Харклайтс - Тим Тилли

ягоды, орехи. Кое-что полезное в хозяйстве и от людей перепадает. Свитер для тебя, например, да одеяло.

– Соль и сахар тоже из человеческого мира, – добавляет Матушка Хэрн.

– Значит, вы имеете дело с людьми? – спрашиваю я.

Настаёт молчание. Нокс злобно цедит сквозь зубы: «С людьми…» Наконец Папаша Хэрн говорит:

– Люди в здешних местах не показываются. По крайней мере, с той поры, как мы поселились тут. И это только на благо, лучше уж без них. Всё, что нам надо, – ну, или почти всё, – даёт лес. – И чуть погодя, повернувшись к эльфам, спрашивает: – Кто хочет сказку?

– Я! – кричит Тиггс.

– Почему бы не рассказать историю о том, как сорока утащила Тийю, а Фитиль заботился о ней? – предлагает Матушка Хэрн.

Все дружно приветствуют это решение.

У меня на душе теплеет. Наверное, эльфы всё-таки думают приютить меня. По крайней мере, большинство из них.

Нокс встаёт и со своей крошечной тарелкой отходит от костра.

Взобравшись на ветку дуба, Папаша Хэрн начинает рассказ.

– Жили-были среди эльфийского народа муж с женой, звали их Финн и Генна Ноуль. И было у них трое ребятишек – Линден, Тиггс и дочурка Тийя. Тийя в семье самая младшенькая, лишь несколько месяцев ей исполнилось тогда…

Все взгляды устремлены на Папашу Хэрна. Он между тем продолжает:

– Генна лощила дочкину колыбельку, да так старательно и прилежно, что та стала гладкой и очень красивой. И вот однажды поутру, когда Тийя спала, яркий, ослепительный луч солнца пронзил лес и деревянная колыбель засверкала, точно алмаз. На соседнем дереве сидела жадная и вороватая сорока. Едва завидев блеск, она возомнила, будто тут лежит драгоценный камень…

Тиггс пугливо прижимает к себе Шустрика, когда Папаша Хэрн рассказывает, как сорока утащила колыбельку, а Нисса первой заметила пропажу и всполошила всех. Потом ещё крепче обнимает его: Папаша Хэрн повествует о погоне за сорокой на осёдланных чёрных дроздах – эльфы преследовали её до самого Харклайтса. Дальше рассказ идёт о том, как я обнаружил колыбель с Тийей, подобрал её и оберегал малышку, – слушая это, эльфы смотрят на меня с восторженными улыбками. По ходу истории размышляю о том, что было бы, если бы Лепесток спаслась из приюта вместе со мной. Может, мы тогда лучше приглядывали бы за Тиггсом и он не свалился бы в воду.

Сказке конец, эльфы расходятся по домам-гнёздышкам. А те, чьи жилища высоко на деревьях, поднимаются верхом на белках.

– Там, в Харклайтсе, Лепесток тоже рассказывала по вечерам сказки… – говорю я, когда Папаша Хэрн спускается с ветки.

Он пристально смотрит на меня: – Сказки напоминают нам о том, кто мы есть на самом деле. И помогают понять, кем мы хотели бы стать. Ложусь на свою постель из листьев и накрываюсь шерстяным одеялом, наблюдая, как пламя обвивает горящие поленья. Снова думаю о том, что Папаша Хэрн выбрал в ученики меня вместо Ниссы, и мысленно возвращаюсь к его словам о Законе Леса. Мой первый день в лесу оказался совсем не таким, как я представлял. Едва Папаша Хэрн успел рассказать мне о здешних устоях, как я сразу нарушил их. Не уберёг Тиггса. Но ведь я совсем не хочу разрушить и растоптать тут всё, причинить боль живым существам. На оборот, мне хочется помогать, делать мир лучше. До сих пор я всегда был одним из винтиков Машины, чуждой природе. Теперь настало время для перемен. Я готовлюсь стать Хранителем Леса.

Перебежав через поляну, несколько мышей-полёвок прошмыгивают к костру и устраиваются у меня под боком.

Вспоминаю слова Ниссы о том, как целое племя эльфов покинуло насиженные места и у неё совсем не осталось друзей. А вдруг мне удастся отыскать тех эльфов? Тогда я доказал бы Папаше Хэрну и всем остальным, даже Ноксу, что я действительно могу помочь, я не бездарный и пригожусь им.

Глаза слипаются, я пытаюсь решить, как вести себя дальше. Но ничего путного в голову не приходит – мысли вертятся вокруг тех эльфов, пропавших невесть куда, и Лепестка. А ещё – вокруг чудища, которое рыскает где-то поблизости.

Глава восьмая

Среди листвы

Лес исчерчен множеством тропинок. Разных. Широких и извилистых. Узких, которые приводят к болоту или обрываются в зарослях раскидистого бурого папоротника. А есть тропки, словно утопленные в земле, глубокие, как колея. И даже ложные тропы, похожие на едва различимую ниточку, которая стелется по ковру палой листвы. Со своего флагманского места на моей ладони Папаша Хэрн показывает мне все эти дорожки во время нашей следующей вылазки в чащу.

По пути я снова размышляю о лесных духах. Наверное, их тут несметное число и эти невидимки повсюду, они парят в воздухе, просачиваются сквозь стволы деревьев и качаются на венчиках цветов. Вот бы иметь под рукой то шестиугольное зелёное стёклышко, тогда я мог бы наблюдать за ними.

– Лесные духи – они вроде привидений?

– Если ты понимаешь под привидениями тени тех, кто прежде был жив, а потом умер, то в этом смысле лесные духи – не привидения. Они всегда были духами.

Вот у дороги три оленя. Глава семьи, олениха и оленёнок, совсем ещё юнец. Замерев, они не спускают с нас глаз. Я тоже останавливаюсь и жду, пока они пройдут своей дорогой, но олени оказываются любопытными и смелыми. Они подходят ближе; детёныш тянется ко мне мордочкой и нюхает рукав.

– Не бойся. Оленёнок просто хочет распробовать твой запах, малыш славный.

Интересно, чует ли он запах Харклайтса.

– А теперь погладь его. Вот так, отлично, не суетись. Шёрстка у крохи тёплая и мягкая. Пожёстче, чем у барсучат-сироток, однако ж не сравнить с деревянными боками Полкроны.

– Зимой мы подкармливаем их. В кладовой неподалёку от дома хранятся кое-какие запасы.

Олениха подбегает трусцой и нежно утыкается в меня лбом.

Глажу оленей, и внутри разливается покой. Все тревоги – о том, что Папаша Хэрн взял в ученики меня вместо Ниссы и что Нокс хочет прогнать меня, – блекнут, словно фотографии, выгоревшие на солнце. Как там сказал Папаша Хэрн? Я умею ладить с животными. Может быть, это знак того, что лес мне родной.

– А где живут олени? – спрашиваю я.

– Большинство из них обретается к северу, на Широкой пустоши. Это самая дальняя окраина леса, за Грозовой скалой.

– Мы ведь пойдём туда, да?

– Ни в коем случае, что ты! – отсекает Папаша Хэрн, покрываясь испариной. – Север – дикий