Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

которые неведомыми путями попали в его руки в монастыре, где он нес свое послушание:

– Издадим их записи небольшой книжечкой для вашей кельи! Пусть будут у вас книги для благословения паломников…

Но его опасения насчет жизни на Афоне насторожили меня:

– Слышал, Симон, что на Афоне грабят кельи? Нет? А мне рассказывали: тут и наркоманы живут, и даже бандиты, особенно албанцы! – доверительно сообщил мой друг.

– Ну, это не новость! – ответил я. – Хотя сам не знаю такого, вроде бы все спокойно… Правда, наверху у Данилеев полно албанцев. Иногда они спускаются к морю своей компанией, ловят рыбу и жарят ее на костре на берегу, – рассказал я отцу Пимену все, что знал об албанцах.

– Вот-вот, а там среди них и наркотики распространены. Ты берегись, отец! – предостерег он.

Во время ночного молитвенного правила мой старый товарищ позвал меня:

– Симон, давай прогуляемся по тропе. Ночь лунная, такая красота кругом…

Мы неторопливо пошли по каменным ступеням, любуясь спокойным морем. Небольшие облачка наплывали на луну, бросая на водную гладь и на скалы скользящие тени. На берегу мы заметили ярко пылающий костер, черные силуэты людей возле него и услышали их хриплые голоса.

– Гляди, отец Симон, албанцы! – дернул меня за руку взволнованный друг. – Награбили, теперь добычу делят…

– Похоже, это именно они… – подтвердил я.

Один из сидевших у костра услышал наши голоса и поднял голову. Мы быстрыми шагами, прыгая через две ступеньки, устремились в свою каливу и заперлись. Под окнами, топоча ногами, пробежало несколько человек.

– Ух, бандитье! – разволновался отец Пимен. – Может, полицию вызовем? Чего им за нами гнаться?

Посовещавшись, мы решили тихонько лечь спать, тем более что больше беготни под окнами не было.

Утром, после посещения нами кельи Данилеев, все разъяснилось: албанцы спокойно жарили себе рыбу на берегу. Увидев на тропе темные фигуры, они приняли их за ночных воров, промышляющих по кельям, и погнались за ними. Когда выяснилось, что ни таинственных воров, ни бандитов, делящих награбленное, не было, – раздался смех. Албанцы пожали нам руки. Они все оказались простыми деревенскими парнями-христианами, приехавшими на заработки.

По телефону-автомату из кельи Данилеев мы поговорили с отцом Кириллом, справившись о его здоровье. Я рассказал батюшке о получении годовой визы и о возможности моего приезда в Россию, когда срок проживания по ней закончится. После этого я долго дозванивался до моего Федора Алексеевича – связь была не очень хорошая.

– Так это вы сюда, на такую кручу, ходите звонить каждый раз? – ужаснулся игумен. – Тебе нужно всегда быть со мной на связи, если ты в Москву собираешься. Я тебе куплю мобильный телефон!

Тогда такие телефоны только появились и были редкостной новинкой. Я воспротивился.

– Ничего, ничего страшного! – заверил меня архимандрит. – Это же не ересь! Слушай, покажешь мне келью Иосифа Исихаста напоследок?– попросил он.

– А мы давно собирались и сами это сделать! – не сдержал я своей радости.

Втроем мы посетили вначале самую уединенную в скиту келью святого Василия, где подивились аскетизму старца и его братства – холодно, голодно и очень высоко над морем. Сколько усилий затратили отцы на то, чтобы построиться и носить сюда с пристани грузы, – один Бог знает!

Исцарапавшись о колючки, мы с трудом отыскали спрятанную за скальным гребнем бедную каливу старца Иосифа, построенную из прутьев, обмазанных глиной. В это очень уединенное место братство перешло впоследствии. Рядом с каливой в гроте находился крохотный храм в честь святого Иоанна Предтечи. Мой друг снова попросил меня позировать – «для масштаба»! – на завалинке церкви и возле осыпающейся ветхой кельи, которая через несколько лет упала.

– Симон, присядь у храма, для размера, я тебя сниму! Симон, стань рядом с кельей, для фона!

Опять повторилась та же знакомая ситуация с фотографированием из далекой юности, когда на всех фотографиях я был запечатлен «для масштаба». В этом уединенном и давно не видевшем людей монашеском убежище мы все с благоговением протянули по нескольку четок и пропели тропарь святому Предтече. Эти посещения оставили в наших душах глубокое уважение к Иосифу Исихасту и его братству, а также удивление чрезмерностью аскетических усилий великого старца, просиявшего в подвигах, подобно одному из древних отцов.

Проводив отца Пимена с генералом и предпринимателем, отец Агафодор и я отправились в Лавру просить другую келью, поближе к Горе. Здоровье мое продолжало ухудшаться и мой напарник всерьез начал опасаться, что я могу сильно разболеться. Игумен, выслушав нашу просьбу, пообещал поговорить с членами Духовного Собора. Нас разместили в одной из больших комнат архондарика[4], где стояло шесть коек. Вслед за нами в ней расположились двое румын-иеромонахов,