Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Екатерина Сокольская

ртом к моему. Я в шоке смотрела на него во все глаза. Неумело он попытался раздвинуть мои солёные губы, слюнявя их своими горячими. Я дёрнулась в его руках, пытаясь вырваться. Но сил было недостаточно, чтобы отцепить его тонкие пальцы. Оставалось брыкаться и мычать, в попытке вырваться. К горлу подступила тошнота.

По щекам с новой силой покатились слёзы от ещё бОльшего унижения. От осознания того, что любой может меня обидеть. Что даже самый близкий до этого вечера человек может ранить в самое сердце. А парень, которого я ненавидела все семь лет школы силой подарил первый поцелуй. Он, а не тот, с которым я мечтала провести всю свою жизнь.

Тот остался в клубе с сидящей на его коленях пухлой задницей Наташки. Тот смеялся надо мной и втаптывал в грязь. Тот, кому я подарила своё сердечко, а он выкинул, поигравшись. Тот из-за которого хотелось лечь прямо в лужу, свернувшись клубочком, и выть, тихо умирая.

Я смогла сделать судорожный вдох, когда мой насильник отлетел от меня и приземлился в лужу, в которой я хотела утопиться.

Над ним с еле сдерживаемой яростью и часто вздымающейся грудью стоял мой Митька. Мой ли?

— Эй! — Ванька смотрел на него снизу вверх, выставив вперёд руки. — Ты же сам дал добро! Какого…

Договорить он не успел. Димка замахнулся и со всей силы ударил ботинком ему в живот. Лежащий парень судорожно закашлял, а я взвизгнула от испуга.

Объект моего обожания повернулся ко мне и на его лице на миг промелькнуло знакомое мне выражение. Лукавая улыбка и тёплый блеск карих глаз.

— Ты забыла все уроки самообороны, Манька? — сердце замерло. Это он. Всё тот же Митька. До возвращения которого я зачеркивала дни в календаре.

Я была готова простить все обидные слова, сказанные им несколькими минутами ранее. Да что уж там… Я уже всё забыла. Хватило лишь увидеть его улыбку и эти родные глаза.

— Не попадайся мне больше на глаза. В твоих же интересах, — я вынырнула из своих розовые грёз от голоса, в котором сквозил яд и презрение. Словно по щелчку пальцев он снова превратился в чужака.

Этот взгляд, обращённый на меня, не давал повода усомниться, что это было сказано мне, а не Ваньке, корчившемуся на холодной земле.

— А ты… — он ещё раз врезал моему обидчику по рёбрам. — Вспоминай обо мне каждый раз, когда видишь её.

Ванька не смог проронить и слово, а только хватал ртом воздух.

— Мить! Что с тобой? Почему ты так говоришь?! Я думала… ты любишь меня… — мой голос охрип. Всё тело дрожало, но не от ледяного ветра, пробравшегося в расстёгнутую куртку.

Парень, хотевший вернуться к своим дружкам, остановился. Вновь ледяной взгляд и перекошенное в ярости лицо, ужасали. Он медленно наступал на меня, словно голыми руками желал вырвать сердце. По инерции я отступила на шаг, до конца не веря, что он что-то сделает.

— Люблю? За что тебя любить, идиотка?! — он задыхался от выплескиваемой ненависти.

— Мить, — я сделала шаг навстречу, всё ещё на что-то надеясь.

— Я ненавижу тебя… — его тяжёлое дыхание вырывалось рваными облачками пара. — Исчезни из моей жизни.

Он сделал два шага назад, не отрывая от меня своего взгляда. Затем развернулся и скрылся среди деревьев.

С ним уши мои последние силы. Ноги подкосились, не удержав моё ослабленное тело. Джинсы вмиг промокли от сырой холодной земли. Ветер завывал и трепал распахнутую куртку, пробираясь к разбитому в дребезги сердцу. В голове стоял гул, через который я даже не слышала веселый смех и громкую музыку. Не слышала тяжёлое дыхание отползшего в кусты Ваньки. В этот тёмный вечер мой мир рухнул.

Глава 9. Маша

Грязная, словно повидавший жизнь бомж, я вошла в наш некогда уютный дом. В нём всё так же пахло сладкими пирожками с повидлом. Всё так же мягкий свет падал на задремавшую у телевизора бабулю, а мамы всё так же не было.

Казалось, что в этом умиротворённом царстве ничего не изменилось. Только я стала другой. Той Машки, которая была всего час назад, больше не было. Розовый туман перед её глазами развеялся, обнажая омерзительный мир, погрязший во лжи.

Скинув грязные сапоги и куртку в прихожей на пол, поплелась в свою комнату. Темнота окутала, словно хотела защитить от щемящих душу воспоминаний. Только вырвать из головы их было невозможно. Я села на пол и прижалась спиной к стене. Обида и непонимание давили, мешая дышать.

Я никак не могла поверить, что всё случившееся было реальным, а не порождением моего воображения. Неужели это мой Димка был таким чужим? Таким жестоким и холодным. Слова, слетавшие с его губ, раньше всегда дарили покой и заставляли верить в хорошее. Сегодня же я поняла, что совсем его не знала. Я так отчаянно нуждалась в надёжном друге, что это затмило мой рассудок.

Входная дверь с грохотом захлопнулась. Я вынырнула из тоскливых мыслей.

— Машка! А ну иди сюда, зараза! — мамин грозный голос с истерическими нотками не предвещал ничего хорошего. А с учётом того, что она почти никогда не позволяла себе повышать тон, я сразу поняла, что что-то случилось.

Я выскочила из комнаты. Мама стояла возле двери. Распахнутая куртка, заляпанные грязью сапоги и растрёпанные каштановые волосы без шапки явно говорили, что с работы она уходила в спешке.

— Ириш, что случилось? — в коридор не твёрдой походкой вышла бабушка.

По коже прошёлся озноб, когда я увидела влажные глаза, нацеленные на меня, словно дробовик. Казалось, что этим взглядом она хотела убить.

— Мам?

— Ты где была, сволочь такая? — прямо в обуви она прошла по ковру, сокращая между нами расстояние. Я попятилась, загнав себя в маленький зал.

— Мам, что случилось то? — я перевела взгляд на бабулю. Та стояла, прижав руки к груди.

— Отвечай, пока я собственными руками не придушила тебя! Где ты была?!

— На улице.

— Где?! В клубе?

— Я только на минуту… — я вжала голову в плечи от её испепеляющего взгляда. Она никогда не запрещала мне гулять вечером, но просила быть осторожнее. Поэтому её странное поведение вызывало недоумение и страх.

— Ах ты тварь такая! — она схватила с кресла брошенное кухонное полотенце. — Так я тебя воспитывала?

— Мама! Да что случилось-то? — я непроизвольно сжала колечко, висящее на шее.

— А сейчас узнаешь! — замахнувшись, она со всего размаху влепила полотенцем. Чуть влажная ткань со свистом больно ударила меня по плечу. — Мало я лупила тебя? Всё жалела. Надо было