Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

за «нормальность», к которой все хотят вернуться? Не верю, что я когда-либо видел ее.

— Я тоже, — признал Ардмор. Он был на год моложе — и на четыре дюйма выше — своего друга. — И я бы сам очень хотел увидеть ублюдков, которые поймали Ричирда. Не думай, что я бы этого не сделал! Но где же это кончится, Арин? Они отправляют одного из наших в больницу, поэтому мы отправляем одного из них в больницу, и все, что это делает — как говорят архиепископ и отец Григори, — это поддерживает цикл, и это то, где мы живем. Ты хочешь поймать этого сукиного сына Тиздейла? Прекрасно! Давай найдем его, в какой бы дыре он ни прятался, и вытащим его жалкую, трусливую задницу оттуда. Я буду держать его, пока ты сломаешь ему обе коленные чашечки молотком. Из-за этого я тоже не потеряю ни минуты сна. Но ты думаешь, что это чего-то добьется, кроме того, что нам обоим станет лучше?

Арин сердито откинулся на спинку стула, глядя в окна таверны на промозглый ночной холод, пробирающий до костей. Он знал, что Андру был прав. Если уж на то пошло, он знал, что архиепископ Артин был прав. Если цикл насилия и репрессий продолжится, сообщество вокруг него никогда не исцелится.

Но чего Андру, похоже, не понимал, так это того, что Арину было все равно. Это больше не было «его» сообществом… если предположить, что оно когда-либо было. Он все еще был в Лейк-Сити по одной-единственной причине: продать семейную ферму Томисов за что-то, отдаленно приближающееся к справедливой цене. Его родителям понадобились бы эти деньги в Чарлзе — или на землях Храма, если бы они решили продолжить путь дальше на запад, увеличить расстояние между собой и республикой, которую они когда-то называли домом. Они понадобятся им, чтобы заботиться о сыне, который никогда больше не будет ходить без костылей, который никогда больше не прочтет ни одной из своих любимых книг.

Знакомая ярость закипела у него в животе, когда он подумал об этом. Подумал о тщетной попытке Ричирда скрыть свое отчаяние, когда целители сказали ему, что его правый глаз навсегда слеп и что даже с самыми лучшими очками, которые кто-либо мог бы ему изготовить, он никогда больше не увидит левым глазом ничего, кроме размытых изображений. Тиздейлу и другим ублюдкам было недостаточно искалечить его младшего брата, они лишили его единственной вещи, которая могла бы сделать его разбитую жизнь сносной.

Это стало последней каплей для Клинтана и Дэниэль Томис. Как только они смогли безопасно перевезти Ричирда, они увезли его из ненавистного города, в котором была сломана жизнь их сына. Они больше не заботились о продаже фермы. На самом деле Клинтан винил себя за то, что задержался слишком долго, за то, что пытался получить лучшую цену за землю, которой его семья владела столько лет, столько поколений. Если бы он только взял то, что предложили спекулянты, и вывез свою семью из Тарики раньше…

Арин понимал, но он был твердо уверен, что у его родителей будет все необходимое, чтобы заботиться о его брате. Он знал, сколько на самом деле стоит эта ферма, и пообещал отцу, что получит ее. И мать, и отец поначалу спорили с ним. Они также хотели, чтобы он благополучно убрался из Лейк-Сити. Дэниэль посмотрела на него мокрыми от слез глазами и умоляла его поехать с ними. Умоляла его не позволить Лейк-Сити забрать у нее второго сына.

Но Арин был непреклонен, и в конце концов они уступили. Его мать потребовала, чтобы он пообещал быть осторожным, избегать неприятностей, и он дал ей это обещание, потому что до тех пор, пока он этого не сделает, его отец отказался передать ему ферму. Но в конце концов Клинтан Томис зарегистрировал новый договор, предоставив Арину полномочия вести переговоры о его продаже, и в течение последних двух месяцев именно этим он и занимался.

Он помог своей семье собрать вещи, доставил ящики с книгами, которые Ричирд никогда больше не прочтет, в публичную библиотеку Лейк-Сити. В его собственных глазах стояли слезы, когда он загружал эти ящики в тележку, но ему удалось сдержать их в голосе, потому что последнее, в чем нуждался Ричирд, — это доказательство его собственного горя, его собственного гнева. Конечно, Ричирд был прав. Если он больше не мог читать их сам, он мог, по крайней мере, передать их туда, где другие любители книг могли бы их прочитать, и это, казалось, облегчило его боль, по крайней мере немного. Однако ничто и никогда по-настоящему не отнимет ее у меня. Арин знал это так же хорошо, как и Ричирд.

А потом он поехал с родителями на грузовом фургоне на станцию канала, помог им погрузить все на баржу, которую зафрахтовал его отец, обнял и поцеловал всех, помахал на прощание, вернул грузовой фургон… и отправился на охоту.

Его друг Андру не знал истинной причины, по которой никто не видел Бирта Тиздейла последние восемь или девять пятидневок. Никто этого не сделал, хотя рыба на дне озера Ист-Уинг могла бы дать им ключ к разгадке.

Арин намеревался оставить все как есть, как бы ему ни хотелось рассказать дружкам Тиздейла, что с ним стало. Или, если уж на то пошло, как бы ему ни хотелось послать и их, чтобы они составили ему компанию. Но Тиздейл был лишь одной из двух задач, которые он поставил перед собой. Более важная, — признал он, — но все же только одна, и ему еще предстояло выполнить вторую. Каким-то образом он должен был найти покупателя, обеспечить своих родителей необходимыми им средствами.

— Что-нибудь еще от Овиртина? — спросил Ардмор, и Арин напрягся, когда вопрос непреднамеренно вызвал его бурные эмоции.

— Нет. — Ему удалось произнести это единственное слово почти нормально, а не в рычании, которое он хотел выпустить.