Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

Я его, чертяку, неслабо профилактировал! А Глазов предыдущий арест отписывает. Тянет Стасик, как обычно, кота за яйца. Зря дёргаешь, Николаич, он изнутри заперся…

Появление Веткина в зале судебных заседаний прервало пикировку между Стрельниковой и Февралёвым.

— Бо-оже мой! — театрально всплеснула холёными руками Инга Юрьевна. — Следователь у нас по особо важным делам! Прокурор — по особо сложным делам! Только я одна нетитулованная!

— Считайте, вы у нас стажируетесь, — на ходу отреагировал Веткин.

В начале своей адвокатской карьеры Стрельникова много о себе воображала. Козыряла дипломом МГУ. Заявляла, будто только в столице дают качественное образование. При этом не имела представления о работе следствия и суда. После ВУЗа она подвизалась в городском комитете по управлению имуществом. КУГИ — местечко тёплое, но, когда схлынул пик приватизации, работы там убыло и её должность сократили.

Новоиспечённый адвокат строила защиту в агрессивной манере, подбивала клиентов не признавать вину при любом раскладе. По малейшему поводу конфликтуя с гособвинением, Инга Юрьевна, сама того не желая, вредила своим доверителям. Любое активное действие рождает ответное. В большом процессе, освещаемом прессой, Веткин нащёлкал Стрельниковой по задранному кверху носу. Обоюдоострый на язык Александр Николаевич умел припечатать, избегая бранных слов и не повышая голоса.

Удар по самолюбию распалил адвокатские амбиции. Выводы Стрельникова сделала запоздало, когда её клиенты стали огребать сроки гораздо длиннее ею обещанных. Наступив на горло воинственной песне, Инга Юрьевна изменила тактику на более гибкую. С годами она заимела в арсенале пару-тройку эффективных приёмчиков. Главнейшую функцию успешного адвоката — искусство отъёма денег — она освоила ранее.

Контры между ней и Веткиным сгладились, но по инерции оба продолжали друг друга поддевать.

Зябкая дождливая погода вынудила Стрельникову отказаться от лёгких одежд и забрать в хвост вороную гриву. Она в зауженных джинсах, на плечи наброшена дутая куртка цвета давленой клюквы. Ажурная кофточка с глубоким декольте так плотно облила стан и бюст, что Веткин поспешил отвести взгляд.

Адвокатесса уловила его смущение, плотоядно улыбнулась, выпрямила спину. Полушария грудей, упакованные в бюстгальтер «push-up», перекатившись, сделались ещё объёмнее. Тесная ложбинка между ними приобрела особую пикантность. Завистницы утверждали, якобы сиськи у Инги силиконовые. Кораблёв, как-то хорошенько поддав, по секрету шепнул, что натуральные на сто процентов.

На Веткина чары обольстительницы не действовали. Устраиваясь за столом рядом со следователем, он игнорировал маневр Стрельниковой, решившей вдруг подвинуть ближе зонт, поставленный на пол сохнуть. Нагнувшись, адвокатесса практически без купюр экспонировала свой третий размер.

Старпом привычно оборудовал рабочее место. Пошуршав пакетом, извлёк видавшую виды папку из кожзама. Родной её стальной колер давно мутировал в пятнисто-бежевый, лоснящийся. На каждом углу папки имелся неряшливый надрыв, с мясом была вырвана застёжка, но Александр Николаевич не спешил отправлять раритет в утиль.

С этой самой папочкой пятнадцать лет он ночь за полночь выезжал на места происшествий, дежуря в качестве следователя. Новый УПК лишил помощников прокуроров процессуальной самостоятельности на досудебной стадии, чему они были очень рады. Бланки следственных действий за ненадобностью перекочевали из папки на антресоль. Из тревожной она стала повседневной.

Веткин достал ходатайство об избрании меры пресечения, потрёпанный уголовный кодекс в мягкой обложке, одноразовую прозрачную ручку «BIC». Для записей он использовал черновики. В последние годы снабжение в прокуратуре наладилось, но старпом слишком хорошо помнил эпоху дефицита канцтоваров.

— Кирилл Сергеич, растолкуй диспозицию, — тихо произнёс Веткин.

Важняк зашелестел неподшитыми листами уголовного дела. Нашёл нужный протокол.

— Бабушка из двадцать девятой квартиры уверенно опознала подозреваемого.

Александр Николаевич пробежал глазами рукописный документ. Безошибочно выцепил в конце последней страницы две строки, смысл которых в привычные формулировки не укладывался. Указал на них ручкой, вопросительно глянул на следователя.

Тот пятнисто порозовел, заволновавшись:

— Адвокат написала замечание, что Пандус во время опознания громко закричал.

Стрельникова, листавшая у противоположной стены глянцевый журнал, ушки держала на макушке.

— Скажите спасибо, господа, что я не настрочила про физическую силу, применённую к моему клиенту! Доказательство сомнительное!

Веткин отвечать на выпад не стал, приберегая ударный батман[287] для судебного заседания.

Февралёв выставил на стол ширму из скоросшивателя, в котором аккумулировал материалы. Спрятавшись за ней, зашептал жарко:

— Мы свидетеля зашифровали, Александр Николаевич, а Пандус откуда-то узнал, что это женщина!

Веткин коротко кивнул, давая понять, что принял важную информацию к сведению.

— Ещё есть допрос бывшего сотрудника милиции, — со скоростью пулемёта нашёптывал следователь, — который видел Пандуса в компании с Константином Молотковым и третьим фигурантом. Третий — предположительно Жидких. Они были на тёмно-зелёной иномарке, такой же, на которой преступники скрылись после нападения на Фонд. А у Молоткова дома нашли перстень убитой бухгалтерши…

Веткин придвинул к себе протокол, не желавший лежать ровно, скручивавшийся в трубочку. Придавив края ладонями, начал читать.

Бывшего сотрудника милиции звали Маштаковым Михаилом Николаевичем. Допросил его «ст. о/у ОРЧ № 1 УУР УВД ААО[288] п/п-к милиции Сутулов В.Б.» Почерк подполковник имел далеко не каллиграфический (буквы походили на паучков, растопыривших лапки), зато разборчивый.

Старпом внимательно прошёлся по анкетным данным свидетеля. Место жительства: «г. Острог, ул. Циолковского, д. 7/1, кв. 13». Место работы: «Сетевой магазин «Грошик», контролёр зала». Не пустовала графа о наличии судимости: «07.06.04 судим мировым судом по ч. 1 ст. 157 УК РФ к 1 году ИР[289] с удержанием 20 %».

Александр Николаевич подавил досадливый вздох: «Седьмое июня был понедельник. Заходил он ко мне накануне. Посоветоваться, видно, хотел. А я ему — от ворот поворот. Скверно получилось. Напугал ты меня, дядя Миша. Показалось — карман у тебя подозрительно топырится».

Утешил себя Веткин мыслью, что у приятеля не всё так плохо. Крыша над головой есть, трудоустроен. Старпом переписал адрес Маштакова.

«Надо зайти на выходных. Поддержать. Узнать, чем могу помочь».

Нетерпеливо перелистнул протокол: «А к убийству он каким боком?»

Допрос занимал одну страницу. По существу заданных вопросов свидетель сообщил, что 20 мая сего года на берегу реки Клязьмы видел группу в количестве трёх мужчин. Двоих из них он назвал по фамилиям и именам. Объяснил, что знал обоих по прежней работе в МВД как лиц, ранее судимых.

Внешне всё выглядело убедительно. Фраза «с моих слов записано верно и мною прочитано» была исполнена коряво, однако сходство с убористым курсивом Маштакова, сохранившимся в памяти старпома, имелось безусловное.

«Мало пишет, утратил навык», — объяснил узловатость почерка Александр Николаевич, складывая и возвращая документ Февра лёву.

Для них обоих обстоятельства получения показаний остались за кадром. Грамотный Сутулов внял пожеланиям начальства насчёт работы со свидетельской базой. Маштакова он нашёл через «Грошик». Там сказали — уволен за прогулы, сообщили адрес.

Миха ныкался дома. Трезвый,