Victory значит победа - Tora-san

Я автоматически взяла протянутый стакан, в котором была мутноватая жидкость, и чуть не плеснула себе на колени: так задрожала моя рука.

— Выпейте. Это Костерост, он восстановит поврежденные кости.

Бездумно глотнув из стакана, я тут же закашлялась: до того противным оказался вкус.

— Согласна, вкус у Костероста неприятный, — ворчливо сказала целительница, — но вам, милочка, обязательно нужно выпить до дна. Я пока позову директора.

Она отошла от меня, а я, отпивая целебное зелье маленькими глотками, смотрела вслед. Смелости спросить, который на дворе год, у меня пока не хватило. Я боялась услышать ответ… Ответ, который отнял бы последнююю надежду увидеть с расставшимися со мной людьми.

Эффект от выпитого Костероста появился почти сразу. Сначала в ладони стало немного щекотно, будто под кожу пробралась целая сотня муравьев, бегая туда — сюда, потом щекотка исчезла, но образовалось ощущение многочисленных уколов. Мне показалось, что туда же, под кожу, вонзились бесчисленное множество острых игл.

Морщась, я поставила стакан на прикроватный столик и прикрыла глаза. Пусть все это окажется только сном, кошмарным, но сном! И профессор Макгонагалл, которую сейчас позовет мадам Помфри, объяснит, почему та ведет себя так, словно видит меня впервые в своей жизни.

И лишь затаившийся страх свербил все сильнее: я никак не могла понять, куда пропал хроноворот.

Вновь где-то в отдалении послышались голоса. Вот открылась дверь, и они стали отчетливее. Стараясь не обращать внимания на боль в руке, я вздохнула и открыла глаза.

— Итак, как дела, Поппи?

— Думаю, вы сами все выясните, Альбус.

Меня как будто ударили. Я повернула голову к вошедшим, да так и застыла. Метрах в пяти от меня стояла профессор Макгонагалл, как и думала я, но совсем не это заставило меня таращить глаза и беззвучно открывать рот. Рядом и чуть впереди от нее стоял… Альбус Дамблдор, портрет которого я видела в кабинете директора. Альбус Дамблдор! Живой и совсем не бесплотный, хотя он не должен быть здесь. Потому что он был мертв, я это точно знала! Я могла бы закричать от неожиданности, но на меня напал столбняк, на некоторое время превративший в статую потрясенной лягушки.

Профессора заметили мое странное состояние и переглянулись.

— Мне кажется, мисс, вас что-то очень взволновало, — сказал Альбус Дамблдор, неотрывно глядя на меня.

Его голос, такой знакомый и в то же время незнакомый, вывел меня из столбняка. Я подпрыгнула и вскочила с кровати как пробка из-под шампанского, при этом продолжая усиленно таращиться на живого Дамблдора.

В мозгу вспыхнула беспощадная мысль: я действительно провалилась в прошлое, ибо бывший директор Хогвартса никак не мог быть призраком.

Вика, сейчас же прийди в себя! — прикрикнул мой внутренний голос. Несмотря на его некоторое занудство, он иногда меня на самом деле выручал. И вот сейчас, как бы ни была я потрясена доказательством преужаснейшего предположения, он заставил меня согласиться с тем, что проявление эмоций — это не выход. Что думает Дамблдор, видя такую реакцию на него? Что он вызывает ужас? А почему? Потому что в ближайшем будущем его нет? Впрочем, этого он знать не может…

В этот момент, когда, наткнувшись на стоящую позади кровать, я упала на нее, совсем рядом послышался сдавленный вздох. Кровать оказалась той, на которой лежал еще кто-то. Я покосилась на топорщившееся одеяло и увидела Паркинсон, выпучившую глаза из-под него. С каждой секундой на ее лице увеличивался испуг, превращающийся в страх. Ярость, которую Паркинсон ясно прочитала на моем лице, заглушила другие эмоции, я забыла о Дамблдоре и других не менее важных вещах.

— Мер — рзавка! — буквально прорычала я, напрягшись.

Паркинсон взвизгнула и вылетела из-под одеяла, однако не достаточно быстро из-за того же одеяла. Она упала, а я, преисполненная жаждой мести, вскочила на кровать.

— Что вы делаете? — в изумлении вскричала мадам Помфри.

Паркинсон неуклюже поднялась и ринулась прочь от меня. Я — за ней. Злость настолько овладела мной, что кроме того, чтобы сделать этой мерзавке как можно больнее, ни о чем другом думать не могла. Даже, когда нечаянно ударилась травмированной кистью, и жгучая боль стрельнула до самого локтя, я не остановилась.

Заметив в госпитале остальных и, вероятно, выбрав из двух зол меньшее, девчонка метнулась в сторону профессоров Дамблдора и Макгонагалл.

— Помогите! — крикнула она, забежав за их спины. — Она сумасшедшая!

— Ну прекратите это безобразие, Альбус! — почти взмолилась мадам Помфри.

И тут произошла волшебная метаморфоза: имя Дамблдора превратила Паркинсон из просто испуганной в крайне обалдевшую от ужаса. Так как оба профессора расступились, я увидела, как она застыла, уставясь на старого директора с выражением недоверчивого шока.

— Ну и кто из нас сумасшедший, Паркинсон? — прошипела я, однако не сбавляя скорости.

А она смотрела — смотрела, и потом как завизжит! Не знала, что так можно визжать, не удивлюсь, если Паркинсон услышали даже на верхних этажах.

— Вы… вы… — при этом произносила она, заикаясь и пятясь назад.

Черт, у нее же истерика, она не знает о хроновороте, поэтому может сейчас закричать о том, что Дамблдора нет среди живых. Хоть мне было и наплевать на Паркинсон, но на чувства старого директора — нет. Так что нужно заткнуть ее.

Я подбежала к ней, размахнулась левой рукой и что есть силы треснула Паркинсон по щеке. Ее голова дернулась, крик, точнее, визг оборвался, а она сама покачнулась. Я медленно обернулась к профессорам, пребывавшим, мягко говоря, в оторопи.

— Извините, это у нее припадок, — сказала, впервые обратившись к ним. — Иногда такое случается.

— Честно сказать, мисс, вы тоже повели себя несколько… неадекватно, — с сомнением сказала профессор Макгонагалл.

— Минерва, ты не знаешь причину ее поступка, — мягко возразил Дамблдор, все также наблюдая за мной.

— Зря вы не вмешались, — сердито сказала мадам Помфри из другого конца больничного крыла. — Еще бы немного — и одна бы точно покалечила другую.

Что они говорят обо мне в третьем лице? Неприятно, знаете ли…

Посмотрела на Паркинсон: она ошалело хлопала глазами, явно не зная, что делать.

— Мисс, вы все еще негативно настроены против вашей…

— Она не моя! — яростнее, чем следовало бы, крикнула я профессору Дамблдору. — И, да, я все еще хочу прикончть эту мерзавку!

Мадам Помфри ахнула, профессор Макгонагалл нахмуренно свела брови. Директор же не вздрогнул, дотронулся словно бы в рассеянности до своей длинной бороды и сделал шаг вперед.

— Но вы же понимаете, мисс, что вам никто не позволит причинить какой — либо вред этой девушке в стенах Хогвартса независимо от того, что она совершила.

— У меня веские причины, чтобы этого желать, поверьте, — резко сказала я: мне до сих пор не верилось в реальность прошлого.

— Я верю вам. И все же, если вы не против, давайте присядем и вы расскаже нам о себе.

Во мне все бунтовало, и предложение Дамблдора не показалось таким уж заманчивым. Но выяснить кое-что нужно было как можно скорее. Расправиться с Паркинсон я всегда успею.

Потом мне пришла неожиданная мысль. Я резко остановилась, будто налетев на стену.

— Скажите… вы не знаете, кто она такая? — подрагивающим голосом спросила я, показав на Паркинсон.

«Пожалуйста, скажите, что знаете… Умоляю вас…»

Профессор Макгонагалл удивленно посмотрела на своего старшего коллегу.

— Лично я никогда не видела эту девушку… А почему вы спрашиваете?

Чтобы преподаватель не признал свою ученицу, проучившуюся в Хогвартсе шесть лет? Это значит… значит…

— Не может быть… Не может быть…

— О чем вы?

— Пожалуй, я догадываюсь, — задумчиво сказал профессор Дамблдор. Вот теперь он выглядел встревоженным. — Присядьте, дитя мое. Вы тоже, — обратился он к притихшей Паркинсон, находившейся на прежнем месте.

Она вздрогнула и, как сомнамбула, двинулась к одной из кроватей. Я опустилась на ту, на которой пришла в себя. Профессора Макгонагалл и Дамблдор подошли к соседней, но присел на край только последний.

— Итак, для начала можно узнать, как вас зовут?

— Виктория, — пробормотала я, пытаясь осмыслить происходящее. — Меня зовут Виктория… Кленова.

Моя настоящая фамилия сорвалась с языка сама собой. Впрочем, поправляться я не стала: тот псевдоним, который взяла себе на время учебы в школе, мне надоел, да и не играл сейчас особой роли.

— Вы русская? — В тоне Дамблдора промелькнуло удивление.

— Да… То есть не совсем, можно сказать, наполовину. Но это не важно.

— Ну ладно. А вы, мисс?

Паркинсон воззрилась на директора с таким видом, будто он был говорящей табуреткой, и отвечать ему не собиралась.