Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

Они были впечатляющими, эти укрепления, но его взгляд был прикован к знамени над земляными валами. Оно было приспущено с мачты, и ему не нравилось думать о том, почему. Причина этого была во многом связана с его нынешним настроением, но у него было больше одной причины чувствовать себя мрачным в этот прекрасный ранний осенний день, когда он вспоминал, как другой чарисийский крейсер прошел мимо этого мыса. Укрепления, которые венчали его, в тот день были адской топкой, окутанные дымом и объятые пламенем, увенчанные рваными взрывами, когда КЕВ «Гвилим Мэнтир» и его спутники заливали его огнем, а поверхность прохода была разорвана ядрами и снарядами.

— Немного отличается от того, когда я был здесь в первый раз, — произнес голос рядом с ним, и он повернул голову с кривой улыбкой.

— Я только что подумал о том же самом, — признал он.

— Я предпочитаю так, — сказал граф Сармут. Его глаза были прикованы к этим укреплениям, выражение лица было отстраненным. Кэйлеб наблюдал, как КЕВ «Гвилим Мэнтир» и броненосцы класса Сити форсировали пролив в залив Горэт, но только через пульты снарков. Сэр Данкин Йерли стоял на флагманском мосту, очень похожем на этот, посреди этого визжащего вихря. — Я действительно испытываю несколько… смешанные чувства, — признался он. — И всегда беспокоюсь о том, как, вероятно, будут счастливы доларцы снова увидеть меня, когда я к ним загляну.

— Данкин, прошло почти десять лет, и ты совершил это путешествие — что? дюжину раз с тех пор?

— Скорее, десять.

— Хорошо, десять раз после битвы. И каждый раз вы обедали с Коджу и группой его офицеров, а потом сидели за столом, пили хорошее виски, курили свои ужасные сигары и рассказывали друг другу о своей стороне джихада. Ты же знаешь, как тепло говорил о тебе Тирск, когда тоже был в Теллесберге. — Вспышка сожаления промелькнула в карих глазах Кэйлеба, когда он произнес имя Тирска. — Поверь мне, никто в Горэте, скорее всего, не станет ворошить прошлое, пока мы здесь!

— Что не означает, что все еще нет большого количества людей, которые хотели бы ворошить прошлое, — отметил Сармут. Кэйлеб раздраженно покачал головой, и граф улыбнулся. — Знаешь, у меня тоже есть доступ к снаркам, — сказал он. — И я знаю, что там все еще лелеют несколько обид. — Он наклонил голову в сторону мыса Тоу. — И в городе, если уж на то пошло. Немного трудно винить их, когда я тот, кто превратил их первоначальные укрепления в «пыльных кроликов», используя очаровательную фразу Мерлина. О, и тот, кто сравнял с землей городские стены, пока был там! — Он немного кисло усмехнулся. — Если бы я был на их месте, то все еще злился бы на себя!

— Хорошо, это правда, что тебя не все любят в Доларе, — согласился Кэйлеб. — Однако ты далек от всеобщей ненависти, и ты тоже это знаешь. Если уж на то пошло, люди, которые любят вас меньше всего, — это те, кто лично никогда не скрещивал с вами шпаги. Знаешь, из тех, кто всегда с готовностью посылает кого-то другого на смерть? Лично у меня никогда не было особых проблем с мыслью о том, что я сам не очень популярен среди таких людей. Что, черт возьми, гораздо важнее, так это то, что большинство горэтцев понимают, насколько вы были осторожны, чтобы избежать жертв среди гражданского населения. Я тоже просмотрел эту информацию снарков, Данкин. Большинство людей, которые действительно злятся на вас, — это владельцы мануфактур, чьи заведения вы превратили в руины, и прихлебатели Церкви, которые потеряли свои рычаги влияния, когда Тирск и Дрэгон-Айленд вышвырнули инквизицию к чертовой матери из Долара. Во всяком случае, это не обычные граждане Горэта. И это, конечно, не их флот!

Сармут на мгновение задумался над этим, задумчиво поджав губы, затем кивнул, потому что Кэйлеб был прав. Он разгромил королевский доларский флот в таких местах, как залив Сарам и канал Тросэн, а также прямо здесь, в Горэте. Ему не нравилось думать о том, скольких доларских моряков он убил в тех битвах. Но он и его противники вышли из горнила боя с чувством взаимного уважения. Доларцев превосходили в вооружении и во всех качествах, кроме храбрости и дисциплины, они столкнулись с лучшим, самым мощным флотом в мире, и все же они сражались на каждом шагу, на каждой утомительной миле от острова Кло до залива Горэт. Они сделали это, никогда не сдаваясь просто, как это сделал флот Бога… И не все эти сражения были победами чарисийцев. ИЧФ долгое время прощал королевству Долар то, что случилось с Гвилимом Мэнтиром и его людьми, когда они были переданы инквизиции, но очень немногие чарисийские моряки обвиняли в этом доларский флот.

Это было странно. Кто бы мог подумать, в начале джихада, в начальной кампании, кульминацией которой стал риф Армагеддон, и в ночной атаке Кэйлеба Армака на Крэг-Рич, что Долар станет единственным настоящим равным Чарису в морях Сейфхолда? Или что в войне, отмеченной зверствами и резней, королевский доларский флот заслужит неохотное восхищение ИЧФ не только своей храбростью, но и честностью и честью?

И это дело рук Тирска, — подумал Сармут, глядя на этот приспущенный флаг над современными казнозарядными орудиями. — Его, Кейтано Рейсандо и Поэла Халинда. И теперь Поэл — единственный, кто остался.

— Ты прав, Кэйлеб, — сказал адмирал. — Я знаю это. Это просто…

— Просто ты ненавидишь причину, по которой мы здесь, — тихо закончил за него Кэйлеб, когда он сделал паузу, и Сармут кивнул.

— Думаю, да, — признал он и покачал головой. — Кто бы мог подумать об этом столько лет назад?

— Только тот, кто знает тебя, Данкин, — сказал император, похлопав его по плечу. — Только тот, кто знает тебя.

* * *