мы не намерены, – добавил он твёрдо. – Отрубить голову – это всегда успеется, – снова не без труда подавил зевок хан.

– Да! – чуть не подскочил со своего места Умар, с трудом удерживаемый стражей. – Можете, сжечь меня на костре! Можете снять с меня кожу, также как в Халебе сняли кожу с Имамеддина Насими!34 Я всё равно умру великим поэтом, а не жалким сочинителем виршей, что бы вы со мной ни сделали! В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь, я – суть, я не имею места! – прокричал безумец и в изнеможении опустился прямо на пол тронного зала.

–Да, он и в самом деле вообразил себя Насими, – прошептал мне на ухо купец Рахматулло. – Видно, плохи наши дела, – продолжил он тем же шёпотом, обернувшись к стоявшему рядом Мустафа-аге. – Китайцу Ли Ши по-прежнему угрожает меч усто Хасана… Скажу тебе по совести, почтенный, после разговора с шейхом Гиясаддином, я отошёл от мысли, будто убийства Али Ахмада Бухари и Шавката совершил один и тот же человек. А сегодня я лишь укрепился в этом мнении.

Мы покинули дворец, обуреваемые противоречиями. С одной стороны, выяснилось, кто стоял за убийством поэта Шавката, но разгадка гибели Али Ахмада Бухари так и оставалась ненайденной. Купец Рахматулло распрощался с Мустафа-агой, пообещав тому продолжить своё дознание, и вскоре мы вернулись домой. А дома моего господина ждал Юнус.

– Ну, что удалось что-нибудь узнать? – спросил купец Рахматулло своего друга.

– Да, я раздобыл кое-какие сведения у Али Каракурта и ещё кое-что, – довольно ухмыльнулся в ответ тот, так словно это было пустяковым делом. – Почему бы нам не посидеть в тени чинар в саду твоего дома, – озирнулся по сторонам Юнус.

– Почему бы и не посидеть, – охотно согласился Рахматулло и, взяв гостя под руку, вышел с ним на улицу.

Я же, утомлённый событиями вчерашней ночи и сегодняшнего дня, задремал. Да и почтенному читателю лучше узнать обо всём, что тогда говорил моему господину его друг Юнус, несколько позже.

Часть четвёртая. Книга обретающих истину.

Глава четырнадцатая, в которой слуга спит, а хозяин бодрствует

Я проснулся лишь на следующий день, когда солнце уже стояло высоко. Купца Рахматулло дома не было, он появился спустя пару часов после моего пробуждения, в то время, когда я ел лепёшку, запивая её глотком зелёного чая из пиалы.

– Мир тебе, Мамед! Воистину, чудны дела Аллаха! – шутливо поприветствовал меня купец. – Слуга попивает чай с лепёшками, а его господин уже обошёл пол-Бухары в поисках истины!

– Где вы были, хозяин? – спросил я, сделав ещё один глоток из пиалы.

Довольный вид купца говорил о том, что ему удалось кое-что узнать.

– В квартале у яхуди, – коротко бросил он в ответ, присаживаясь напротив меня и взяв себе ещё одну лепёшку. – О, горячие, только из тандыра35, – удовлетворённо заметил он. – Неужели, это Саид постарался для нас? Или, быть может, его жена?

От моего внимания не ускользнуло, что господин стремится что-то утаить от меня, и я спросил невинно:

– У яхуди? Неужто господин решил перекрасить свой старый халат?

– Но ты ведь знаешь Мамед, – сказал в ответ Рахматулло. – Яхуди не только прекрасные красильщики тканей, но замечательные врачи…Доктор Иаков-бен-Захариа как раз был одним из них. Вот мне и нужно было узнать у тамошних врачей кое-что о свойствах яда джунгарского корня…Одну сущую безделицу, впрочем, – продолжил он. – сегодня утром я успел наведаться и к старухе Зульфие. Покойный Али Ахмад завешал ей свой дом, так что горбунья до сих пор ведёт там хозяйство. До вечера мы с тобой, Мамед, можем отдыхать, а ближе к ночи нам обязательно стоит заглянуть к ней. Хотя, вернее сказать, – лукаво улыбнулся купец Рахматулло, – отдохнуть следовало бы мне, ты же, мой мальчик, уже неплохо выспался сегодня и поэтому мог бы заняться нашими торговыми делами, а то мы оба совсем их забросили в эти дни, Аллах свидетель!

Глава пятнадцатая, в которой служанка Зульфия едва избегает смерти

Я допил чай и отправился исполнять волю господина, до вечера занимаясь нашими купеческими делами. А с наступлением темноты,