Пятый угол - Леонид Мендельсон

Давид прервал свой рассказ. Судя по выражению его лица и речи, четкой и колоритной, он был в состоянии продолжать свой монолог, но Мерин настояла на принятии лекарств и непродолжительном отдыхе.

— Обратная дорога была опасной, — продолжил Давид позже, — но еще более тяжелой оказалась встреча с детьми. Они уже были достаточно взрослыми, чтобы почувствовать всю трагедию потери матери. Что было потом. Бесконечные серые дни и вечера: работа-дом, дом-работа. Бизнес развивался успешно, дети росли быстро, а душа моя старела еще быстрее. Потом война подошла к нашему дому: немецкие самолеты бомбили города, особенно пострадал Ковентри. Порты и судостроительные заводы по всей стране были разрушены постоянными атаками. Война, естественно, отразилась и на моей работе: нагрузки не было, появились финансовые проблемы, но, что оказалось не менее тяжким, так это состояние моей нервной системы. Дети незаметно выросли — к концу войны Бен уже окончил школу и учился в колледже, а Джозеф занимался в старших классах. Сам понимаешь, сынок, у них были свои интересы, друзья, компании, — все, как и должно быть. И хотя отношения наши складывались дружески, я отдавал себе отчет, что принадлежат они уже не только мне. Беспрерывная череда тусклых дней и ночей закончилась, когда я был приглашен на ужин в семью Мерин. Чаще всего я избегал званных приемов, но в этом случае согласился. Ее отец был моим постоянным клиентом, и мне неоднократно удавалось весьма удачно завершить его дела. Надо отметить, что этот дом был очень гостеприимным: газетная хроника обязательно перечисляла фамилии и титулы известных в стране людей, непринужденную обстановку, и все это — благодаря хозяйке дома. День был будний, и я успел приехать по приглашению непосредственно после работы, ожидая ужин в семейной обстановке. Свою ошибку понял, войдя в гостиную, где был сервирован стол к торжественному ужину, а многочисленные гости, одетые подобающим образом, беседовали в стороне, ожидая приглашения к трапезе. Как обычно, разговор за ужином велся на общие темы: погода, переход власти от консерваторов к лейбористам, биржевые курсы. После ужина, воспользовавшись приглашением в кабинет на кофе и сигары, я, не чувствуя себя достаточно комфортно в незнакомой компании, сел в стороне за журнальным столиком, рассматривая вечернюю прессу. Думаю, что Мерин обратила на меня внимание скорее из вежливости хозяйки к гостю, нежели по какой-то другой причине, но первые же ее слова сделали нашу беседу непринужденной.

- Мистер Вольский, вы самый грустный наш гость. Могу ли я поднять ваше настроение?

- Конечно, только у вас должно быть его на двоих.

- Честно говоря, я чувствую себя бесплатным приложением к нашей блестящей компании; с удовольствием провела бы время где-нибудь в лесу или парке, в тишине. Так что из меня плохой увеселитель.

- Я бы не против поддержать ваши мечты о тишине, но сомневаюсь, что это реально.

- Подождите немного — я схожу на разведку, и, если результаты окажутся положительными, покажу вам наш парк.

Через несколько минут Мерин вернулась.

- Моя консервативная мама, скрепя сердце, дала согласие, но только потому, что ваше имя для нее, и не только для нее, безупречно.

Парк оказался небольшим, аккуратным и ухоженным; вечер — тихим и теплым. Мы гуляли и молчали: у меня не было стимула, чтобы развлекать девушку, а она, вероятно, не нуждалась в общении. Следующая наша с ней встреча произошла случайно, через две-три недели, в одном из ресторанов во время ленча. Мерин сидела за столиком с молодым мужчиной, которого, как мне показалось, я видел в ее доме среди прислуги. Давид, по-видимому, хотел добавить что-то еще, но сдержал себя. Перед уходом девушка подошла к моему столу:

- Почему вы больше не приходите к нам? Не было приглашения или повода? — интонации в голосе Мерин не оставляли сомнений в беззащитности любых моих оправданий. — А вы не ищите повод. Мне понравилось ваше красноречие, особенно — в парке.

Мне подумалось, что в тот вечер было комфортно: спокойная, интеллигентная обстановка, девушка, не пытающаяся кокетничать и навязывать свою беседу. Но — что было, то прошло, и я снова окунулся в свои проблемы. Приблизительно через месяц позвонил отец Мерин и, в связи с возникшим у него юридическим вопросом, попросил срочной встречи. До конца дня все мое время оказалось уже расписано, и я предложил перенести визит на следующее утро, но клиент был настойчив, поскольку решение проблемы не могло ждать до утра.

- Мистер Вольский, не посчитайте за назойливость и примите предложение отужинать у нас дома. Наша деловая беседа не займет много времени.

Памятуя прошлую свою ошибку, пришел на встречу в соответствующей форме. Мерин встретила меня в вестибюле, у входа; мне показалось, что она оказалась там не случайно.

- Здравствуйте, мистер Вольский! ваша реакция на мое приглашение оказалась удивительно быстрой. Сегодня вы выглядите вполне прилично, так что можете предложить мне руку и проводить к столу.

После ужина мы уединились с хозяином дома; проблема оказалась сложной, и только поздно вечером удалось прийти к ее решению. Провожала и прощалась со мной мама Мерин:

- Дочь поделилась со мной впечатлением о вашем удивительном обаянии, особенно очарована вашим красноречием в прошлый визит, в парке. Мы принимаем без приглашения каждый четверг после семи вечера — добро пожаловать!

Из уст консервативной англичанки это приглашение прозвучало недвусмысленно: вы желательны в нашем доме, и инициатива исходит от Мерин. Такое предложение неприлично игнорировать, но и не менее неприлично перейти рамки отношений между мужчиной моего возраста и положения и незамужней девушкой. К следующему четвергу я еще был в сомнениях и, даже придя домой после работы, не сразу смог определить свое желание. «В конце концов, — думал я, — сколько можно вышагивать в пустой квартире каждый вечер, не находя себе места? Кому это нужно?.. Дети настолько заняты своими делами, что замечают только кровать и холодильник. Они не эгоисты — просто выросли для самостоятельной жизни, для своих интересов. Надо поехать, а там видно будет.» Приехал я довольно поздно, около девяти часов, и трапеза уже подходила к концу. Заходя в гостиную и здороваясь, увидел, как покраснела Мерин; думаю, я был не единственным, кто обратил на это внимание — её мама в этот момент внимательно смотрела в сторону дочери. Мы снова вышли в парк. И Мерин, взяв меня под руку, без тени кокетства сказала:

- Вы знали, что я ждала вас к вечеру и, тем не менее, опоздали. Вы решались ехать или нет? А может быть, у вас есть оправдание, что были заняты?

- Мне нет оправдания, — попытался я отшутиться.

Вместо ответа Мерин попросила:

- Расскажите какую-нибудь романтическую историю из вашей жизни.

И я рассказал о моем бегстве из Одессы в Аргентину на грузовом судне. Она слушала молча, не перебивая вопросами или восклицаниями, а когда повествование подошло к концу, остановилась, повернулась ко мне, и в ее глазах светилось неподдельное участие.

- Боже мой, и это вы называете романтикой? Да вы же чуть не погибли! Почти ребенок!

- Вы правы, на пароход я поднялся почти ребенком, а сошел на берег уже мужчиной.

- И много у вас было подобных романтических историй?

- Достаточно, но лучше о них не вспоминать.

- Извините за не совсем корректный вопрос. Я слышала, что вы потеряли жену в Испании. Вы видели, как она погибла?

- Нет.

- И вы продолжаете любить ее?

- Она продолжает жить во мне.

Наум слушал эту исповедь, стоя у окна и глядя на задний двор парка и открывающуюся вдалеке сельскую идиллию. Давид замолчал и, когда Наум обернулся, понял причину: в комнату неслышно вошла Мерин и что-то сказала мужу на ухо. Извинившись, она вывезла кресло из кабинета и попросила подождать несколько минут.

Мысли Наума возвращались к отдельным моментам из жизни Давида и, невольно, рисовалась параллель с судьбой оставшейся в Союзе семьи. Что могло ждать Давида, если бы не отъезд в Аргентину? Человеческая мясорубка Первой мировой войны или хаос революции?.. И даже если бы улыбнулась ему судьба, и он вышел целым и невредимым из этих катаклизмов, то при его сильном характере и неординарных способностях весьма вероятен был шанс трагического исхода в тридцатых годах. «В качестве психотерапии надо бы поговорить с ним на эту тему», — подумал Наум.

В кабинет вошел Джони от имени хозяина попросил зайти в спальню.

- Садись, сынок. Я очень устал сегодня и морально, и физически. Все, что тебе рассказал до сих пор, относится к моей жизни до женитьбы на Мерин, но она возражает посвящать тебя в наши с ней отношения. Думаю, ты не обиделся, тем более, что как-нибудь расскажу о своих внесемейных делах. Если не возражаешь, мы сыграем партию в шахматы, а, вообще, засиделся ты дома, пора и страну посмотреть.