Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Значит, на любых… - Повторил задумчиво Дакке. И неожиданно спросил. – Ты кем служишь, рыцарь?

- Капитаном английской гвардии кронпринца Эрика. – Гилберт ответил честно.

- Вот как? Ты – англичанин? – Удивился Нильс.

- Да!

- Для англичанина ты чертовски хорошо говоришь по-шведски.

- Я с самого раннего детства воспитывался в доминиканском монастыре в Финляндии. – Пояснил Гилберт.

- Значит, ты, скорее швед или финн, чем англичанин.

- Не знаю! – Честно признался Гилберт.

- Англичане, немцы, гвардия… - Произнес тягуче Дакке. – Когда в Древнем Риме стали вмешивать преторианцев в дела государства, империи пришел конец. Как-то будет со Швецией? Что думаешь, посланник короля?

- Мы не принимаем никаких решений. Мы лишь несем охрану. У Густава достаточно советников.

- Знаю, рыцарь. И эти советники – немцы!

- Тут ты прав! – Согласился Гилберт.

- И они хотят устроить в старой доброй Швеции все на свой германский лад. Насмотрелся я на всех этих маркграфов, курфюрстов, императоров и епископов… А Густаву это лишь и надо – стать единовластным правителем. «Эта земля принадлежит Богу, нам и короне!» - передразнил он короля. Я знаю, зачем ему мир! Чтобы за зиму собрать новые силы, позвать еще наемников и разгромить нас. Но мы тоже время зря терять не будем! Так что передай ему, что я согласен.

Нильс заметил в окно какое-то движение на площади, поднялся, подошел и поманил за собой Гилберта.

К виселице трое крестьян подтаскивали раздетого до пояса человека со связанными за спиной руками. Приговоренный к казни был крепок сложением, лыс головой, но тело все заросло густыми черными волосами, кое-где слипшимися от запекшейся крови. Его длинная черная борода показалась Гилберту знакомой. Еще мгновение и он вспомнил того чернобородого ландскнехта, вместе с другими наемниками напавшего на них с Бенгтом.

- Казните пленного? – Спросил Гилберт.

Нильс пожал плечами:

- Он был взят с фламбергом. Ты же знаешь, рыцарь, что таких, как он, казнят сразу, без всякой пощады. Как видишь, больше пленных нет. Мы их отпустили, забрав оружие и доспехи.

- Обобрав даже мертвых до нитки! – Не удержался Гилберт.

- Мародеры есть на любой войне. – Равнодушно ответил Дакке.

Чернобородому набросили петлю на шею, другой конец веревки, перекинутой через перекладину, был привязан к лошади. Ландскнехт еще вырывался из рук крестьян, выкрикивал что-то оскорбительное, скаля зубы в ужасной гримасе ненависти, когда кто-то вскочил на коня, ударил пятками, лошадь дернулась с места, и тело приговоренного взлетело вверх, несколько мгновений билось в судорогах, потом затихло. Крестьяне сплюнули повешенному под ноги, кто-то взобрался по приставленной лестнице на перекладину, закрепил там веревку, чтобы высвободить лошадь, после этого все разошлись, потеряв интерес к мертвецу.

- От судьбы никуда не денешься. – Тихо произнес Гилберт.

- Каждый сам выбирает свой путь и конец этого пути. – Также тихо ответил ему Нильс. – Послушай, рыцарь. – Он повернулся вполоборота к Гилберту. – Мы обо всем договорились. Возвращайся к своим!

На прощанье, Дакке невесело усмехнулся:

- Встретимся в следующем году!

- И что он? – Король впился взглядом в Гилберта.

- Согласился, милорд!

- Что ты пообещал ему?

- То, что вы мне сказали, милорд. Налоги, пошлины, колокола…

- Налоги и пошлины с них и так не взять. С колоколами обойдутся. – Махнул рукой Густав. – Скажи мне, Бальфор, кто он из себя, этот Нильс Дакке?

- Профессиональный солдат, милорд.

- Не крестьянин? – Переспросил король, нахмурившись.

- Нет. Солдат. Отважен. Опытен. Возможно, из мелких дворян. Где-то служил, воевал. Скорее всего, в германских княжествах. – Вспомнил про преторианцев, про возвращенный меч и добавил. – Образован и благороден.

- Это хорошо! – Густав неожиданно обрадовался.

- Что, милорд? – Гилберт не понял короля.

- Что он солдат, а не крестьянин, капитан. Он не знает их, моих упрямых, но недалеких шведов. Крестьянин никогда не поймет солдата, а тот не поймет землепашца. Зато теперь у нас есть время, чтобы развести их окончательно в стороны. Иди, рыцарь Бальфор, я думаю, тебя заждался Эрик. Ты сослужил хорошую службу и будешь достойно вознагражден! – Король отпустил Гилберта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Густав знал, как разговаривать со своими подданными:

- Вам не нравятся наемники? Мне тоже! Они слишком дорого обходятся и вам и казне! Вы хотите вернуть «старое и прежнее»? Но будет ли от этого польза, кто-нибудь из вас задумывался? Ведь я так и делал, по-старому, нанимал для защиты чужеземных солдат! Кто бы вас защитил от датчан? Кто бы выгнал отсюда бесстыжих любекских проходимцев? Кто вмешался в «графскую» войну, победил и принес спокойствие Швеции? Те самые ландскнехты, на которых король, следуя «старым» обычаям, был вынужден любыми путями выбивать из вас налоги. Когда вы, наконец, поймете, что я, как Моисей, вывел вас из датского рабства? Или вы хотите обратно вернутся в прошлое, в Кальмарскую унию? Что всем заправляли датские собаки? Вы кричите о «старых обычаях» и хотите, чтобы вас защищали при этом! Вместо торговли многие из вас предпочитали грабить купцов, привозивших в страну соль, хмель, сукно, топить их, как щенков. Это вы называете «старыми обычаями»? Может вместо ландскнехтов держать собственную армию? Если каждые сорок дворов возьмут на себя одного солдата, поселят его и прокормят, то и налоги уменьшаться сами по себе. Мне не нужны будут эти наемники! Вы хотите иметь теплый дом, но заготавливать дрова, у вас желания нет! Вам нужно лишь одно – вернуть «старое и прежнее». Так зачем вам это надо? Ответьте сами себе!

Новые королевские указы не отличались изысканностью, четкостью и строгостью форм, зато шведы слышали в них голос самого Густава. Этого король и добивался. Он выгнал Пюхго и других немцев, оставив лишь Нортона, но ограничив его обязанности только церковью. Вместо них он приказал забрать из всех кафедральных школ лучших учеников для своих канцелярий. Теперь управлять страной будут шведы! Немцы выполнили свою роль – корона завладела третьей частью всех шведских земель. Густав расселил на них крестьян, создавал поселенные войска, и даже чуть уменьшил налоги. Нет, конечно, не уменьшил, а изменил. Какая разница кому платить десятину? Они же привыкли ее платить! Пусть платят, но только в казну. Король сохранял «старые обычаи», но теперь они шли не в доход церкви, а всей Швеции. Провинции уже не роптали, как раньше.

За зиму Густав собрал две армии, блокировал мятежников в Смоланде, заставил испытать голод и нужду. Но не забывал и о собственной безопасности. Удастся ли ему переманить на свою сторону все провинции? Стрелка весов колебалась. Срочно восстанавливались укрепления Грипсхольма – бывшего картезианской обители Св. Марии. Сюда бросили склонных к мятежу жителей Даларны, чтобы работа не позволяла помышлять об ином. Но Густав был и злопамятен:

- Протухло масло, сданное на налоги? Отдайте его далекарлийцам в счет оплаты!

Весной две королевские армии перешли в наступление. Был вызволен осажденный и державшийся из последних сил Стегеборг. Лагерь мятежников попросту расстреляли в упор. Из тысячи человек четыре сотни были убиты на месте, остальные разбежались, попрятавшись в лесах.

Главные силы восставших потерпели сокрушительное поражение при Вирсеруме, в самом сердце Смоланда. Раненому Нильсу Дакке удалось бежать и некоторое время скрываться в лесах Блекнинга. Но вознаграждение, обещанное за его голову, сыграло свою роль, крестьянский вождь был выдан и обречен.

Нильс Дакке сдержал свое обещание – они встретились с Гилбертом на грязном затоптанном снегу городской площади Кальмара, где крестьянского вожака, окруженного двойной цепью ландскнехтов палачи привязали к столбу. Стоя рядом с маленьким Эриком, Килберт слышал доносившиеся ветром обрывки разговоров собравшейся толпы: