Порог греха - Юрий Францевич Курц

ребячьи ещё от прежнего изныва не отошли, а тут опять боль. Сговорились они, что ли, эти братья-сестры славяне? А следующая песня рассказывала о надломленном и подсохшем дереве, заблудившихся птицах, полой весенней воде, вышедшей из берегов. Чудной этот белорусский язык, да понятный, а потому близкий, и знобкая теплота бежит по телу:

Зялёны дубочак,

На яр нахіліўся?

Малады малойчык,

Чаго зажурыўся?

Павлинка и Алесь ещё кланялись, а на сцене уже появилась Фаина Иосифовна. Следом за ней высеменила короткими ножками Одарка.

– Отрывок из произведения великого украинского поэта Тараса Шевченко «Думка». Читает Одарка Коноваленко!

Тяжко, тяжко жить на свете

Сироте без роду:

От тоски-печали горькой

Хоть с моста – да в воду.

Утопился б – надоело,

По людям скитаться;

Жить нелюбо, неприютно,

Некуда деваться…

Одарка осеклась, начала глотать воздух: не то забыла продолжение, не то не могла справиться с волнением.

Жить нелюбо, неприютно, некуда деваться, – повторила она, но в голосе уже звенели слёзы. А вот они и покатились по щекам. И, всхлипнув, Одарка убежала со сцены. В зале захлюпали носами некоторые девчонки, а кто-то уж и заголосил навзрыд, зажимая ладонями рот, придавливая всплеск горя и отчаяния.

Вскочила с кресла дама из облоно. Быстрыми шагами пошла за кулисы. Занавес закрылся. Объявили перерыв. Опрокидывая стулья, детдомовцы двинулись из зала: кто в туалет по надобности или помыть мордаху после слёз, кто так – на воздух, поговорить, посочувствовать и Одарке, и самим себе, или курнуть в дальнем скрадном уголочке.

Когда ребята вернулись на свои места, посредине столовой они увидели походную кинопередвижку. На сцене белела большая простыня-экран, окна были занавешаны чёрными одеялами. Загудел движок. Сумерки помещения прорезали светлые лучи, и на экране обозначилось название фильма – «Чапаев».

– Ура-а-а! – дружно рванули ребячьи глотки. Такая уж это картина: хоть каждый день подряд смотри – не надоест! Высохли, испарились слёзы. Ещё немного повлажнеют глаза в конце фильма, когда раненый Василий Иванович поплывёт через реку, а беляки по нему из пулемёта… Но утонул ли Чапаев? Ведь как-то неярко, вскользь показывают. Не мог он утонуть! Всякий раз вновь просматривая ленту, ребята с надеждой ждали: выплывет на другой берег Василий Иванович, уйдёт от врага! Но он никак не появлялся. Может, ленту в самом конце оборвали? Но всё равно после этой картины хотелось оказаться в том времени – на гражданской войне, бить беляков. Кони! Сабли! Вот это да!

Гости кино не смотрели: уехали. А в комнатке медицинского пункта капала валерьянку в стакан с водой Фаина Иосифовна и выговаривала заведующему детским домом:

– Разве так можно? При детях. Как нашкодившую школьницу отчитывать! Если она жена первого секретаря обкома партии, то ей всё дозволено? Что она понимает в музыке, в искусстве? Бетховен для неё вражеский композитор! Надо же до такого додуматься! Он же не немцам принадлежит, а всему человечеству… У неё вообще никакого образования нет. Поза! Маска! Нельзя зажимать детские сердца: пусть из них боль выходит, пусть они от скверны житейской очищаются! А слёзы – это уж и не так плохо!

– Полноте, полноте, дорогая Фаиночка Иосифовна, – Чурилов пытался взять её за руку, но она отстранялась, – не расстраивайтесь же вы так, голубушка! Было и прошло. Концерт всё равно отличненький получился: вон сколько сюрпризов-талантов объявилось! В другой раз подготовимся, проверочку устроим. Пусть приезжают, загодя смотрят!

– Ну уж дудки! – Фаина Иосифовна залпом проглотила содержимое стакана. – Приглашайте профессионального художественного руководителя. С него и спрашивайте. Моё дело – медицина.

А брат и сестра в это время сидели в комнате мальчиков старшей группы на кровати Алеся и, обнявшись, беззвучно плакали.

Грандиозный музыкальный успех, выпавший на долю Алеся, сразу же сделал его, да и сестру тоже, заметными личностями детского дома. Мальчика стали привлекать в качестве аккомпаниатора физической зарядке, которую дети выполняли по утрам. Выходили ребята из здания и возвращались в него под марш, который Алеся научил играть ещё дядя Карел: это был марш немецких лётчиков, так, по крайней мере, считал, со слов дяди Карела, Алесь. Но, услышав об этом, Чурилов разгневался: с каких это пор прекрасный марш советских военно-воздушных сил стал называться немецким? Алесь объяснил. «Никаких отсебятин, – отрезал Чурилов. – Чтобы впредь о немчуре не заикался! Иначе…»

Правда была на стороне Чурилова. Действительно, это был советский марш, появившийся ещё в начале тридцатых годов. В народе поговаривали, что чуть ли не сам Геринг, проходивший лётную подготовку не то в Липецке, не то в Каче, украл мелодию, сделав советский марш в своей стране официальным. Как бы там ни было, советские и гитлеровские лётчики вылетали на боевые задания под одну и ту же музыку – таковы парадоксы войны.

Не без колебания, Алесь всё же согласился с замечанием заведующего детским домом. Наверное, дядя Карел что-то напутал. Не могут же фашисты так задорно петь:

Всё выше, всё выше и выше

Стремим мы полёт наши птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Но где дядя Карел взял мелодию этого марша? Да зачем ломать голову, ведь песня-то чудо как хороша!

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Вон как бодро вышагивают его товарищи по совместному общежитию, преодолевшие пространства России, чтобы собраться в этом доме и объединиться в несчастье своём и радости!

Внезапно заболела Павлинка. На девятое мая, в День Победы советского народа над фашистской Германией, ездили в подшефную воинскую часть с концертом, а это почти три десятка километров по таёжной дороге. Ехали на открытой грузовой машине в кузове. День хмурился. Задувал промозглый ветер. Павлинка простудилась: у неё заболело горло и поднялась температура. Фаина Иосифовна поместила её в изолятор, опасаясь, не подхватила ли они инфекцию: в городе отмечались случаи заболевания дифтеритом и скарлатиной. Из областной больницы пригласили доктора. Он тщательно осмотрел Павлинку, сказал, что болезнь обычная – ангина. Прописал постельный режим, порошки для полоскания горла и микстуру.

Никого из ребят, кроме Алеся, Фаина Иосифовна в изолятор не пускала. С марлевой повязкой на лице он помогал тёте Поле кочегарить печь, чтобы в помещении было тепло, носил сестре еду, книги, сообщал о школьных домашних заданиях. Учебный год заканчивался, и ученики уже готовились к экзаменам, которые начинались первого июня. Брат подолгу сидел у постели. Павлинка нервничала из-за вынужденных прогулов в школе: и так пришлось навёрстывать упущенное на пределе сил!

С молчаливого согласия Фаины Иосифовны лечение Павлинки взяла в свои руки тётя Поля. Порошки