Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

закату. Исколесив половину города, но так и не обнаружив нужной машины Михалыч снова набрал Медведчука.

— У тебя есть новости? — спросил он.

— Нет, — ответил Игорь, — а у тебя?

— Тоже ничего. Едем в батальон — машина могла вернуться?

— Едем, — согласился Игорь.

Пунктом назначения «Тойоты Лэнд Крузер» с госномером «три девятки» стала охраняемая производственная база в Будёновском районе Донецка, неподалеку от «ВАЗовской» развилки, в каких — то двадцати двух километрах от места, где две старушки старались заработать на старость без государства. Глухие железные ворота с запрещающими проход и проезд знаками на них отворил вооружённый человек. Машина въехала, остановилась на площадке с асфальтным покрытием, где рандомно, в редких местах, которые на первый взгляд могли показаться воронками разрывов артиллерийских мин, проросла сорная трава. Ворота быстро закрылись.

— На выход! — приказал Иса пленникам, открывая багажник.

Сообразив, что самостоятельно ни одному не выбраться, он сорвал с головы Суслова холщовый мешок, схватил за предплечье и сбросил на землю. Группироваться было бессмысленно. Суслов со стоном упал с высоты табурета. Вслед за ними на асфальт полетел свёрток с протезами.

— Что происходит, Муса? — спросил Аслан, пока Иса принимал пленных.

— Я заметил кое — что знакомое, не принадлежащее им.

— И что это?

— Протезы и ботинки, — пояснил Аллагов.

— Какие ещё ботинки?

— Треккинговые.

— И чьи они?

— Русского. Мне показалось, что я видел их раньше у русского.

— Опять этот рус! — вспыхнул Шудди, словно спичка.

— Иди, помоги Исе, — сказал Муса, зная, как погасить это пламя.

Зухайраев отправился в обход машины. Без мешка на голове, впустую испепеляя злыми глазами Ису, Вася Шлыков свалился на землю безмолвно и, карабкаясь и перебирая ногами по земле, словно крутил педали велосипеда со связанными за спиной руками, озираясь по сторонам, занял сидячую позу и презрительно плюнул на землю, так получилось, что перед Шудди. Взбешённый этим чеченец с ходу пнул сидящего на земле по ногам. Штык снова завалился на бок.

— Чо надо от нас? — яростно огрызнулся он, обращаясь сразу ко всем.

— Твоя жизнь, — подоспел Муса. — Аслан, Шудди, уведите их.

Их поставили на ноги и, тыча в спины стволами оружия, подвели к дверям одного из складских строений. Аслан рукоятью пистолета постучал в железную дверь. Спустя минуту её открыл человек в маске на лице с прорезью для глаз. Он на тарабарском поздоровался с теми, кто стоял за спинами пленников и что — то сказал ещё. Аслан и Шудди ответили отказом. Искусственное освещение внутри отсутствовало и тонкая полоса дневного света, которая проникла через дверной проём, озарила очертания комнаты и того, кто стоял на пороге. Внутри было сыро и душно, пахло плесенью и гнилыми овощами. Крепкие руки человека в маске с порога схватили оторопелого Суслова за ворот и затащили в темноту, грубо встряхнули и зашвырнули в сторону. Шлыков сообразил для чего приходится склад и его лицо перекосила омерзительная ухмылка:

— Не тронь меня, сука! — прошипел он сквозь прореху в зубах и мгновенно получил в ответ коленом в пах.

Шлыков завыл, упал на колени и уткнулся головой в складскую стену. Страж в маске тут же нанёс короткий прямой удар ногой в живот, без замаха пинком опрокинул его на спину и обрушился сверху коленом на грудь, в ту же секунду болезненно ткнув стволом пистолета в сморщенный лоб.

— Ещё звук и я отстрелю тебе башку!

В конце концов, человек в маске заставил обоих двигаться в дальний угол помещения, где лестница вела вниз, в подвал. Подвальный этаж представлял собой длинный широкий коридор с земляными полами и комнатами в обе стороны без дверей. Ботинки «Ампато» проваливались в жирный грунт коридора, будто они шли по мягкому ковру мха сквозь таёжный ельник в древостое которого главной лесообразующей породой являлись молодые ёлочки с хвойными крестиками на макушках. Именно в таком месте, где плотность населения — полчеловека на десять квадратных километров, а вокруг бесконечные дремучие леса да болота располагался лагерь, в котором Шлыков провёл незабываемых шесть лет. Но живописную картину величественных лесов сгустил воздух подвала, в котором смешались кислый запах мочи, человеческий пот, продукты горения бензинового двигателя и внезапные воспоминания той поры, когда голодные зэки собирались по утрам около кухонного крыльца и отчаянно дрались за помои, как в страшные военные годы.

Только из двух помещений подвала исходил искусственный свет, не считая центрального прохода, чьё освещение было достаточным лишь для того, чтобы случайно не свернуть себе шею. Из первой комнаты свет исходил ослепительным неприятным сиянием обжигающим глаза, какой часто можно видеть в кинофильмах, где отворялась дверь рая, из света появлялся апостол Пётр и спрашивал входной «билет»; а из другой и вовсе — быстрыми беспорядочными вспышками, как от светодиодного стробоскопа на дискотеке. Проходя мимо, из любопытства и в то же время из страха Суслов бросил косой осторожный взгляд — внутри колючего света люди двигались словно монстры или зомби, демонстрируя смену странных и неестественных поз. Жадными глазами Суслов заметил людей в военной одежде и тех, что были без неё. Без одежды. Совершенно обнажённых. Нагой пленник из первой комнаты был привязан к стулу, пленник из второй — располагался в секционном кресле по три сидения, какие Суслов встречал в поселковом доме культуры, где родился и вырос. После этих вспышек Суслов на минуту ослеп — в глазах мерцало и подрагивало, а больше разглядывать было и нечего. Проёмы других комнат зияли чёрной пустотой, а в дальнем конце коридора в одной из таких комнат яростно тарахтел генератор. Суслова накрыло волной отчаяния.

— Я всё расскажу! — обернувшись, сказал он конвоиру.

— Не вздумай, тебя убьют! — предостерёг Шлыков.

— Конечно, расскажешь, — уверенно сказал конвоир, — посиди пока здесь, — и втолкнул его в тёмную комнату.

Суслов запнулся через порог и свалился на сырой мягкий пол. Отыскал наощупь колючую стену, навалился спиной, подтянул к себе ноги и постарался успокоиться. Немного привыкнув к темноте, разглядел в комнате самодельную мебель, сколоченную из брёвен и досок и поначалу приободрился, но вскоре заметил распятого на них человека и наконец понял, что перед ним деревянные козлы для пыток. Он обхватил колени и уткнулся лицом. Время замедлилось. Он не мог угадать к какой оно вело его катастрофе, но то, что она неминуема у него не осталось сомнений. Суслов крепко стиснул себя руками и зажмурился — в эту минуту часы и вовсе остановились. В подвале время всегда текло медленнее, чем на верхних этажах здания.

«Чего не хватало дураку? — всхлипывал он в темноте. — Жил бы сейчас по — старому: выпивал по