Поздний экспресс - Дарья Волкова

ней везде, где только хотел. Раздевал ее. Видел обнаженной. Прижимался к ней. Брал ее. Кончал в нее.

В такие моменты внутри больно бывает так, что спасение только – бутылка водки в одного, да и то, не факт, что поможет. Или за руль и педаль газа в пол. Чтобы вибрировало всё – от стального сердца машины до твоих пальцев на руле, и все мысли сметает несущийся по артериям адреналин.

Водка дома отсутствует, идти в магазин нет ни сил, ни желания. Машины тоже нет. И поэтому из чехла достается Fender. Усилитель, наушники, пальцы привычно сжимают медиатор. Звук погромче, музыка поубойней. Korn, Linkin Park, System Of A Down, старый добрый AC/DC. Он играл себе долго, пока до дрожи не устали руки, а в ушах, когда он снял наушники, стояла гулкая тишина после ревущих гневных гитарных аккордов.

Спал он в эту ночь не один. Компанию ему составил его верный Dreadnought[3].

Всю ночь бушевала гроза. И утро было пасмурным. Наверное, именно поэтому он проспал. То есть идти ему никуда не надо было, но обычно просыпался сам, часов в восемь. А тут, в половину десятого его разбудил телефонный звонок. На ощупь нашарил телефон, в трубку хрипло:

– Да?..

– Вик, забери меня.

Он проснулся мгновенно, резко сел на кровати.

– Надь, что случилось?

– Ничего. Я хочу отсюда уйти. Забери меня. – А потом, после паузы, совершенно иным, неузнаваемым, не ее голосом: – Пожалуйста, Вик…

Вот теперь он начал паниковать. Снова.

– Что случилось?

– Ничего, правда. Со мной всё в порядке. Я просто хочу домой.

– Врач сказал…

– Мне всё равно, что сказал врач! – срывается она.

Ему слышно, как она вздыхает на другом конце. Вздыхает раз, другой. И, тихо:

– Я всё равно уйду, Вик. Утренний осмотр был, заявление о самовольном уходе я написала. Или я ухожу одна, или…

– Дай мне пару часов.

Одеваясь, он думал о том, что единственный шанс ему не бежать каждый раз по ее первому же зову – быть от нее как можно дальше. А если между ними будет океан – это будет совсем хорошо и сверхнадежно. А еще – о том, что он так и не поменял вчера постельное белье. И спал на этом темном буром пятне.

Она выглядит чуть лучше, чем вчера. На ней удивительно простая одежда – джинсы, джемпер, даже вместо привычных туфель на шпильках – мокасины. Видимо, это Любиных рук дело. Он забирает у Нади большой пакет, наверное, вещи. Например, то самое платье, которое на ней вчера насквозь промокло от крови.

– Ты как?

– Жить буду, – сказала Надя небрежно. – Где такси?

– Я машину у матери взял.

– Ух ты… Поедем на «Ауди»? Ты сегодня властелин колец?

– Да.

– Шикарно. Я тронута.

Какого чёрта она ёрничает?

– Угу. Там как раз специально для тебя светлые кожаные сиденья, кстати.

Она резко останавливается, а он понимает, что перешел все границы.

– Надь, извини. Я это… не подумав, ляпнул. Черт, извини.

Он ждет, что она сейчас устроит ему скандал, наорет, обзовет хамом. Но она лишь кивнула.

– Ничего. Я заслужила. – И, пресекая его попытку что-то сказать: – Пойдем. Где машина стоит?

– Домой? – Он задает совершенно очевидный вопрос, но молчание угнетает. Щелкает ремнем безопасности, поправляет зеркало заднего вида. Он не любит ездить на этом бегемоте, но свою машину отец не дал, не может ему простить ту пустяковую царапину на бампере. – Надь, ты спишь, ау? Я спрашиваю: домой тебя отвезти?

– Домой, – кивает она. – К тебе.

– Что?

– Вить…

Она поворачивает голову в его сторону, и ему кажется, что он видит ее первый раз в жизни. Нет дерзкой, насмешливой, идеальной красавицы. Лиловые тени под глазами, волосы небрежно заплетены в косу. Синева глаз будто чернильная. И всё равно Надя кажется ему безумно красивой. Даже более красивой, чем обычно. Такой… настоящей. Без маски. И очень хрупкой, почти стеклянной. Тронь – разобьется.

– Я понимаю, что втянула тебя во всю эту историю без твоего ведома. Я виновата перед тобой.

Он не знает, но она вкладывает в эти слова совсем иной смысл, неясный даже ей самой. Но уверенность четкая – ей есть в чем извиняться перед Виком.

– Но все-таки попрошу тебя. Можно, я у тебя сегодня побуду? Один день, Вик. Я прошу тебя. Я не могу сейчас домой. Мне надо с мыслями собраться. А в больнице… так тошно.

Вот тут он ее понимал, как никто. Больницы ненавидел. Но… это как-то неправильно.

– Надь…

– Я не помешаю тебе, – просит она торопливо и как-то… умоляюще. – Буду сидеть тихо, как мышка. Чай тебе буду приносить.

Он прикрывает глаза. Он просто не может ей отказать. Это невозможно, это выше его сил.

– Конечно, – ему удается даже улыбнуться. – Поехали. Только у меня бардак дома и жрать нечего.

Любовь не знала, как ей поступить. Да, она дала обещание сестре молчать, но здравый смысл дороже. А Надька чудит, ох как чудит…

Люба постучала в дверь кабинета, который у родителей один на двоих. Мать работает, и она знала, что в такие моменты ее лучше не беспокоить. Но сейчас случай особый.

– Мам, можно?

– Что такое, доченька?

– Ты только не волнуйся, ладно? – Люба присела рядом.

– Отличное начало разговора, – Вера Владимировна медленно снимает очки, аккуратно складывает дужки. – Кто отличился? Ты? Надя? Соня?

– Надя, – вздыхает Люба. И, решившись: – С ней всё в порядке… уже. Но она в больнице.

Вера Владимировна ахает, прижав пальцы к губам.

Глава восьмая

– Не бей его!

– Почему?

– Я сам ударю.

К/ф «Денежный поезд»

Он не врал. И про бардак, и про пустой холодильник. Первым делом – перестелить постель. Надя ни словом не обмолвилась про испачканное кровью постельное белье, отвернулась только, обхватив себя руками.

– Ложись. Отдыхай. Я в магазин схожу. Пожелания будут?

– Нет. – Она зябко передергивает плечами. – Спасибо. Я ничего не хочу.

– Но тебе же надо, наверное… после всего этого… поесть. – Он чувствует себя дурак дураком, уговаривает взрослую девушку поесть.

– Не хочу ничего, – повторяет она упрямо, но устало.

Воспоминания детства: когда болеешь – нужно съесть куриный бульон. И фрукты еще. Хотя, наверное, сейчас явно не та ситуация. Фиговая из него нянька для капризной принцессы. Ладно, апельсинов купит. Их она любит точно. Сам ограничится универсальной едой на все случаи жизни – пельменями.

На полу возле кровати стоят тарелка с дольками апельсина и стакан вишневого сока. Всё нетронутое.

– Надь, ну поешь хоть что-нибудь.

– Я завтракала в больнице.

Вот