Жертвы - Екатерина Э.

Я не знала, что будет дальше, но мне так захотелось, чтобы было это дальше…

Вскоре я уснула.

Проснулась я от сна: я шла по какой-то деревне, по грунтовой дороге, свернула в переулок, а там, в конце тропинки, собака, большая, белая собака, она сидела и смотрела на меня, я замерла и тоже уставилась на нее, не решаясь идти. Но так тянуло туда – вперед, а собака пугала, хотя она не скалилась, не рычала, не гавкала, просто пристально смотрела. И тут я побежала, рванула изо всех сил, и… проснулась, и, несмотря на все усилия, так и не вспомнила куда я же я в итоге побежала – все-таки вперед или назад, прочь от собаки? Я помотала головой, отгоняя мысли о сне, несмотря на некоторую напряженность и тревожность, сон был приятным – в нем не было ни тени воспоминаний.

Я встала, приятно потянулась, умыла холодной водой лицо, но как же хотелось искупаться и помыть голову, волосы были уже грязные и это порядком раздражало. Поэтому повздыхав немного, я все же решилась: постанывая, покряхивая и матеря на чем свет стоит камеры без должных удобств, я кое-как прополоснула волосы с мылом под холодной водой – получилось не совсем хорошо, но лучше, чем ничего – повязала полотенце на голове как тюрбан и села на кровать.

Меня гложило нетерпение: «Написать адреса, написать!» Но в тоже время было очень тревожно: Артемка, лучший друг Пашеньки, жил практически по соседству с ним, с девушкой, детей у них не было, еще один – Никитос, тому вообще меньше всего повезло, жил он один в старом маленьком домишке в деревне недалеко от города, личная жизнь его совсем не задалась, что, собственно, и немудрено – любил он другую «даму», белую и сорокоградусную, а у Мясника явно пунктик насчет семей – вдруг он не согласится?.. Но… почему бы не попытаться?..

Я со смиренной грустью оглядела камеру – я понимала, где-то в глубине души я очень ясно осознавала, что отсюда мне уже нет выхода… нет… И прежде всего, потому что я… я не хочу уходить, тем более, если Мясник приведет и этих двоих – у меня больше нет ничего – что дальше? – смысла возвращаться туда, в обычный мир, нет. А здесь, здесь будет человек, который… который для меня… Поэтому даже несмотря на доводы рассудка о неизбежности моей участи, страх перед Мясником во мне совсем отступил, и все сильнее становилось ощущение безопасности – казалось, даже эти стены, что вокруг меня, призваны защищать, а не держать: за ними было так спокойно – я точно знала, что никто не ворвется вот сейчас и не начнет меня насиловать, потому что там, за этими стенами, есть этот сильный и молчаливый мужчина в маске… а если бы он сам хотел меня изнасиловать, он бы давно это сделал, да и если бы он хотел меня убить, тоже бы давно это сделал.

Я размотала полотенце, чуть подсушила им волосы, повесила его на цепь кровати и легла, уставилась в потолок и начала напевать, негромко, просто, чтобы хоть немного развеять эту тишину, пустоту вокруг себя. Я лежала и напевала, пока во рту не пересохло, замолчала и тут услышала шорох, резко села на кровати и прислушалась, во мне зародилась паника – а вдруг тут еще кто-то есть? И вроде я услышала шаги, они как будто бы удалялись, и вроде я убедила себя – это были, скорее всего, его шаги, но все равно стало как-то не по себе – в голову полезли какие-то совершенно детские страхи – это место видело столько насильственных смертей, а вдруг призраки и правду существуют?.. Я посмотрела на лампочку – как же хорошо, что она горит все время, в темноте тут была бы настоящая жуть. Я потерла рукой лоб, и тут, как нарочно, лампочка моргнула, хотя за все дни – сколько я тут, точно я уже не знала – она ни разу себе такого не позволяла… а может мне показалось? Я прижала коленки к груди и вслушалась – ничего, но мне все что-то казалось: то едва уловимые шорохи, то какой-то скрежет совсем вдалеке, то очень тихие стоны… Глубоко вздохнув, я встала, подошла к двери и подняла руку, намереваясь постучать, позвать Мясника, хотя бы спросить, это он был или нет, но я так и простояла минут пять, ни на что не решившись: я несколько раз поднимала руку и снова опускала ее – нарушить тишину, порядок этой тишины, его порядок – нет…

Я вернулась на кровать, легла, повернувшись к двери лицом и внимательно уставившись на нее, готовая закричать в любой момент – я была уверена, он придет на мой крик. Но… ничего не происходило, и вскоре я задремала.

Сон был тяжелым, вязким, липучим, я проснулась в поту – снова те три дня как наяву. Я резко встала, отчего закружилась голова, я глубоко подышала и прошла к крану. Вчерашние детские страхи исчезли без следа – нахлынувшие воспоминания очень здорово отрезвили и вернули в реальность… И, когда Мясник принес мне привычную перловку, правда, в этот раз с хорошим аппетитным куском жареного мяса сверху, и компот, я уже не сомневалась и не раздумывала.

– Принеси мне ручку, пожалуйста, – произнесла я это негромко и чуть запинаясь, стоя прямо у двери, с надеждой глядя на Мясника в окошко. Мясник был привычно в маске, привычно промолчал, даже не кивнул.

Однако ручку он принес, когда пришел за посудой.

– Погоди, пожалуйста, – попросила я, оторвала кусочек туалетной бумаги и написала на нем адреса, и Артемки, и Никитоса.

Я протянула записку с ручкой Мяснику и заметила, что моя рука дрожит. Свободной рукой, не торопясь, тоже внимательно наблюдая за тем, как дрожит моя рука, Мясник взял записку, прочитал и посмотрел на меня. Он смотрел долго, пристально, изучающе, с таким исследовательским любопытством, словно я была интересной головоломкой или странным, доселе неизвестным существом, не знаю… но стало некомфортно, внутри появилось нехорошее предчувствие, что он сейчас откажется, а мне так хотелось, чтобы он… их… И я решительно отошла от двери, ближе к кровати, так, чтобы он видел меня полностью и… сняла юбку, оставшись в трусах и футболке, и чуть расставила ноги – шрамы на бедрах невозможно было не заметить… Со временем некоторые из них, те, что помельче, стали белее, другие же так и остались широкими, неровными, «кровавыми» линиями, разрывающими мою жизнь на до и после…

Мясник молча и внимательно провел взглядом по моим ногам – почему я тогда решила, что это убедит его – не знаю…

– Это их работа, – произнесла я, голос дрожал, я уже вся дрожала, было неприятно стоять вот так перед ним, без юбки…

Мясник закрыл окно и ушел – он не кивнул и ничего не сказал – он не подал вообще никаких признаков, как же он отреагировал: да или нет? Что это значит?

Я натянула юбку и глубоко вздохнула, глаза обожгли слезы, но тут же высохли, стало обидно… и очень стыдно – и даже мне самой было непонятно: почему мне всегда было так стыдно за то, что сделали со мной эти четверо – я ведь не виновата, не я это сделала, но мне было стыдно, было стыдно говорить про это, было стыдно показывать свои шрамы, было стыдно смотреть на них, было стыдно вспоминать, было стыдно жить после этого…

…После своего совершеннолетия, когда я окончательно поняла, что должна отомстить – что я хочу отомстить – как сильно я хочу отомстить, я наняла частного детектива, Беляева Николая Александровича. Конечно, пришлось сказать, что я просто хочу отправить своих обидчиков за решетку, раз ни папенька, ни мужички из полиции этого сделать не потрудились, но нужно мне было на самом деле одно – узнать, где они, куда сбежали эти крысы?

Николая Александровича я косвенно знала и раньше – мой отец иногда с ним сотрудничал, когда проверял своих новых, а иногда и старых, сотрудников, и свои отчеты детектив часто приносил отцу не в офис, а домой. Был Беляев, как и нетрудно догадаться, бывшим сотрудником органов внутренних дел, ныне на законном отдыхе, вот и подрабатывал. На вид это был суровый, высокий, чуть набравший солидности в виде тройки-другой лишних килограмм мужчина в возрасте с грубыми чертами лица и военной выправкой.

И поначалу он исправно делал свое дело: собрал практически полные биографии этих четверых, нашел более-менее убедительную доказательную базу, и все это отдал мне…

– Екатерина, вы уже можете отправляться в полицию, если что я всегда на связи и… помогу, — произнес Беляев, положив передо мной окончательный отчет о проделанной работе.

Я быстро и при нем пролистала документы – интересно все-таки, как меняется работа мозга человека, когда в нем зарождается идея, которая охватывает полностью, занимает мысли целиком, это очень концертирует все способности – я после первого же поверхностного просмотра поняла, что в отчете детектива нет самого главного – новых адресов.

– Да, но тут нет адресов новых… этих козлов, где они? Мы договаривались о полных данных о них, – напомнила я.

Беляев как-то странно замялся и ответил не сразу.