Харклайтс - Тим Тилли

на носу корабля, рассекающего волны.

Вот мы у дерева, и я должен вскарабкаться на него. Нас обволакивает громкое жужжание. Запрокинув голову, вижу среди ветвей какой-то шар, похожий на большущий орех. Он висит так высоко, что меня одолевает страх.

Ощупываю шершавый ствол мокрыми от пота ладонями.

– Вряд ли мне удастся залезть. Я как-то не слишком люблю высоту.

– Ну да ладно, – говорит Папаша Хэрн. – Попробуем в другой раз.

И хотя мои слова совсем не огорчают Папашу Хэрна, я чувствую себя непутёвым и никчёмным, как отсыревшая спичка.

– Тогда поворачиваем домой, к нашей Дубовой поляне, у меня дела есть. Ну а ты можешь тем временем поиграть с Ниссой, Линденом и Тиггсом.

Поиграть. Чудно́. Насколько я знаю, детям обычно нравится играть, но что это такое – мне остаётся лишь гадать, ведь в Харклайтсе игры были под запретом. Нам разрешалось только тихонько сидеть во дворе и на полу дормитория, или слушать сказки Лепестка, или рисовать мелом.

По пути домой нам встречаются дикие куры – вороша клювами сухую листву, они выискивают что-то.

– Добывают себе зёрнышки и насекомых, – объясняет Папаша Хэрн.

Выше, на безлистых ветках, – гнёзда, вроде тех, в каких живут эльфы. Дюжины гнёзд. Уже от мысли, до чего они высоко, у меня ноет тело. Спрашиваю Папашу Хэрна: а что, там устроилось другое племя эльфов?

Он долго смотрит на меня каким-то странным взглядом. Ослабляет застёжку плаща, чтоб вдохнуть.

– Хмм… Омела это. Она живёт прямо на дереве, вросла в него так, как мы вросли в лес.

Возникает ощущение, будто Папаша Хэрн что-то недоговаривает, замалчивает.

Он снова поправляет застёжку и глядит куда-то в сторону, избегая встречаться со мной глазами.

Странно. Хочется спросить его, всё ли в порядке, но я боюсь оплошать. Поэтому проглатываю вопрос, который уже готов сорваться с языка.

Возвращаемся на Дубовую поляну. Несколько эльфов поливают из напёрстков лоскуты ткани, на которых растёт мох. Другие, ловко орудуя пилками для ногтей и маленькими лезвиями с костяными рукоятками, вырезают из дерева разную утварь.

Матушка Хэрн с Финном заняты стряпнёй. Нисса помогает им, но как только Папаша Хэрн что-то шепчет ей на ухо, она радостно откладывает все свои крошечные кухонные принадлежности и спешит ко мне.

– Какие игры ты знаешь? – спрашивает она. – У нас тут полно семян-вертолётиков. Умеешь запускать их, чтоб кружились?

Я почёсываю затылок.

– В Харклайтсе нам не разрешали играть.

– Ого. – Нисса явно разочарована.

– Мм… звери, которых мы видели сегодня, просто чудесные.

У Ниссы загораются глаза.

– Тогда можно пойти посмотреть на лягушачий нерест, – предлагает она. – Он уже начался. Значит, весна на пороге.

– Лягушачий… что?

– Нерест. Ну, икру они мечут. – Нисса оглядывается на Линдена и Тиггса. – Тех двоих тоже надо позвать с собой.

Наблюдаю за этими эльфийскими ребятишками: они играют в догонялки, бегая друг за другом вокруг улиток. Линден едва доходит Ниссе до плеча, а Тиггс и того меньше. Улитки, чьи рожки почти вровень с макушкой Тиггса, медленно и вяло ползают, оставляя за собой широкие склизкие полосы. Малыши стараются не угодить туда ногами.

– Отлично, давай, – отвечаю я Ниссе.

– Эй, пойдёмте с нами, – зовёт она Линдена и Тиггса. – Мы на Олений пруд!

Мальчуганы замирают. Тиггс хнычет:

– А я хочу играть здесь, со своими улитками!

– Поиграть можно и потом, никуда твои улитки не денутся, – спокойно уверяет Нисса.

Перепрыгнув через скользкий след, Линден подбегает к Ниссе. Тиггс поднимает что-то с земли и плетётся вслед за братом. Встаёт в сторонке и внимательно разглядывает меня – смотрит во все глаза.

– Шустрик тоже с нами, – говорит он.

– Шустрик – это его игрушечный бельчонок, – объясняет Линден, опережая мой вопрос. – Он всегда с ним.

– Я хотел сам рассказать ему про Шустрика! – Тиггс барабанит кулачками по брату, а потом показывает мне крохотного деревянного бельчонка. – А давай ты понесёшь нас на ладони, как Папашу Хэрна?

– Если тебе не тяжело, конечно, – добавляет Линден. Я опускаю ладонь к земле и бережно сажаю ребятню.

– Ух ты, так у тебя есть пуговицы! – Тиггс в восторге. – Мама достаёт их где-то для меня. Я собираю пуговицы – это настоящее сокровище.

– Где же она умудряется добыть их?

Тиггс пожимает плечами:

– Почём я знаю.

– Далеко ли собрались? – окликает нас Матушка Хэрн.

– На Олений пруд, – отвечает Нисса, глядя на неё с высоты моей ладони.

Матушка Хэрн хмурится и скрещивает руки на груди.

– Вы же обещались играть только тут, поблизости. Нисса огорчается.

– Но мама, это ведь совсем недалеко. Фитиль хотел посмотреть на нерест лягушек. Он такого никогда в жизни не видал.

Матушка Хэрн задумывается. Наконец морщинка у неё на лбу разглаживается.

– Ладно, – соглашается она. – Только осторожнее, и чтоб до захода солнца были дома.

– Ага! – хором отвечают эльфийские ребятишки.

– К рогатке не притрагивайся, Нисса, – предупреждает Папаша Хэрн. – И следите с Фитилём за малышами.

Нисса кивает.

– Не волнуйтесь, – говорю я. – Всё будет в порядке. Дойдя до опушки, мы шагаем на юг по узкой, едва приметной тропке, которая вьётся, как ниточка. По пути Нисса и Линден свистят, точь-в-точь как птицы, и целая стайка воробьёв слетает к нам с деревьев. Я тоже пробую свистеть, но у меня не выходит. И у Тиггса тоже.

Олений пруд оказывается недалеко. Вода – тёмная и гладкая, словно зеркало, вобравшее в себя отражения голых ветвей, неба и облаков. Возле берега – целая россыпь кувшинок и какой-то неказистый влажный сгусток.

– Это лягушачья икра! – объясняет Нисса.

Аккуратно спускаю ребятню на землю, и они мчатся к самой кромке воды.

– Да тут сотни икринок, – говорит Тиггс.

– Точно. Сотни, так и есть, – подхватывает Линден.

– Совсем скоро вылупятся головастики, – продолжает Нисса. – А потом они превратятся в деток с хвостиками. Так здорово наблюдать всё это. Пока лягушата растут, они всё время меняются.

– Скорей бы они стали взрослыми. – И Тиггс хлопает в ладоши. – Тогда будем играть в прыг-скок!

Я ложусь на живот и как можно ближе придвигаюсь к воде, чтобы хорошенько разглядеть икринки. До чего же они красивые – почти прозрачные, глянцевитые шарики, похожие на ягоды с крапинками чёрных семян посерёдке. Тянусь к ним, чтобы потрогать – да они, вот дела, липкие, – и вынимаю руку из воды. От капелек, упавших с пальцев, по поверхности разбегаются круги, растягиваются, расходятся всё шире.

Чуть погодя из зарослей тростника показываются двое жучков на тонких ножках и скользят по глади пруда к нам.

– Водомерки, – сообщает Нисса.

– Ого, они ползут прямо