Порог греха - Юрий Францевич Курц

«ленивые» летние дни способны только воистину одарённые дети, с очень упорным характером и прилежанием!» Павлинке выдали свидетельство об окончании семилетки, а Алесю – четырёх классов.

Римма Семёновна по этому случаю устроила детям и семье небольшой праздник на берегу реки. Барак находился в ста метрах от неё, поэтому не составило большого труда прикатить на коляске мужа и помочь доковылять сыну. Кипятили на костре чай, поджаривали кусочки колбасы, пекли в золе картошку. День выдался жарким. Алесь с сыном и мужем Риммы Семёновны почти не вылазили из воды. Сама же она вместе с Павлинкой не захотела даже побродить на мелководье: Римма Семёновна всё так же куталась в платок, а Павлинка, памятуя недавнюю ангину, остерегалась её повторения. И хотя воспитательница считала, что летом заболеть ангиной невозможно («Этакая теплынь и вода как парное молоко!»), она глубоко ошибалась: заболел Алесь.

Как с укоризною говорила тётя Поля: «Перекупался мальчонка! В бане, быват, перепаришься – болезнь наживешь, а тут река, кака бы тёплая-растеплая ни была! А ты-то, сестрица милая моя, куды глядела?» «Откуда я могла знать? – оправдывалась Павлинка. – У меня-то горло прихватило весной, ещё холодно было, ветер промозглый. А сейчас? Ещё как-никак лето!» «Ваш организм не приноровился ишо к нашему сибирскому климату, вот и результат! Постепенно надоть, с притирочкой! Да ладно, ничего: ты отлежалась, и Алеська быстро оклемается!»

Но «быстро» не получилось: температура не спадала, по телу пошли красные крапинки. Вызвали доктора из областной больницы (того же, что пользовал Павлинку).

– Болезнь посерьёзней будет, чем у сестрицы, – резюмировал он, – скарлатина. Необходимо лечение в стационаре, в инфекционном отделении.

И на машине скорой помощи Алеся увезли в областную больницу.

Сорвалась предстоящая поездка в летний лагерь. Без брата Павлинка никак не хотела туда ехать. Уговорила тётя Поля:

– Что же ты будешь тут мыкаться одинёшенькой? Алеська в хороших руках под присмотром! Ухаживать за ним тебя всё одно не пустят: отделение-то для заразных больных. Я его навещать стану. А ты отдыхай, а как его выпишут, то мигом в лагерь доставим!

Выписали Алеся из больницы в канун возвращения детдомовцев из лагеря. Ехать туда уже не было смысла. Филька, вернувшийся в город одним из первых, передал, что Павлинка задержится с подружками ещё дня на три-четыре: надо привести в порядок спальный корпус.

А вскоре из лагеря пришла страшная весть – потерялась Павлинка. Пять дней её искали в окружающих лагерь лесах, а нашли в озере: её труп прибило к берегу приливной волной. В эти же дни пропал в тайге участвующий в поиске Грудинин.

Павлинку с трудом опознали – так водой обезобразило её лицо. Алесю всё время казалось, что та, что лежит в гробу, заваленная цветами, – не его сестра и что несчастье обрушилось не на него, а на кого-то другого, кого он хорошо знает, понимает и чьё горе разделяет. Павлинку похоронили рядом с матерью. У могилы он стоял, не решаясь подойти к гробу, и только чей-то властный толчок в спину и шёпот: «Ты чего? Иди. Попрощайся. Так надо», – заставил его склониться над гробом, поцеловать сестру в холодный лоб, отпрянуть и броситься вон с кладбища.

В детский дом он пришёл к вечеру и спрятался на чердаке здания, где обычно они играли с Павлинкой и Одаркой. Здесь его Одарка и нашла. Она сказала, что Алеся искали и вынуждены были провести поминки без него. Выступили почти все воспитатели и многие воспитанники – друзья Павлинки. Сказали немало сердечных и добрых слов о ней. А Филька заявил, что отныне считает Алеся своим названным братом, и если кто попытается обидеть его, то будет иметь дело с ним, Филиппом Семёновичем Жмыховым. Первый раз за всё время его пребывания в детском доме воспитанники увидели, как он плакал: горько, по-бабьи, навзрыд.

Утешая Алеся, Одарка едва сдерживала желание поделиться своими подозрениями в отношении смерти подруги. Её и Павлинку Чурилов оставил намеренно, так как в лагерь приехали полковник госбезопасности и помощник прокурора области. Одарка их хорошо знала. Дача Графа находилась неподалёку, туда и заманили девчонок.

– Сегодня мы с тобой в баню не пойдём, – сказал Чурилов Одарке, – баня занята. Ополоснись в озере, да намажься кремом!

Была глубокая ночь. Выкупавшись, Одарка возвращалась в лагерь. Проходя мимо бани, она услышала крики Павлинки: очевидно, ею занимались эти гости. С полковником Одарка один раз встречалась, когда Чурилов по какой-то причине уступил её, чего никогда не делал. Тяжёлый, потный и пьяный до озверения полковник мучил Одарку всю ночь, заставляя делать такое, что не под силу вынести и взрослой женщине. И повторной встречи с ним Одарка боялась пуще всего на свете. Случалось, если она неохотно и вяло исполняла причуды Чурилова, он в озлоблении грозился снова свести её с этим полковником.

Гости отбыли с дачи ранним утром, даже не попрощавшись с хозяином. Вместе с ними исчезла Павлинка. Чурилов, мрачный и озадаченный, приказал Одарке тщательно вымыть помещение бани со следами крови на полу. О смерти Павлинки он не думал: не впервые увозили девчонок и возвращали целыми и невредимыми. Но на всякий случай – шестое чувство сработало – наказал Одарке, как и что говорить, если вдруг Павлинка пропадёт с концами и начнется следствие: остались в лагере, так как нужно было навести порядок; Павлинка любила купаться ночами в озере, ушла и не вернулась; Одарка спала и обнаружила, что подруга пропала, только утром…

Алесь плакал, уткнувшись головой Одарке в колени.

– Ты плачь, плачь, пока всё не выплачешь, – поощряла Одарка тоном взрослой, уже немало познавшей в жизни женщины, – и станет легче, по себе знаю! Ты не бойся, я никому не скажу! Я теперь тебе вместо Павлинки буду. Ладно? Я и постираю, и поглажу. И даже на постели посижу перед сном. Я для тебя всё сделаю. Ну, что могу. Хочешь?

– Угу, – успокаиваясь, подтвердил Алесь, ещё не понимая, куда клонит Одарка.

– Холодно тебе? Ты дрожишь весь! Я тебя согрею, – Одарка приподняла Алеся, целуя в лицо, слегка потянула на себя.

– Маленький мой, хороший мой мальчик, тебе будет тепло и хорошо, ты только слушайся меня, это надо, это, – наговаривала Одарка, расстегивая кофточку, – это положено. Это успокаивает. Хороший мой, ангелочек мой светленький!

Горела, кружилась у Алеся голова.

Через месяц после смерти Павлинки в однодневье изменилась и вся жизнь Алеся и пошла по такому крутому руслу с водопадами, порогами и воронками, что на протяжении нескольких лет он только и успевал выгребать на поверхность, едва переводя дух от