Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Екатерина Сокольская

Весь остальной силуэт оставался в темноте. Как мрачный призрак преисподней, поднявшийся за грешником.

Я истерично хохотнула от своих мыслей и немного расслабилась. В «призраке» безошибочно узнала Митьку.

— Блин, Сокольский! Напугал меня, — глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы успокоить сердце.

Димка покачнулся и сделал шаг внутрь брюха сторожки, всё так же молча. От этой давящей тишины мне стало не по себе.

— Мить, что происходит?.. — я подошла и взяла его за руку.

— Я разве не говорил тебе, чтобы ты не появлялась в поле моего зрения? — его голос был тихим, обманчиво спокойным, но холодным. Даже на расстоянии я почувствовала тошнотворный запах алкоголя. Словно это не он вовсе, а вечно не «просыхающий» местный пьяница Николай.

— Говорил, но… — я глупо приоткрыла рот.

— Я разве не говорил, что ты поплатишься за это?.. — он сделал нетвёрдый шаг вперёд, приближаясь ко мне вплотную.

— Мить… — ком обиды застрял в горле, мешая дышать.

— Тогда какого хрена ты припёрлась в мой дом?! — от его громкого крика я вновь подскочила и сделала шаг назад.

— Так я хотела… — голос дрожал от испуга. Я впервые испугалась Димку. Да и этот парень, стоящий напротив, был только отдалённо похож на моего весёлого и такого заботливого друга.

Мой Митька мог в тайне положить в рюкзак записку со смешной рожицей и маленький цветок, растущий в палисаднике библиотекаря. Мой Митька накрывал плечи тёплым пледом, когда видел, что я начинала мёрзнуть от холодного ветра, сидя на крыше. Мой Митька спас в своих объятьях, когда на меня набросилась бродячая собака.

Он всегда был рядом.

Человек, взгляд которого источал столько яда, бы не мой Митька.

От него волнами исходила ярость. Несмотря на то, что лёгкая кожанка была расстёгнута, холод он явно не чувствовал. По виску стекала капля пота, а губы изогнулись в жестоком оскале. Рваное дыхание вырывалось маленькими облачками, а руки, сжатые в кулаки, подрагивали. Он шаг за шагом приближался. Мне оставалось только отступать.

Я была словно в ловушке. Домик был слишком мал для нас двоих. Казалось, он заполнял своей фигурой всё свободное место, не позволяя мне дышать спокойно. Хотелось выбежать, чтобы его взгляд не давил на меня. Я мельком глянула на спасительную дверь за его спиной.

Но моя наивная детская любовь пыталась найти ему оправдание. Это недопонимание. Наверняка, его поведению было объяснение.

— Дим, что с тобой происходит? Ты пьяный?

Я выставила руку вперёд, пытаясь остановить его наступление. Он грубо оттолкнул её, затем больно обхватил моё лицо, пальцами сминая щёки, и наклонился. Я перестала дышать от колючих слов ненависти и алкогольного смрада.

— Лучше бы ты сдохла… Лучше бы тебя никогда не было. Ты мне отвратительна.

Он с омерзением оттолкнул меня в угол. Я громко вскрикнула, ударившись о сырые доски. Дима развернулся и, пошатываясь, пошёл прочь.

— Мить! Мить… Ведь ты же не такой, — мой голос дрожал.

Я вскочила на ноги. Хотелось кричать. Хотелось достучаться до него, выплеснуть всё отчаяние, скопившееся внутри.

Димка замер. Его угловатые плечи опустились. Через несколько секунд он медленно повернулся и как будто нехотя подошел.

— А какой я? М? Откуда ты знаешь, Мария, какой я? — Дима говорил медленно, а язык заплетался. Словно не слушался своего хозяина. — С чего ты взяла, что у тебя есть право судить кого-то? Ты всего лишь маленькая девка, у которой в голове розовые пони. Которая мечтает, что прискачет принц на белом коне и спасёт её от дракона. Только вот Я не принц, Манька. Я тот самый дракон!

В отсвете валявшегося фонаря мне показалось, что на его щеке что-то блеснуло. Была ли это слеза или мне хотелось, чтобы это была она?

— Мне всё равно, кто ты! Я люблю тебя, а ты любишь меня!

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — он схватил меня за плечи мёртвой хваткой и тряхнул так, что челюсти клацнули друг о друга. — Убирайся из моей головы! Ненавижу!

Я упёрлась в его грудь, пытаясь вырваться, но сил было недостаточно, чтобы оттолкнуть. Его пальцы лишь сильнее сомкнулись на мне. От беспомощности я ударила по нему кулаком и всхлипнула.

Он резко оттолкнул меня. Я сделала шаг назад. Под ноги что-то попало, лишая меня устойчивости. Серое Митькино лицо покачнулось в полумраке, а я, взмахнув в воздухе руками, полетела в сторону. Влажная половица хрустнула, проваливаясь подо мной.

Невыносимая боль прошлась от щиколотки до макушки. Я вскрикнула и зажмурилась. Ноги подкосились, и я ударилась лицом о трухлявую стену. Ржавый гвоздь вспорол кожу. Пробороздил всю щёку, подобно тупому ножу. Я чувствовала, как мелкие щепки колючими иглами впивались и оставались внутри.

Упав на холодный пол, я взвыла от боли, которая сковывала не только тело, но и душу. Хотелось вырвать её из себя голыми руками. Вырвать, чтобы ничего больше не чувствовать.

— Надеюсь, ты сдохнешь.

Я с трудом приоткрыла глаза. Митька равнодушно посмотрел на меня и, покачиваясь, вышел из сторожки.

— Вернись! Прошу тебя! — сквозь всхлипы я пыталась докричаться до него. — Не оставляй меня. Митя!

Я попыталась ползти, чтобы догнать его. Цеплялась ногтями за половицы сантиметр за сантиметром двигаясь по грязному полу, пока окончательно не выбилась из сил.

Не знаю, как долго я звала его и драла на себе волосы. Боли больше не было. Я не чувствовала вывихнутую лодыжку и кровь с рассечённой щеки, стекавшую на пол. Лишь сорвавшийся от криков голос всё шептал его имя.

Глава 12. Маша. Митя

Пустота.

Именно этим словом на тот момент я бы охарактеризовала своё состояние, если бы могла о чем-то думать. Если бы ещё была в состоянии что-то чувствовать.

Я пребывала в какой-то прострации. Не ощущала себя, как живое существо. Да вообще никак себя не ощущала. Как будто лечу в чёрную бездну, а зацепиться не за что. Да и не хочется.

В этой бездне хорошо. Нет ни забот, ни проблем, ни чувств, ни одиночества, ни воспоминаний. И мне было хорошо в этом безразличии.

Я была не в том чёртовом полусгнившем домике. Не на холодном чуть влажном и твёрдом полу. Моё поверхностное дыхание не разгоняло пыль, заставляя её кружиться в уже проснувшемся солнце. Я была далеко. Во тьме. Моё тело, это пустая оболочка без души и сознания.

Мои чувства умерли. И мне было хорошо. Ведь я не ощущала всего этого. Боли предательства, тоски по родным, которые, наверняка, места себе не находили, а искали всю ночь напролёт. Не ощущала даже физического дискомфорта. То, как горели легкие от