Тайна Адомаса Брунзы - Юозас Антонович Грушас

Б у д р и с. Нет, мать, рано. Повремени годик-другой… Ну пусть все десять лет! Я эту никудышную землицу тучной сделаю, как вся моя земля родить будет. Пшеница в человеческий рост вымахает, рожь стеной встанет. Пятерых батраков держать буду. Да-да, мать! Самоновейший дом поставлю. Закрома от зерна ломиться будут, в хлевах — полно скотины, в садах яблок-груш — не вывезешь… Погреба мясом набью, карманы — деньгами… Вот тогда пусть отец воскреснет, пусть придет и посмотрит, полюбуется!..

М а т ь  Б у д р и с а. Да благословит тебя господь.

Б у д р е н е. А я все думаю… не слишком ли ты Кибартаса обидел? Ведь у него ничего не осталось.

Б у д р и с (будто его кольнули). Что?

Б у д р е н е (не желая сердить его). Ничего, говорю, не осталось у него.

Б у д р и с. Избу ему верну, сарай, хлев.

М а т ь  Б у д р и с а. Что ты сказал?

Б у д р и с (громко). Отдам Кибартасу избу.

М а т ь  Б у д р и с а. Ты что?.. Одну только землю купил?

Б у д р и с. Торги были объявлены на землю со всеми строениями… И я все купил.

М а т ь  Б у д р и с а. Вот те и на! Купил и отдаешь.

Б у д р и с. Отдаю. Пусть себе живет.

М а т ь  Б у д р и с а. А ты бы и продать мог.

Б у д р и с (нервно). Помолчи лучше, мать, коли не понимаешь. У меня тут свой расчет.

М а т ь  Б у д р и с а (раздраженно). А я тебе говорю: грех. С чего бы это своим добром бросаться? Жизнь прожила — такого не видела. (Прихрамывая, идет прочь. В дверях останавливается, ударяет палкой в пол.) Земля мягкосердых не терпит! (Уходит.)

Б у д р и с (про себя). Земля мягкосердых не терпит…

Б у д р е н е (успокаивая его). Не волнуйся. Мне так хочется, чтобы ты был сегодня веселым и добрым. Я должна кое-что рассказать тебе.

Б у д р и с. Что еще?

Б у д р е н е (показывая на фотографию сына). Видишь?

Б у д р и с. Каролис? Что это значит?

Б у д р е н е. Я подумала: сегодня у тебя будет хорошее настроение… землю купил.

Б у д р и с. Говори наконец, в чем дело!

Б у д р е н е. Приедет он сегодня.

Б у д р и с. Приедет?

Б у д р е н е (мягко). Йокубас, будь человеком, помирись. Сегодня же. Ведь ты отец. А он у нас — единственный.

Б у д р и с. Только не сегодня.

Б у д р е н е. Но он в любую минуту может быть здесь. Я лошадей на станцию послала.

Б у д р и с. Пригласила? Без моего ведома?

Б у д р е н е. Да, Йокубас. Никогда не перечила я тебе, сам знаешь. Но на сей раз иначе не могла… Ведь сколько времени прошло, а ты ни в какую.

Б у д р и с. А он? Забыл, что ли, как все кончилось? Хочет без моего разрешения вернуться? Неужели сам он?.. Нет! Я думал, сын Будриса… каким бы он там ни был… имеет хоть капельку гордости.

Б у д р е н е. Я написала, что и ты его зовешь.

Б у д р и с. Письмо ему написала?

Б у д р е н е. Да.

Б у д р и с. Вот те и раз!

Б у д р е н е. Слушай, Йокубас. Когда ты его выгнал… Когда он ушел… Это было… Остановился сынок в дверях, замер, потом так медленно пошел по дороге. И уже три года… Я и сама не знаю, что творилось со мной все это время… Не можешь ты понять этого, Йокубас…

Б у д р и с. А он? Вспоминал ли он о доме? Хоть какую-то весточку прислал? Плевать ему и на отца и на дом.

Б у д р е н е. Нет, Йокубас, не так это. Я все время с ним переписывалась.

Б у д р и с. Ты? Переписывалась?

Б у д р е н е. Да. Тайком.

Б у д р и с. Так-так… Наседка.

Б у д р е н е. Вот тут у меня его письма. (Вынимает из шкафа шкатулку.) Как он пишет! Как соскучился… Вот послушай. (Читает.) «Милая мамочка! Так хотелось бы заглянуть в твои глаза. (Утирает слезы.) Посидеть рядом с тобой осенним вечером. Не разучилась ли ты петь, мама?» (Кладет письмо.) Не могу.

Б у д р и с (уныло). Об отце-то и не вспоминает…

Б у д р е н е. Что мне оставалось? Вот и пригласила. И про тебя малость соврала.

Б у д р и с. Может, я и сам когда-нибудь… когда время бы пришло…

Входит  Я н у л и с  с чемоданом в руках.

Я н у л и с. Вот и наш гость!

Б у д р и с. Как снег на голову. (Уходит в другую дверь.)

Б у д р е н е (вслед уходящему Будрису). Йокубас! (Янулису.) Уже? Боже мой… Неужели?..

Я н у л и с. В поле встретил.

Входит  К а р о л и с.

К а р о л и с. Мама!

Б у д р е н е. Сынок!

К а р о л и с (обнимает мать). Милая моя!

Я н у л и с (сам себе). Наконец-то дождалась. (Уходит.)

Б у д р е н е. Снова ты дома… Боже мой… Снова ты дома.

К а р о л и с. Как ты переменилась!

Б у д р е н е (утирает слезы). А я уж… (Снова обнимает сына.)

К а р о л и с. Теперь все будет хорошо, мама.

Б у д р е н е. Ты приехал — больше мне ничего не надо.

К а р о л и с. Да вот… Приехал наконец…

Б у д р е н е. Я и говорю… Боже мой, только бы тебе хорошо тут было.

К а р о л и с. Надеюсь… Одиночество и все прочее — это нелегко.

Б у д р е н е. Что и говорить… Без близких, без своих.

К а р о л и с. Да, милая мама. О чем бы ни думал — всегда хочется, чтобы кто-то, кто тебя понимает, рядом был. Так уж устроен человек, мама. Как ни странствуй, а приходит пора возвращаться…

Б у д р е н е. Странник ты мой. Куда ж тебе возвращаться, если не ко мне.

К а р о л и с. Очень ты добрая, мама… (Взволнованный, отворачивается, оглядывает комнату.) Та же самая комната. Ничего не переменилось. Кажется, только вчера был я здесь… (Подходит к окну.) Зазеленеют деревья, и не увидишь отсюда реки… Правда?

Б у д р е н е (счастливая). Не увидишь.

К а р о л и с. А вот и пианино мое! Твой подарок, милая мама.

Б у д р е н е. Помнишь? Совсем еще маленьким был. А про пианино даже во сне мечтал.