Соловей и халва - Роман Рязанов

не помнишь меня Рахмат?!

– Теперь узнал! – широко улыбнулся Рахматулло. – Но Юнус… как же… ты… как же после стольких лет…

– Я тебе потом всё объясню, а сейчас пошли в дом! – радостно заключил Юнус в объятия моего господина. – Эй вы, – сердито крикнул он другим олуфта, застывшим в недоумении. – Развяжите руки моим гостям и немедленно проводите их в дом! Сегодня мой дом – это ваш дом! – вновь обернулся Юнус к нам.

– Да, я уже понял, что ты гостеприимный хозяин, – промолвил купец Рахматулло, потирая отёкшие от верёвки руки и взглянув на друга с лёгкой укоризной, так словно они расстались только вчера…

– Да, наша жизнь, точно сказка Шахерезады о халифе на час, – заметил Юнус. – Вот только не знаю, кто из нас двоих, Рахмат, сегодня Харун-аль-Рашид, а кто – Абу-ль-Хасан Кутила29…

Немного погодя, когда мы все втроём, насладившись переменой блюд из плова, кебаба и пахлавы30, и осушив ни один кувшин вина, возлежали за дастарханом, Юнус завёл рассказ о потере друга Рахмата и своих скитаниях, не замечая, что повторяет его уже не в первый раз:

– Когда нам с тобою, Рахмат, было по шесть лет, в нашей Благородной Бухаре приключился этот проклятый мор. Я заболел одним из первых, но мои родители еще до тех пор, пока хан распорядился выставить стражу у всех ворот нашего города, вывезли меня в горный кишлак к деду и бабке. Там знахарь-талиб растолковал, что у меня была вовсе другая болезнь, то есть совсем не та, что поражала народ в Бухаре, и в скорости я поправился. Но вернуться домой у меня не было никакой возможности, потому что на всех подходах к городу стояла стража, имевшая приказ хана никого не впускать и не выпускать за городские ворота. Когда же владыка Бухары отменил свой приказ, и моя семья вернулась в родной гузар31, для нас ты просто исчез, Рахмат! А потом нам сказали, что кто-то видел, будто тела твоих родителей в спешке зарывали на кладбище, – тут голос Юнуса дрогнул, и он вновь потянулся за кувшином с вином и плеснул себе полную чашу. – Затем мы переселились в новый дом в другом гузаре. Нам пришлось сменить несколько домов, – пояснил Юнус, отхлебнув ещё вина и откусив кусок пахлавы. – После этого мора, дела у отца не заладились…

– Да, я помню, – вставил Рахматулло. – Твой отец занимался выделкой сёдел.

– Совершенно верно, – кивнул Юнус. – Но после этого проклятого мора у людей стало меньше денег на хороших скакунов, и на хорошие сёдла, видно, тоже… Словом, мне пришлось самому начать зарабатывать себе на жизнь…

И Юнус не без хвастовства тоже не в первый раз принялся рассказывать, как заделался гулякой-олуфта, как с юных лет добывал себе на кусок лепёшки тем, что во главе ватаги отчаянных юнцов выколачивал лишние таньга из богатеньких торговцев пока, наконец, не сделался «мужем мужей» – главарём всех олуфта Благородной Бухары…

– Вот как, – тоже не в первый раз с неподдельным видом изумился мой господин. – А меня как раз мой покойный дядюшка наставил по торговой части… Странно, что мы до сих пор с тобой не встретились.

– Возможно, стоит воздать хвалу Аллаху, за то, что мы не встретились до сих пор! – криво ухмыльнулся Юнус, потянувшись за ещё одной сладкой пахлавой.

– Любишь сладкое? – тепло взглянул на него мой хозяин. – Помню, когда нам было лет по пять, незадолго до мора, мы на родительские деньги на день рождения пророка Мухаммада, да пребудет с ним мир, устроили себе настоящее пиршество из сластей…Ты всю рожу себе вымазал в белом медовом снегу. Старуха Халифа завидев твою белую рожу, решила сослепу что за ней пожаловал сам ангел смерти Азраил.

– Скажу тебе, это ты врёшь, Рахмат, – расхохотался Юнус – Старуха Халифа и мор пережила! А помнишь, как мы воровали дыни?! Уже тогда в этом мне не было равных! – продолжил смеяться он – Кстати, а вы, почтенные, не хотите сладкого? Может быть, я велю подать халвы? У меня есть настоящая, наша бухарская!

При одном только упоминании о халве, я вновь ощутил чувство тревоги. Юнус тотчас же прервал свой смех и спросил:

– Так что же тебя заставило, о, почтенный купец Рахматулло, бродить так поздно по нашим улочкам? И почему твой слуга, так побледнел, стоило мне заговорить о халве? Там, где сладость, там и яд, да? – задал он новый вопрос, понизив голос. – Обычно табиба Али ищут те, кто нуждаются скорее во втором, чем в первом…

– Я прочёл твои подозрения в твоих глазах, о, мой друг Юнус, – немного вымучено улыбнулся Рахматулло. – Нет, мои купеческие дела ещё не идут так плохо, чтобы я нуждался в яде для своих недругов. На поиски торговца ядами толкнуло меня другое…

И мой господин поведал своему другу Юнусу о смерти поэта Али Ахмада Бухари, о других смертях, которые за ней последовали и о своих пока тщетных попытках отыскать убийц. Юнус выслушал рассказ очень внимательно, и лишь изредка поглаживал свою худую бороду, подкрашенную хной. Когда купец Рахматулло, окончил своё повествование, в комнате воцарилось недолгое молчание.

– Интересно, – проронил Юнус, наконец, нарушивший тишину. – Сказать по правде, я и мои парни-йигиты неграмотны, но мы, без малого все, слышали и весьма ценили стихи покойного Али Ахмада. Доходили до нас и какие-то неясные слухи о его гибели во дворце у хана. Но откуда я мог знать, что именно ты ищешь разгадку той тайны, что скрывает за собой его смерть… А теперь уж, коли я знаю, я и мои друзья, гуляки, поможем тебе выйти на верный след.

– Ну, тогда, – сказал в ответ Рахматуло, – нам стоило бы начать с Али Каракурта.

– Да уж, начнём с этого паука! – подхватил Юнус. – Завтра же, а вернее сегодня после утреннего намаза, всю душу из него вытрясу!

Из дальнейших слов Юнуса мы поняли, что последнее время Али Каракурт не выходил из дому, опасаясь кого-то из покупателей своих ядов. Он сунул на лапу йигитам из числа олуфта, чтобы те устроили засаду неподалёку от его, Каракуртова, жилища. В эту засаду торговец ядами прямиком нас и отправил, претворившись женщиной из-за закрытой двери.

– В самом деле, хотелось бы узнать, кого этот плут так боится и почему? – негромко, задумчиво проговорил купец Рахматулло.

– Но, я думаю, мы скоро это поймём, – ухмыльнулся Юнус. – А сейчас самое время открыть ещё один кувшин вина…

Глава тринадцатая, в которой безумец произносит речи перед троном великого хана

Дальнейшее,