Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

сначала остановлена, а затем и наголову разбита в сражении при Пинде. Греческим солдатам помогали даже женщины, под обстрелом приносившие пищу на позиции в горах, а находившиеся в рядах итальянской армии албанцы подняли мятеж, не желая воевать за Италию. Тысячами они дезертировали или уходили с оружием в руках к врагу: в результате итальянцам пришлось снимать с фронта армейские части и разоружать взбунтовавшихся албанцев. Провалилась и попытка устроить массированную танковую атаку – несмотря на поддержку двух пехотных дивизий и авиации, сотня танкеток и танков так и не смогла прорвать оборону одной греческой дивизии. Не прошло и двух недель, заявленных Муссолини в качестве максимального срока продолжительности войны, а итальянская армия оказалось вынужденной перейти к обороне. Генерал Праска был с позором отправлен в отставку, вслед за ним отправился и маршал Бадольо, но военную ситуацию это не облегчило.

Мобилизация позволила грекам быстро увеличить свои силы на фронте, и к середине ноября они были готовы развернуть контрнаступление. Для итальянцев, и без того надломленных тяжелыми и неудачными боями, внезапная атака греков стала последней каплей – они начали отступать, и война переместилась в Албанию. Количество отправлявшихся туда итальянских войск постоянно возрастало (к январю 1940 года на Балканах находилось 25 дивизий), но греки продолжали атаковать, и вновь прибывшим итальянским соединениям оставалось лишь подкреплять с трудом удерживаемую линию фронта. Боеспособность прибывающих резервов оставляла желать лучшего – в то время как склады на юге Италии были забиты военными припасами, в Албании разгружались транспорты с наскоро сколоченными дивизиями, состоящими из призывников, без тяжелого вооружения и теплой одежды. Итальянское командование, столкнувшись с необходимостью перебрасывать войска через Адриатическое море, обнаружило, что порты и инфраструктура Албании не могут обеспечить нормальное снабжение действующей армии.

К середине зимы положение на фронте приняло трагический для итальянской армии характер – ежедневно она теряла сотни солдат убитыми, ранеными или из-за обморожений. Десятки тысяч итальянцев попали в плен к грекам. Такого разгрома не ожидал никто – с начала Второй мировой войны державы Оси не знали поражений, а теперь Греция стала объектом всеобщих симпатий. Даже в Германии настроения склонялись в пользу греков, что уж говорить о противниках Гитлера и Муссолини. Обращаясь из Туниса к греческому народу, французский писатель Андре Жид сказал: «Вы представляете для нас пример мужественной добродетели и достоинства… и какую благодарность и восхищение вы вызываете, поскольку вы, в очередной раз, дали всему человечеству веру, любовь и надежду». Неизвестные острословы вывесили в приграничном с Италией французском городке большой плакат, в котором просили греков не наступать дальше, сообщая, что тут начинается территория Франции. Не отставали и злоязычные англичане – в песнях и карикатурах они неизменно изображали дуче в виде Пизанской башни, падающей под ударами греческих штыков. Насмешки над «военными доблестями» фашизма стали популярной темой для мировой прессы.

Муссолини, разумеется, испытывал совершенно иные чувства. Дуче переживал один из наихудших периодов в своей жизни – в эти недели диктатор буквально агонизировал в приступах гнева и отвращения к итальянским офицерам и солдатам. Он осунулся, похудел и, по словам очевидцев, выглядел предельно удрученным. Но, несмотря на пережитое, он, как и прежде, обвинял во всех неудачах кого угодно, только не себя. Вскоре после начала греческого контрнаступления Муссолини обратился к нации с пространной речью, в которой попытался объяснить и причины, заставившие его напасть на Грецию, и то, почему итальянская армия терпит в Албании неудачу за неудачей:

«После длительного и терпеливого ожидания мы сорвали маску со страны, которую защищает Великобритания, нашего вероломного врага – Греции… Греки ненавидят Италию той ненавистью, которая на первый взгляд кажется необъяснимой; но эта ненависть всеобща, глубока и неизлечима – она живет среди представителей всех классов, во всех городах, в деревнях, повсюду. Причина этой ненависти остается загадкой. Тем не менее факт остается фактом. Под эту ненависть, которую можно описать как абсолютно гротескную, греческая политика подстраивалась в течение последних лет. Это была политика полного сотрудничества с Великобританией… Это сотрудничество, проявляющееся различным образом, что будет неоспоримо доказано в свое время, представляло собой акт враждебности по отношению к Италии. По картам, обнаруженным офицерами германского генерального штаба во Франции, было установлено, что еще в мае Греция предложила англичанам и французам все свои военно-морские и воздушные базы. Была настоятельная необходимость положить конец этой ситуации; и это было сделано 28 октября, когда наши войска пересекли границу между Грецией и Албанией».

Дуче довольно неловко открещивался от обвинений в «авантюристической стратегии»:

«Гористая местность Эпира и даже его долины непригодны для молниеносной войны, которую предлагали кабинетные стратеги. Ни на словах, ни на деле ни я, ни правительство, ни какой-либо официальный орган не вели речи о молниеносной войне… мы сломаем хребет грекам, и не имеет значения, произойдет ли это через два или через двенадцать месяцев».

Помимо греков и географии виноват был «негодный человеческий материал» – итальянская нация, так и не сумевшая выработать в себе качества настоящих воинов. В телеграмме, отправленной Муссолини на фронт после очередного поражения итальянцев, чувствуется гнев диктатора: «…разгром, повторяю, разгром «Сиены» (название одной из итальянский дивизий. – Авт.) был вызван проникновением небольших греческих авангардов» – дуче потребовал от своих генералов «переломить ситуацию, которая с этого момента принимает характер почти исключительно психологический». Узнав, что войска, набранные из уроженцев Южной Италии, сражаются не слишком хорошо, Муссолини в сердцах пообещал после войны создать новую армию, служить в которой будут только жители Центральной и Северной Италии, тогда как южанам предстоит отдавать свой долг стране лишь в поле и у станка. Они-де показали свою «расовую неполноценность» – последствия нескольких веков арабского господства на Сицилии и в Южной Италии.

Итальянцы и в самом деле воевали без воодушевления, но причины поражения крылись не только в этом. В первую очередь вина лежала на самом дуче, военная стратегия которого привела к тому, что армия начала вторжение в Грецию, располагая в полтора раза меньшими силами, нежели противник. Но Муссолини, разумеется, умалчивал о подобных фактах, вновь и вновь пускаясь в рассуждения о том, что солдаты сражаются без должного упорства и стремления к победе.

По его словам, виноваты были и албанцы, «предавшие Италию» в решающий момент, и болгары, которые отвели свои дивизии от греческой границы и позволили Афинам сосредоточить все силы на Албанском фронте. Наконец, виновата была и погода, так некстати испортившаяся во время итальянского наступления. Все это дуче перечислил Гитлеру в личном послании, объясняющем причины «временных трудностей» в Албании.

Фюрера эти неуклюжие объяснения нисколько не удовлетворили – в конце ноября 1940