Там, вдали, за… Повесть и рассказы - Сергей Чевгун

– Прозит, – вежливо отвечал тот, отпивая глоток вина.

– Да, Фитшен ничего не простил этим русским! – с чувством повторил генерал. – Я думаю, что и ваш дедушка, если бы остался жив, тоже был бы на стороне полковника Фитшена! – здесь фон Дайхен взялся было за утиную ножку, но тут же ее оставил и с любопытством взглянул на собеседника просветлевшими от «Айсвайна» глазами. – Скажите, дорогой Шульц: а вот лично вы… Вы простили им поражение нашей старушки Германии в той войне? Или послевоенное поколение так и не научилось не прощать?

Вопрос застал Шульца врасплох. Он помолчал, собираясь с мыслями. Генерал терпеливо ждал. Кадык на его дряблом горле стучал, подобно метроному.

– Мне нечего прощать русским, генерал, лично я с ними не воевал, – сказал Шульц рассудительно. – Думаю, что и вашему поколению давно уже следует забыть о прошлом. Да и русские, я надеюсь, когда-нибудь уберут с городских площадей все эти танки, пушки, орудийные башни, которые продолжают напоминать им о войне. В эпоху глобализации молиться ржавым осколкам прошлой идеологии? По-моему, это глупо.

– Что ты говоришь, Герман? Слышал бы это сейчас мой бедный дядюшка Курт! – ахнула появившаяся из спальни тетя Клара.

Генерал же фон Дайхен, тот ничего не сказал. Ну, разве что подумал в сердцах: «Hasenfu!» Что при желании можно перевести и так: «За что кровь проливали?!»

Вечер был безнадежно испорчен. У тети Клары разыгралась мигрень, пришлось срочно усаживать ее в такси и отправлять обратно в Альтштадт. Фрау Шульц, уже два раза успевшая накапать себе валерьянки, пока еще держалась. А вот бабушке Берте было сейчас совсем, совсем плохо. Герман Шульц, торопливо доедавший утку, слышал сердитый голос из спальни:

– Если завтра же этот паршивец передо мной не извинится, пусть на наследство не рассчитывает. Да я лучше свою квартиру Дайхену отпишу!

При этих словах Шульцу показалось, что у сидевшего напротив генерала спина сама собой распрямилась, грудь молодцевато выгнулась, а в глазах промелькнул задорный блеск, не появлявшийся там, вероятно, с сорок первого года.

Впрочем, расстались они с Шульцем вполне дружелюбно.

– Надеюсь, что с возрастом вы, молодые, научитесь лучше понимать нас, стариков, – заметил генерал, пожимая оппоненту руку. – А заодно и начнете так же, как мы, уважать прошлое своей страны.

– Возможно, – отвечал Шульц. – Хотя лично я сильно в этом сомневаюсь.

– Вас не интересует история Германии? – удивился генерал.

– Нет, почему же? Она довольно интересна. А вот занимать в ней какую-то определенную позицию я, пожалуй, воздержусь.

– Вы разве не патриот своей нации? – тотчас же взвился фон Дайхен.

– Мне кажется, патриотизм это вовсе не то, что вы думаете, генерал, – все так же рассудительно отвечал Шульц. – Быть патриотом вовсе не означает безоговорочно поддерживать прошлое своей страны, каким бы оно славным… или бесславным ни было. А вот верить в сегодняшний день Германии и доверять его завтрашнему дню немцы просто обязаны. Иначе какие же мы тогда патриоты?

Судя по метроному, застучавшему на генеральском горле, фон Дайхену очень хотелось возразить этому невозмутимому магистру, но время было упущено. Оппонент уже открывал входную дверь, и фрау Шульц была готова выйти на лестничную площадку.

– А с бабушкой вам все-таки лучше помириться, – не удержавшись, сказал генерал на прощание. – Замечательная она женщина! Вот только квартира у нее, конечно… Когда здесь обои последний раз меняли? Лет пять назад?

– Семь.

Магистр любил точность.

* * *

Обещанная ли премия благотворно повлияла на бурильщика Петровича, или это мэр Турин пообещал его уволить, если тот с заданием не справится, но десять исследовательских скважин были пробурены точно в срок. К тому времени осадка у Монумента составляла уже более двух метров. Умный Павел Иванович дневал и ночевал у себя в НИИ, и стабилометр в его руках творил форменные чудеса – выдавал результаты исследований образцов при объемном напряженном состоянии даже раньше, чем это состояние у них возникало.

Конец ознакомительного фрагмента.