Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

– Холмс! – воскликнул я. – Корона! И держава! Это те самые драгоценности, что мы нашли в Харлстоне!

– Да, – ответил Холмс, – так и есть. Этот портрет писался с натуры. Так что мы можем собой гордиться – мы извлекли на свет божий старинные драгоценности, которые многие века пролежали в подземелье. Ну а что касается моей догадки насчет содержимого мешка, – продолжил Холмс, переходя к более интересной теме, – тут все просто. Это чистое везение – мне уже доводилось видеть этот портрет.

– Но где?

– В составе группы, собранной специально для того, чтобы доказать властям, что Месгрейвы имеют полное право на харлстонскую корону. При этом присутствовал и Реджинальд Месгрейв. Помнится, именно его адвокат заметил, что сам факт появления короны доказывает – симпатизирующие Стюартам силы добились того, чтобы приказ уничтожить регалии, отданный Кромвелем после казни Карла Первого, так и не был выполнен. Именно потому мне удалось удивить вас и владельца Харлстона – зная, что в первом мешке находилась корона, я просто предположил, что во втором окажутся прилагавшиеся к ней скипетр и держава. Это мне подсказал сам факт существования второго мешка. Как только я вытащил его из саркофага, мне сразу стало ясно, как развивались события после смерти Брайтона. И открывать мешок мне для этого не пришлось.

– Вы необыкновенно быстро соображаете, – восхитился я.

– На самом деле у меня было еще одно преимущество. Как вы знаете, я всегда подозревал, что мы еще когда-нибудь услышим о Рэчел Хауэлз. Мне кажется, я подсознательно был готов принять теорию, в которую вписывалась бы именно она. Между прочим, Ватсон, – вновь переменил он тему разговора, – во время написания этого портрета голова Карла Первого еще крепко сидела на плечах. Нам повезло, что вместе с регалиями и короной мы не обнаружили в харлстонском склепе остатки какого-нибудь королевского черепа.

– Да уж, вот это была бы сенсация! – ответил я.

– Верно. Но и нашими соратниками в этом трансатлантическом приключении стали бы совсем другие люди: быть может, эксцентричный мистер Дик или даже сам Боз [90] . Уверен, казнь Карла Первого привела бы их в восторг! И им было бы интересно узнать, чем все кончится. Какую чудную компанию составили бы нам их тени! Правда, появление Шерлока Холмса и Ватсона в компании двух призраков уважаемые господа канадцы могут и не пережить. Кстати, Ватсон, – добавил Холмс, когда мы уже направились к выходу, – если вы вдруг решите описать это занимательное дело в очередной книге, подумайте, не привлечь ли к изданию мистера Гаррисона Больта. Как-то не верится, что он проявит себя таким же скрягой, как и в прошлый раз – или за гроши пристроит ваш рассказ в “Рождественский альманах Битона”!

Закария Эрзинчлиоглу Убийство болгарского дипломата

К 1901 году относятся также “Случай в интернате” и “Загадка Торского моста”, а год 1902-й подарил нам “Загадку поместья Шоскомб”, “Трех Гарридебов” и “Знатного клиента”. 1903-й дал нам возможность познакомиться с одним из самых запутанных холмсовских расследований. В “Человеке с белым лицом” повествование ведет сам Холмс, а не Ватсон. Вспоминая это дело, сыщик явно испытывает некоторую досаду на Ватсона и не прочь отомстить ему, ибо доктор “покинул” его, предпочтя общество жены. Судя по всему, ближе к концу 1902 года или в начале 1903-го Ватсон женился вновь, и Холмс ощутил себя брошенным: ему казалось, что давний помощник стал пренебрегать им. Однако на самом деле Ватсон отнюдь не пренебрегал Холмсом; напротив, он почти все время находился рядом. Просто Холмс предпочел забыть об этом под влиянием довольно детской обиды на женитьбу друга.

Попутно Холмс упоминает, что в ту пору ему пришлось срочно заняться “одним поручением от султана Турции”. Благодаря изысканиям доктора Закарии Эрзинчлиоглу, выдающегося патолога, получившего в своей родной стране доступ к некоторым важным документам, оказалось возможным собрать воедино все факты “Убийства болгарского дипломата”, раз и навсегда защитив репутацию Ватсона. Пусть Холмс и являлся одним из умнейших людей всех времен, но иногда он выказывал известную сварливость и неуживчивость.

К началу нового столетия Шерлок Холмс успел множество раз в сложнейших обстоятельствах проявить свои необычайные способности, так что имя его стало известно уже во всей Европе. И хотя весьма многие из раскрытых моим другом дел давали ему превосходную возможность продемонстрировать преимущества того дедуктивного метода рассуждения, благодаря которому он добился своих выдающихся успехов, тот случай, о котором я собираюсь рассказать вам сейчас, был в своем роде уникален как по количеству удивительных персонажей, в него вовлеченных, так и по тем ужасным последствиям, что он мог бы повлечь за собой, если бы Холмс потерпел неудачу. По причинам, которые станут ясны читателю чуть позже, только сейчас, по прошествии стольких лет, стало возможно предать огласке все обстоятельства этого дела, раскрытие которого может считаться одним из самых выдающихся достижений в карьере моего друга.

Одним холодным и промозглым январским вечером в 1903 году мы с Холмсом вернулись в квартиру на Бейкер-стрит после бодрящей прогулки на свежем воздухе. По лестнице мы, продрогшие до костей, поднялись в полном молчании и вскоре уже наслаждались теплом, стоя перед ярким пламенем камина в большой неприбранной комнате Холмса, и потирали свои озябшие руки. Через пару минут, когда мы совсем согрелись, Холмс зажал в зубах одну из своих пустых трубок, уселся в плетеное кресло и взял в руки большой незапечатанный конверт, лежавший на столике у подлокотника. Достав из конверта большой сложенный лист бумаги, он развернул его, положил на колени и с сосредоточенным выражением на лице принялся читать про себя. Мне же тем временем не оставалось ничего другого, кроме как разглядывать конверт, который Холмс положил обратно на стол. Он был кремового цвета и необычно большого размера, но самой примечательной его особенностью была украшавшая его эмблема. Она походила на большой скрипичный ключ, чрезвычайно замысловато выписанный тонкими золотыми линиями.

– Ну что, Ватсон, – спросил Холмс, украдкой за мной наблюдавший, – что вы можете сказать об этом конверте?

– Конверт весьма необычный, – ответил я, – но, Холмс, должен признаться, что ни на какие предположения он меня не навел.

Холмс встал с кресла и протянул мне письмо.

– Оно было доставлено утром, принес его посыльный. Мои методы вам знакомы, Ватсон. Попробуйте их применить.

Я взял письмо в одну руку, конверт – в другую и приступил к их изучению. Для начала я внимательно осмотрел необычно украшенный конверт, для чего, следуя методу моего друга, взял со стола его увеличительное стекло. Потом я понюхал конверт, вспомнив, что так иногда поступает Холмс, а затем развернул письмо и прочитал:...

Глубокоуважаемый мистер Холмс.

Я обращаюсь к Вам по поручению моего монарха, дабы попросить совета по вопросу в высшей степени деликатному. Я не могу раскрывать подробности в письме, не могу также и назвать в нем свое имя. Поэтому мне придется взять на себя смелость нанести Вам визит сегодня в восемь вечера, чтобы посвятить Вас в обстоятельства дела. Ваш достопочтенный брат Майкрофт уже полностью ознакомлен с ними.

– Поручение от коронованной особы! – воскликнул я. – Поздравляю, дорогой Холмс!

Но тот прервал мои восторги взмахом руки:

– Прошу вас, продолжайте осмотр.

Я сел в кресло и принялся вертеть письмо в руках, рассматривая его под всеми возможными углами. Но как ни напрягал я свой мозг, пытаясь прийти к каким-нибудь выводам относительно значения письма или же личности его автора, никакой сколько-нибудь основательной гипотезы не выстраивалось. Как бы то ни было, я был полон решимости доказать Холмсу, что кое-какие соображения по этому поводу у меня все-таки есть.

– Высокое качество бумаги и дорогой конверт, – начал я с важным видом, – а также то, что автор письма ссылается на поручение своего монарха, недвусмысленно свидетельствует о том, что это лицо высокопоставленное. Кроме того, я предположил бы, что это иностранец: об этом говорит необычная эмблема на конверте и слово “монарх” в письме: англичанин написал бы “король”. К тому же англичанин никогда не употребил бы слово “достопочтенный” в таком контексте. Больше я не нахожу ничего, что могло бы помочь выяснению личности этого человека.

Шерлок Холмс сидел в кресле, опершись локтями на подлокотники и положив подбородок на кулаки, и молча смотрел на меня. Наконец он заговорил:

– Неплохо, Ватсон, неплохо. Автор письма – иностранец, и иностранец высокопоставленный. Признаться, мне и самому не удалось прийти к более глубоким умозаключениям.

Услышав такое, я преисполнился чувством гордости, а Холмс тем временем встал, подошел к каминной полке, облокотился на нее и устремил на меня свой взгляд.