Коромысло Дьявола - Иван Катавасов

Образность писательского русского языка восхитила старого Бармица. Он даже мелко записал для памяти на полях карманной гидеоновой Библии золотые слова дорогого сэра Сэнди.

«Дьявол меня раздери, «тень на плетень наводить», как благородно сказано!»

— …Подобно всякому явлению от мира сего, Фил Олегыч, аскетизм, секулярное подвижничество имеют как присущие им плюсы, так и минусы…

Между прочим, Ника Фанасивна, признаться, вы зря тушуетесь касательно вашего аристократического происхождения.

— Ой, Пал Семеныч! Допустим, по отцу и деду кроатская княжна. В неудачном харизматическом браке по второму мужу все еще австрийская баронесса. То же самое и в миру.

Ну и что с того? Могу себе какого-нибудь завалящего герцога в мирские мужья сыскать.

— Напрасно вы так, барышня. Вон, видите, как вас сию секунду зауважал и высочайше поднял в своих глазах наш глубокоуважаемый Фил Олегыч.

У Филиппа действительно поехали вверх брови:

«Эге-ге-ге! Чего не предполагаешь, о том и ясновидение помалкивает в тряпочку с хлороформом».

— Не скрою, телесно сполна пребывать в видимом худородстве мне самому удобно, поелику сие необходимо в силу аноптического образа орденского бытия. Однако наши сокровенные духовные дарования, паче же всего, способность их воспринимать коренятся весьма и весьма глубоко в десятках поколений достославных благородных предков…

Филипп поставил на раздвижной стол в трейлере тарелки с поджаренным техасским беконом, добротно уселся на маленький диванчик и с удовольствием приготовился слушать дальше. Что на новенького ему суждено узнать в четвертом круге рыцарского посвящения?

«Наш Павел сын Семенов задарма теургию не тратит. Не из таковских он… Улыбается многозначительно, выражается витиевато…»

— По причинам и следствиям моего скромного прорицательского старательства, тако же благодаря вашим неопровержимым генетическим изысканиям, наша бесценная Вероника Афанасьевна, клероты-экзархи неоспоримо подтверждают харизматическое родство оного рыцаря-неофита Филиппа Ирнеева с оным Гаем Юнием Регулом Альберином.

Опричь того, малый синедрион клеротов Западно-Европейской конгрегации наделяет правами и объявляет сего юношу духовным наследником рыцаря-адепта Рандольфо Альберини.

— Опаньки! — зааплодировала Вероника. — Меч-то рыцаря Рандольфо они, разгильдяи, надеюсь, наконец-то разыскали?

— Увы, — развел руками прецептор Павел, — в тайну местонахождения клинка Регул досточтимый синьор Альберини никого не соизволил посвятить.

Тем не менее мы поздравляем вас, коллега! Отныне вы, рыцарь-неофит Филипп, вольны избрать специализированное поприще и статус действительного брата в любой конгрегации рыцарей Благодати Господней.

Филипп едва свыкся с ошеломительной новостью по поводу достославного наследия, как тотчас ему стало предложено подумать о его рыцарском будущем с учетом прошлого. Само собой, не сейчас и не в этом техасском домике на колесах.

Пока же рыцарь Филипп встал, с достоинством поклонился коллегам, с чувством пожал руки прецептору Павлу и арматору Веронике, возжелавшей обменяться поцелуями уста в уста.

— Ей-ей, красавчик сладенький, скромную медсестричку Джуди облобызал, ублажил, аскетку сухостойную воспламенил…

Предлагаю сию же минуту отметить не одно это событие в подходящем месте какого-нибудь поясного времени.

— Ваше предложение с благодарностью принимается, сударыня. Коль скоро с меня причитается…

— Да-да, мой друг, о пользе и вреде телесной аскезы, блаженного и зловредительного умерщвления грешной плоти мы поговорим несколько позднее. Пожалуй, как-нибудь за легким ужином…

Когда в Техасе раннее утро, обедать по-итальянски никто из рыцарственных коллег не пожелал. Все же каждый из них не отказал себе в усладительном предвкушении, выбирая марку вина и сорт сыра по вкусу.

— …Частенько, друзья мои, преподанные нам дарования, способности, унаследованные от благородных пращуров, ограничивают наши позывы и предпочтения. Однако и однако ничего не воспрещают.

В таком же тождестве нам даны конфессиональные свободы совести и воли избирать и применять сокровенные силы и знания…

«Ага! Пал Семеныч вовсю пользуется подходящим случаем помочь несчастному неофиту сделать кое-какой выбор между хреном и редькой, хвостом и гривой, Сциллой и Харибдой, гробом и саваном…

Ну так что ж? Я не против, ежели для пользы дела…

В этом римском ресторанчике очень даже подходяще. Тихо, уютно, благостно, ровно в убежище. Ни людей, ни музыки, и халдеи не достают…»

— …Недостатки всего и вся не компенсируются достоинствами, но предстают их непосредственным продолжением в обратной связи причин и следствий. «Философия нищеты» становится «Нищетой философии», хотя оба этих тщетных, материалистических в их основе, опуса не выдерживают мало-мальски серьезной подлинно идеалистической критики.

Так, идейное христианство далеко не есть религия вульгарно нищих и убогих, голодных и рабов, о чем нам веками талдычат псевдофилософы-материалисты и квазитеологи-рационалисты. Иначе же в рационалистическом и монистическом понимании свершившейся истории христианской доктрине никогда было бы не суждено выйти за узкие рамки люмпен-пролетарской еврейской секты.

При эдаком подходе никоим образом и подобием христианство не могло трансформироваться в экуменическую веру народов, богатых духовной силой и материальным благоденствием. Сиречь, стать глубинным мировоззрением цивилизованных сословий, по праву владеющих и распоряжающихся сим шаром земным.

Скажем больше, с благоволения Господня христианское вероисповедание есть миродержавная религия аристократов духа и плоти.

Cujus regio, ejus religio. Чье царство, тому и принадлежит вероисповедание, гласит кардинальный принцип Аугсбургского мира, подписанного протестантскими князьями и германским императором-католиком Карлом V в далеком 1555 году от Рождества Христова.

То же самое принципиальное благорасположение следует соотнести с неизреченным пророчеством о Втором пришествии Христа Спасителя и господстве Града Божия под новыми небесами на новой земле. Доколе оне не вступят в бесспорные права о каких-либо эсхатологических либо хилиастических лжеоткровениях нищих умом и духом не может быть и речи в пожалованном нам благодатном богословии, основанном на тайной мудрости небес. Пожалуй, в эпигнозисе сие токмо дозволительно в исключительных произведениях ересеологов с целью критики и развенчания богомерзких пролетарских измышлений от первых дней первобытного христианства вплоть до нынешнего богоспасаемого времени…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});