Русская эмиграция в борьбе с большевизмом - Сергей Владимирович Волков

это время была уже зима. В горах шел снег, а в долинах – дожди, и вода в реке Араксе сильно поднялась и бурно несла мутные волны. Переплывать теперь можно было только с лошадью, что и осуществил он при помощи верного проводника, взявшего его лошадь обратно.

Захаров вторично побывал у своих друзей, и повсюду были разговоры о принудительной коллективизации. По ночам он на станциях наблюдал толпы раскулаченных хозяев, отправляемых в лагеря. Желая узнать в большем масштабе в других местах, он поехал по железной дороге, через Сызранский мост за Волгу, дальше на Оренбург и дальше на Ташкент.

Везде жуткая картина раскулачивания, с ее дикостями. Прожив в Ташкенте некоторое время, Захаров решил закончить затянувшееся его путешествие и снова вернуться в Персию. Но теперь ему уже надо было брать другое направление – северо-восточный угол Персии, где сходятся границы России, Персии и Афганистана. Он взял билет на Ашхабад и, не доезжая его, слез с поезда и ночью, зимой, научившись у арабов вести свой путь по звездам, направился к пограничному хребту Карадах, отделяющему Россию от Персии.

Без проводника, без каких-либо опознавательных знаков в горах, зимой, трудно определить конец территории одного государства и начало другого. Он шел всю ночь по глубокому снегу, без дороги, ориентируясь все время по звездам. Это путешествие его сильно утомило, хотя одет он был легко, но вместе с тем тепло. Когда уже рассвело, то он двигался уже тихо, из последних сил. Перед ним невдалеке появилась горная, полузанесенная снегом деревушка. Интересно было знать, какому государству она принадлежит?

Захаров стал наблюдать издали просыпавшуюся в ней жизнь и по некоторым признакам решил, что в ней живут персы и что он незаметно для себя снова попал на свободную землю, к свободным людям. И он не ошибся, когда услышал персидскую речь, а войдя в деревушку, увидел медный герб льва и солнца на шапке служащего.

Захаров знал, что персы эмигрантов не выдают. Когда советский летчик Карнаухов из Ашхабада на аэроплане перелетел в Персию в город Мешед, то, как ни старались Советы добиться его выдачи, им это не удалось. Им выдали только их аэроплан.

Город Мешед считается у персов священным. Здесь похоронен их имам (святой), Риза-Хоросан, здесь же и родина знаменитого персидского поэта Фирдуси, жившего 500 лет тому назад. Начальником Мешед ского военного округа был в то время принц Ибрагим-мирза{133}, окончивший в Петербурге Пажеский корпус и Русскую военную академию, а его помощником был русской службы полковник Шихлинский{134}.

Из Мешеда Захаров прибыл в Тегеран, замкнув свое трудное круговое путешествие по России вторично. Он списался с генералом С. Г. Улагаем и, получив визы, выехал во Францию.

В 1931 году прибыв во Францию, он привез неутешительные новости из России, а здесь узнал о похищении генерала А.П. Кутепова и смерти Великого князя Николая Николаевича. В постоянном общении с друзьями для него незаметно подошла Вторая мировая война.

Когда стали формироваться у генерала Власова и генерала Краснова из отступивших казаков из своих областей и из пленных советской молодежи войска, с лозунгом Русской освободительной армии от сталинской деспотии на русском трехцветном щите, Захаров вступил в ее ряды. В его памяти еще свежи были картины дикого произвола Сталина на его родине, когда он побывал там в 1925-м и в 1930 годах. Его сначала назначили в Ченстохов для устройства прибывающих русских, не желавших оставаться у Сталина, а позже его перевели в Краков для той же цели. Люди бежали от дикого режима, кто как мог. Кто на лошадях, в повозках, а кто поездом.

В двух километрах от Кракова был женский монастырь с пустыми новыми бараками, куда и направили вторую русскую эмиграцию с их семьями. Это не был лагерь, здесь не было проволоки или забора и ни одного часового. Люди могли уходить когда и куда угодно. Среди новых эмигрантов нашлись молодые учителя и учительницы, которые быстро устроили для детей школу, разбив их на группы по возрасту и знаниям. Нашелся медицинский персонал, который устроил амбулаторию, получив оборудование из Кракова. Была устроена отличная, общая для всех, кухня, приготовлявшая простую, но вкусную пищу. Три священника, выехавшие со своими семьями из Перемышля, привезли с собой в вагоне церковные книги, церковную утварь и иконостас. Они устроили походную церковь, организовали из молодежи чудный церковный хор и стали совершать церковные службы и требы.

В конце лета, когда поспели монастырские хлеба, Захаров обратился к молодежи с просьбой помочь польским монашкам убрать их поля. Дружно, весело, по-русски, с песнями хлеба были быстро убраны. Но сталинский вал продолжал катиться на запад все дальше и дальше. И вот пришло распоряжение всем грузиться в большой состав поезда, идущего в Северную Италию, к подножию Альп, в древний город, еще времен Римской империи, в долине реки Таглиаменто, – город Толмецо.

Здесь было много свободных больших школ и домов, где и осел первый этап второй русской эмиграции. Постепенно волна бегущих от сталинского режима все увеличивалась и стали прибывать все новые поезда с новыми эмигрантами. Были заняты свободные помещения в Джемоне, Артенье, Нимис-Буи и других местах в направлении на Удино к Триесту. По этой дороге на Джемону когда-то проходили чудо-богатыри А. В. Суворова спасать Италию, а теперь из России бежали сюда спасаться сами русские.

Однажды Захарова встретил его друг детства, а теперь его начальник, полковник Терского казачьего войска М.И. Зимин{135}, атаман терцев и астраханцев, и попросил принять в его конную воинскую часть, в обоз, прибывших русских, с их семьями из астраханских степей с Волги, с их 27 верблюдами. Как известно, лошади боятся этих представителей степей и пустынь, и поэтому никто их брать к себе не хотел. Захаров переговорил со старшим этой группы беженцев Кравченко и зачислил как людей, так и их верблюдов на довольствие при своей конной части. Как обозная часть, эти 27 верблюдов очень успешно несли службу снабжения и транспорта в своих арбах с большими колесами, а также по горам вьюком.

Так незаметно подошла весна 1945 года, а вместе с ней и Страстная неделя перед русской Пасхой. Люди приготовили уже все к встрече Светлого Праздника, как вдруг неожиданно было получено приказание в Страстную пятницу всем сниматься и идти к городу Толмецо, что у подножия Альп, и дальше, на альпийский перевал Monte di Croce (Крестовая гора), на границе Италии и Австрии, в Австрийский Тироль, к городу Лиенц.

Поздно вечером, в Страстную пятницу,