Поздний экспресс - Дарья Волкова

не полагалась ни на кого, кроме себя), но и тюбик с лубрикантом.

А теперь вот, лишь слегка поменяв положение ног, когда доставала сигареты из сумочки, она осознала совершенно невозможную и возмутительную вещь. Сейчас ее саму можно использовать как фабрику по производству лубриканта, черт побери! Кажется, трусики промокли насквозь. Они хотя весьма невелики размером, но все равно! А она ведь только целовалась! И с кем! Чертов Витька. Она вдруг остро сожалеет о тех временах, когда он был «всего лишь Вектор». Сейчас это, пропади все пропадом, не так!

– Надюша… – Голос звучал сверху.

Она подняла голову и поняла, что набралась уже преизрядно – сфокусировать взгляд удалось не сразу.

– Я глазам своим не поверил. Ты? Одна?

Рома. Ромочка. Ее последний, с которым они довольно мирно расстались незадолго до Нового года. Эффектный, хорошо одетый брюнет. Папа у него, между прочим… Понимает вдруг, что не может вспомнить, кто там у Ромочки папа. Но какая-то шишка, точно. Да и не важно. Главное, что он хорош собой и сейчас рядом.

– Почему одна? – У ее улыбки поражающая сила включена на максимальную мощность. – Со мной текила. И… – многозначительный взгляд, – ты…

– Счастлив, что заскочил сегодня в этот клуб. – Роман присаживается рядом, поцелуй руки. Все развивается абсолютно предсказуемо. – Знаешь, Надюш, – руку ее не отпускает, наглаживает чувствительное запястье большим пальцем, – а ведь я так и не смог тебя забыть. Тебя невозможно забыть…

Она довольно улыбается. Она слышит то, что ей сейчас так нужно. А Вектор – просто дурак.

– Да? Вот так вот не смог забыть?

– Не смог. – На смену его пальцам приходят губы, демонстрируя всю очевидность его намерений.

Она усмехается. Ромка всегда был достаточно прямолинейным.

– Тогда ты должен помнить, какой я коктейль предпочитаю. – Надя усмехается, высвобождая руку.

– Я все помню, – он легко улыбается. – Сейчас закажу. – Роман поднимается из-за стола и, наклонившись, ей на ушко, говорит: – Я помню не только твой любимый коктейль.

– А что еще? – Боже, как приятно наблюдать во взгляде откровенное восхищение. А не возмущение непонятно чем, как у некоторых!

Роман снова нагибается к ее уху.

– Например, твою любимую позу…

– Ай-ай, Рома, – она отодвигается от него. Грозит пальчиком: – Шалишь, парниша…

– Я абсолютно серьезен. – Он еще раз подносит ее руку к губам. – Не веришь – проверь…

– Ты мне сначала выпивку принеси, – усмехается Надя, – а там посмотрим.

Спустя три коктейля и сквозь конкретный алкогольный дурман она решила, что действительно стоит проверить – все ли Рома помнит. В конце концов, он был не так уж и отвратителен в постели. Правда, ни презервативов, ни заветного тюбика в сумочке не было – секс в ее планы на сегодняшний вечер не входил. Но резиновые изделия у Ромки у самого должны быть, не мальчик наивный все же. А что касается второго… С этим у нее сегодня проблем нет. А если что – закроет глаза и представит, что это Вик ее целует… Что-то ей подсказывало, что это поможет. Совершенно точно – поможет.

Глава седьмая

Пассажиры поезда «Москва – Одесса» поняли, что

что-то пошло не так, когда по вагону

с напряжённым лицом прошёл Стивен Сигал.

Фольклор

За месяц до защиты диплома Вик понял, что нервы таки сдают. И не только у него. Тепеш выклёвывал ему мозг мелкими порциями. И умом он понимал, что профессор хочет как лучше, чтобы было всё идеально. Красный диплом как-никак. Но терпение иногда просто истончалось до прозрачного состояния. Да еще эти иностранцы! Хотя, как только переговоры вступили в стадию подписания контракта, Вик с превеликим удовольствием попросил о помощи отца, и теперь с иностранцами по поводу деталей контракта препирался именно Баженов-старший. Одной головной болью меньше. И, кстати… Его всегдашняя головная боль номер один, Надя Соловьева, совершенно исчезла с горизонтов его жизни. Не звонила, не давала о себе знать. Это было, с одной стороны, благо – у него сейчас время и нервные клетки в дефиците. А с другой – ощущение совершенной ошибки не давало покоя. Оно тревожило его сны, и он просыпался с чувством полного провала. Убеждал себя, что это все нервы из-за предстоящей защиты, но иногда, бреясь перед зеркалом, замирал. И думал, что надо бы дать себе в рожу. За непроходимую тупость. Может, это был его единственный шанс? Он не знал! Но устал, измучился и… Наверное, трусливый побег – единственная возможность выжить. Не до геройства уже.

Май выдался жаркий, душный, с классикой жанра – ночными грозами, предваряемыми по вечерам стальным небом, которое потом легко раскалывали зигзаги молний. Перед грозой дышалось трудно, думалось тоже. Он вечерами подолгу стоял на балконе и просто смотрел – на небо, на дома, на крыши, на закат. Иногда – на людей. Голова в такие моменты бывала пустая и тяжелая одновременно.

Тот день был особенно душным. Совершенно не было аппетита, хотя под ложечкой сосало отчего-то. Уговорил себя сесть поработать, а вместо этого открыл на ноутбуке папку с фото. У него их было немного, ее фотографий, но были. Его любимая – крупный план, снято Машкой Тихомировой. С экрана монитора на него смотрят Надины огромные синие глаза. Больше всего он любит выражение этих глаз, которое даже невозможно описать толком. Дерзкие, насмешливые. И всё равно ему чудится в них какая-то беззащитность. Это ее глаза. Ни у кого в мире нет таких.

Дзииииинь. Он вздрогнул. Никого не ждал, никого не звал к себе. Взгляд на часы – почти три дня. Кто бы это мог быть?

Вик сначала просто опешил от неожиданности. И не сразу, лишь спустя какое-то время, полное их взаимного молчания, понял – с Надей что-то не так. Бледная, волосы растрепаны. Кажется… косметика размазалась? Определенно, сама не своя, на себя не похожа.

– Заходи. – Он открыл дверь шире. Шагнул назад.

А она шагнула вперед. Зацепилась каблуком за порог, покачнулась, упала бы, если бы он ее не подхватил.

– Эй, осторожнее… – Он придержал под локоть, за спину. Машинально опустил взгляд – посмотреть, как она так умудрилась. И замер.

Из-под черной юбки прямо по ногам, с внутренней поверхности бедер, расплываясь по колготкам, сбегали вниз потоки чего-то темного. Здесь, в прихожей, они казались почти одного цвета с черным платьем. Но он откуда-то знал, что на самом деле эти потеки красного цвета.

Она снова качнулась, и, словно, очнувшись… Тело двигалось само, на каких-то неясных инстинктах, на непонятно кем заложенном в него автопилоте, пока