Верность памяти - Йожа Герольдова

— Ничего, как — нибудь постараюсь.

— Чего доброго, загнетесь раньше времени.

— Думаете, я слабак?

— Вовсе нет. Парень вы ничего, вот только специальной выучки не хватает. Придется вам поднапрячься, но если будет невмоготу, сразу скажите.

— Обязательно.

— Я боялся, что вас одолевает превратно понятое чувство гордости: мол, я десатник, меня назначили старшим и самое главное сейчас — не уронить достоинства.

— А я боялся, что вам не по душе мое назначение: ведь по званию я ниже вас…

— Ну, это поправимо, — понимающе улыбнулся четарж. — Когда мы вернемся, вам непременно присвоят звание четаржа, а то и подпоручика, если, конечно, такое звание снова введут.

— Вы так думаете? — спросил Гавлик неуверенно. Перспектива получить первую офицерскую звездочку через неделю или через месяц казалась ему нереальной.

— Я это точно знаю, ведь разведчики всегда в дружбе с посыльными и писарями.

— И с поварами тоже, — добавил Лубелан.

Спустившись к Подгради, старший дозора понял, как правы были разведчики. Действительно, туго бы пришлось повстанцам, если бы немецкими частями с первых дней командовали офицеры с боевым опытом. Осознав это, Газлик от бессилия зубами заскрипел. Из — за заборов на них уже глазели с любопытством женщины, и дети, мужчины же, напротив, их избегали.

Когда разведчики приблизились к роднику у дороги, к ним отважился подойти лишь десятилетний мальчик.

— Дайте патронов, — попросил он вместо приветствия.

— Знаешь, что я тебе сейчас дам? — начал было Гавлик строгим тоном, но взгляд четаржа заставил его замолчать.

— А зачем они тебе? — спросил у мальчика Лубелан и хотел было погладить его по голове, но тот отскочил в сторону, дерзко сплюнул и настойчиво повторил:

— Дайте! Мы высыпем порох и запустим осветительную ракету.

— Солдаты вам разве патронов не оставили?

— Почему не оставили? Оставили конечно. Некоторые оставили даже винтовки, да их уже унесли из школы.

— Значит, с этим все в порядке… — обрадовался было Кубович, однако мальчик объяснил:

— Но парни нам ничего не дают, все закапывают в землю.

— Солдаты давно ушли? — продолжал расспрашивать Гавлик.

— А черт их знает! Их становилось все меньше а меньше, а позавчера ни одного не осталось.

«Свиньи!» — мысленно выругался Гавлик, и настроение у него резко ухудшилось.

Когда они окольными путями, по склонам горы Травной, пробирались к Яловцу, чтобы осмотреть местность, его неотступно мучила мысль, что он здесь лишний, что разведчики, собственно говоря, прекрасно обошлись бы и без него. Продолжая ругать свиньями солдат, которые разбрелись кто куда, и офицеров, которые позволили им разбрестись, он думал о том, что там, где командование оставалось в твердых руках, там повстанцы сумели остановить продвижение немецких войск. Столь упорное сопротивление повстанцев явилось для противника полной неожиданностью. Взять хотя бы Врутки…

После победного марша на Жилину и боя в районе Стречно немцы решили, что легко разделаются с армией этого маленького государства. Но бои под Врутками показали несостоятельность их расчетов. Лобовые атаки не дали желаемых результатов, и теперь немцы, утратив былую уверенность, старались наступать малыми силами. Начавшаяся же перегруппировка немецких войск свидетельствовала о том, что они что — то замышляют… Одно было ясно: если бы не горы, прикрывавшие отряды повстанцев с севера, немцы давно появились бы на фланге и в тылу у них.

Сколько же времени понадобится немцам, чтобы разработать более подходящий план наступательной операции? Три бронетранспортера с горной пехотой и альпийскими стрелками справились бы с Клячанской Магурой, продвигаясь даже в очень медленном темпе. Авангард колонны мог форсировать Ваг где — нибудь в районе Турани, продвинуться на юг, захватить Склабинский Подзамок и Склабину, после чего окружить Мартин и продолжать наступление в южном направлении.

Да, большая территория осталась у повстанцев без прикрытия. Те, кто должен был ее оборонять, при попустительстве своих командиров просто разбегаются. И когда альпийские стрелки форсируют реку и доберутся сюда, вряд ли они встретят достойное сопротивление.

— Свиньи! — отвел наконец душу Гавлик.

В Яловце, как и ожидали, никого не обнаружили, а в Брезих наткнулись на девятерых солдат, не особенно обременявших себя караульной службой, хотя разведчиков они с серьезным видом уверяли, что бдительно охраняют переправу.

— Молчи, десатник! — прошипел за спиной у Гавлика Кубович, и только натренированное ухо могло уловить слабый щелчок металла — это четарж снял автомат с предохранителя.

— Кто это — свиньи? — спросил местный четарж с добродушным широким лицом, похожий на командира и на отца семейства одновременно.

Разговаривая с разведчиками, он не спускал глаз с куска ароматного мяса, жарившегося на длинном вертеле. Было очевидно, что в данный момент для четаржа кусок мяса гораздо важнее, чем расспросы пришедших.

Десатник стиснул губы — окрик Кубовича подействовал на него отрезвляюще.

— Свиньи — это те, кто голодных товарищей, вышедших из леса, даже присесть не приглашают, хотя у них полным — полно жратвы, — объяснил Кубович.

Гавлик терялся в догадках, что же он задумал, и очень боялся, как бы не звякнули лежавшие в их дорожной сумке консервные банки. В дороге разведчики ели часто, но понемногу. Они утверждали, что желудок у человека, подобно мотору, должен работать бесперебойно. Ну а досыта можно наедаться на отдыхе, когда высшие чины скажут, что в твоем распоряжении не менее половины суток свободного времени.

— Присаживайтесь, — великодушно пригласил гостей четарж. — А мне уж было показалось, что пану десатнику хочется, чтобы мы стояли по стойке «смирно» в ожидании противника, который неизвестно где.

— А здесь — то спокойно, пан четарж? — вежливо поинтересовался Лубелан.

— Спокойно — то спокойно… Противника не видно, да вот своих все время отгонять приходится. То одни явятся, то другие, и все возмущаются: почему, мол, мы здесь бездельничаем, чего ждем, неприятеля, дескать, нужно не ждать, а гнать. Вот и приходится во избежание столкновений своих же гнать.

— Лишь бы немцы не появились! — вздохнул Кубович.

— Да что им здесь делать? — в тон ему отозвался местный четарж, сделав неопределенный жест рукой. — Им железная дорога нужна, чтобы захватить Стреговую, а эта дыра им совсем ни к чему…

— Повоевать — то уже пришлось? — спросил Кубович, устраиваясь на траве на значительном расстоянии от четаржа.

— Да нет еще… Может, до нас очередь и не дойдет?

— А где — нибудь здесь воюют? — вмешался в разговор Гавлик.

— Что тебе сказать, пан десатник? Мы знаем только то, что люди говорят… Пал Ружомберок, пал Мартин… Слушай, пускал бы ты дыма поменьше, а то ведь табак у тебя не бог весть какой. Я — то курю сигареты поприличней… и в Любохни наши отступают…

— Но вы — то останетесь здесь… — полувопросительно — полуутвердительно обронил Лубелан.

— Посмотрим, — ответил четарж и придвинул к себе огромный, как у мясника, нож: ему, видимо, показалось, что мясо готово. — Будем действовать в соответствии с приказом…

«А может, и вопреки приказу…» — мысленно закончил за него фразу Гавлик и закрыл глаза, чтобы не видеть идиллическую сцену, разыгрывающуюся на их глазах: солдаты, аккуратные, чистенькие, словно трудолюбивые пчелки, таскали к костру поленья, чтобы было на чем сидеть, выкладывали на брезент каравай хлеба, резать который, видимо, собирался четарж, выступавший в роли этакого щедрого хозяина. А где — то совсем рядом гибли такие же парни. Поездом туда можно было добраться за полчаса. Но этим все равно. Наплевать им и на тех парней, и на реку, и на железнодорожное полотно. Да и где сейчас, тот командир, который послал их сюда? Где тот приказ, в соответствии с которым они должны находиться здесь?

— Хорошо, что вы не вспылили, — сказал Кубович, когда они отошли на приличное расстояние от тех, кто угощал их жареным мясом. — Мне тоже хотелось высказать им все, что я о них думаю, да не для того мы пришли сюда, пан десатник, чтобы читать солдатам мораль. И что можно сделать? Одного застрелим, за двумя проследим, а десять других сбегут…

— Вам их жалко?

— Этого я не говорил. По крайней мере, пока они на месте. Если бы нашелся толковый офицер, который взял бы на себя командование и отправил бы их в окопы, они бы, может, снова почувствовали себя солдатами.

— Если бы нашелся!

— У Стречно такой офицер нашелся, и на подступах к Вруткам тоже. Потому Мартин до сих пор не пал. Не пал и не падет. А все эти разговоры об отступлении — пустая болтовня. Найдутся еще такие офицеры, которые вправят мозги симулянтам…