Обломки нерушимого - Стейс Крамер

никак не могли. Даже странно, боязнь разоблачения только прибавляла страсти и вела их к неизъяснимому удовлетворению. Наверное, и не было бы так хорошо Диане и Джерабу, если бы все было стандартно, открыто, без нравственных терзаний.

Жаль, что нельзя бесконечно миловаться под этим звездным куполом, высоко, над безразличными кварталами… Джерабу пора возвращаться к Алессе, что наверняка вся изнервничалась в ожидании.

Диана осталась одна. Беспредельно влюбленная, беспредельно печальная. Впервые она не чувствовала отвращения к тем женщинам, погрязшим в слепой любви к «одному-единственному». На своей шкуре Диана познала, как тяжко им приходится на самом деле. Жаль ей стало их… и себя.

Глава 37

– Все пошло наперекосяк… – печально вздохнула Мэйджа.

– Чего это ты, мама? – удивилась Калли.

– Раньше у нас с тобой совершенно другие разговоры были. Настоящие… откровенные. А сейчас что? Ты говоришь только то, что мне можно знать, а самое главное – скрываешь.

– Это просто твои домыслы. Я всегда говорю все как есть.

Калли старалась вести себя уверенно, но страх и смятение, замурованные у нее внутри, выдавали себя красочным представлением кровеносных сосудов на ее лице. То и дело на щечках и лбу вспыхивали бордовые пятнышки, когда Калантия задавалась вопросом: «Откуда мама все знает?» Мэйджа, конечно, не знала, что именно тревожит ее дочь, но понимала, что это «что-то» столь огромно, сокрушительно. Сильно запуталась Калли в любовных и криминальных перипетиях, столько всего она наворотила…

Но, находясь в палате матери, Калли думала совсем не о том. Только мама занимала ее мысли в этот момент. Лечение будто бы нанесло еще больше урона организму Мэйджи, нежели болезнь. Она теперь еле передвигалась, совсем слабая стала; постоянно плакала и кричала на врачей, медсестер, родных; все вдруг стало в ней нестабильно – психика, иммунитет, элементарная работа кишечника; костные боли усилились; кровотечения участились; мукозит доконал… Мэйдже казалось, что все внутри нее разлагается, все нужное ей отравлено, но рак при этом сидит в ней целехонький, даже интенсивнее размножается благодаря медицинскому яду. «Смерть еще не пришла за мной, а я уже превратилась в труп», – горько шутила миссис Лаффэрти. Лекари ее, к сожалению, никаких прогнозов не давали. «Сейчас нам нужно пройти самый тяжелый этап, а дальше видно будет», – говорили они. Калли интуитивно чувствовала, что все идет не так, как должно быть. А, может, это гласила ее рациональность? Но в такой ситуации рациональность всегда отходит на второй план. Ради успешного окончания борьбы ты начинаешь верить в чудо, Бога, целителей, ритуалы. И Калли верила, молилась по десять раз в день, поила маму разнообразными «противораковыми» отварами, рецепты которых выискивала в интернете. Одна бабулька из Клуба поддержки посоветовала ей провести несколько обрядов для исцеления мамы – похоронить гнилое яблочко, сжечь сухой зверобой в новолуние – Калли сделала и это… А однажды она уже до дикости дошла: увидела на школьной лужайке змеёныша, заглатывающего лягушку, представила, что вот так же и рак «пожирает» маму, взъярилась в одну секунду и стала камнем забивать ползучего гада, ярость свою вымещая и смутно надеясь, что так с маминой болезнью расправляется. В общем, Калли цеплялась за каждую соломинку, повиснув над пропастью ракового ада.

Вернемся к разговору Мэйджи с дочерью.

– Столько времени прошло, а я до сих пор не знаю, почему ты не общаешься с Дианой. Что у вас произошло?

– Разные школы – вот, что произошло, – с легкой печалью отозвалась Калантия. – Она в «Греджерс», я в «Блэкстоне». Наши пути теперь никак не пересекаются. Как мы можем общаться?.. И о чем?

– А Никки? Неужели и с ней то же самое? Никки всегда была в тысячу раз проще.

– Ой, мам…

– Калли, если ты хочешь, чтобы я перестала доставать тебя вопросами, то дай мне исчерпывающий ответ хотя бы на один из них.

Калли, наконец, сдалась. Пересказала матери всю эту длиннющую эпопею, в которой изначально были задействованы Никки, Эл и Арджи Смит. Сделала это Калли для того, чтобы хоть немного развлечь маму. В конце концов, получилась довольно-таки интересная история, достойная стать сюжетом подросткового романчика. Теперь Мэйджа знает, что Никки сделала с Деймосом, как она манипулировала в дальнейшем своими подругами и к чему все это привело.

– Так это все из-за Никки и Элеттры?! – поразилась миссис Лаффэрти. – Вот это да! Жизнь все-таки коварная штука…

Мэйджа сопоставила полученную информацию с историей Кармэл. Никки Дилэйн и Элеттра Кинг влюбляются в одного и того же парня, враждуют страшно и даже не догадываются, кем они на самом деле приходятся друг другу…

– Почему ты так говоришь? В этом нет ничего удивительного, – сказала Калли. – Мы никогда не ладили с Кинг, так что рано или поздно это столкновение все равно бы произошло – не из-за Арджи, так по какой-нибудь другой причине.

Мать неопределенно хмыкнула в ответ. Сказать правду Калли она все никак не решалась. Не было у нее такой привычки – распространять сплетни. При этом Мэйджа испытывала подлинное удовольствие, смакуя чужую тайну. Как увлекательна жизнь! Сколько интриг в ней, закономерностей, совпадений и случайностей…

– Ладно, мам, давай уже сделаем то, ради чего мы с тобой встретились. – Калли поставила зеркальце на процедурный столик, постелила полотенце, положила машинку для стрижки волос. – Ты готова?

– Нет… я не готова. И никогда не буду готова, – ответила мать, рассматривая все, что разложила перед ней Калли с растущим беспокойством в груди, как будто то были орудия пытки.

– Послушай, то, что происходит сейчас с твоими волосами, – это нормально. Обычная реакция на химию. – Мэйджа смотрела на свое отражение в зеркале и беззвучно плакала. Калли провела рукой по ее голове – волосы стремительно посыпались, как иголки с отслужившей свой срок рождественской елки. – Ну зачем это терпеть? Столько неудобств доставляет весь этот «волосопад». Ты просто сменишь имидж.

– Боже… Боже… – шептала Мэйджа. Казалось, только сейчас она осознала, что серьезно больна. Именно сейчас, когда ей необходимо расстаться со своей осыпающейся шевелюрой, расстаться с образом прекрасной, любящей жизнь женщины и превратиться в лысый, страдающий, напичканный ядом биоматериал. Волосы – это последнее… Их отсутствие – прямая ассоциация с раком.

Калли отвернулась от матери. Тоже расплакалась. Хоть и пыталась она держаться бодрячком, да все же не выдержала. Ну как тут можно выдержать, глядя на эту бедненькую женщину, на мамочку, слабенькую, любимую мамочку, что смотрит в зеркало с таким застойно-трагическим выражением лица, точно покойника там видит.

«Вот если бы Никки была на моем месте, она бы точно не рыдала. Не сомневаюсь, она придумала бы что-нибудь такое, что вмиг подбодрило бы маму…» Внезапно у Калли будто открылось второе дыхание.