Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

это назвал? Свободной, полной жизнью?

Профессор открыл толстую папку, бросил ее – она тяжело упала на стол перед Маккейном – и стал перелистывать в ней диаграммы.

– Вот, к примеру. Возможный сценарий развития всех экономик. Как вы легко можете видеть, здесь вы имеете большое влияние. Вы можете выбрать почти любую страну мира и решить, расцветет ли ее экономика до невиданных масштабов или разрушится полностью. Номера соответствующих наборов данных указаны в диаграммах, относящиеся к ним стратегии – в приложении. Справочник по мировому господству.

Маккейн перевернул страницы кончиками пальцев.

– В голове не укладывается, что подобное влияние бесполезно.

– Потому что вы путаете две вещи: деньги и реальность. Все, что вы можете контролировать, – это деньги. Но деньги – это просто фикция, человеческая условность. Если вы контролируете деньги, то можете контролировать экономику, но только до тех пор, пока придерживаетесь всех уговоров по умолчанию. А на все, что не является частью экономического процесса, вы практически не имеете влияния. Например, на размножение. – Коллинз подошел к одной из иллюстраций, постучал по ней тыльной стороной руки. – Это прогноз возможного развития численности населения. Поразительно узкий канал, вы не находите? Еще до наступления 2000 года на свет родится шестимиллиардный человек, что неизбежно. И это число удвоится снова, с этим можно справиться разве что маргинальными методами.

Маккейн поднес ко рту сжатый кулак, мрачно воззрился на кривые и недовольно покачал головой.

– И это только половина правды, – продолжал ученый. – Потому что если посмотреть на стратегии, которые постепенно влияют на рост населения, то выяснится, что они, к примеру, способствуют превращению земель в степь, росту пустынь и засолению почв. – Он указал на другую, меньшую иллюстрацию. – Вот, развитие пахотных земель. В 1980 году на одного жителя Земли приходилось 0,31 гектара плодородных земель, в 2000 году это число будет составлять всего 0,16 гектара. И плодородные земли исчезают, что касается как их площади, так и их качества и урожайности. Эрозия, усиленная неизбежной культивацией: засоление почв в тех местах, где ирригация обязательна, и, наконец, отравление вносят свой вклад. Через двадцать пять лет, судя по всему, одному человеку придется довольствоваться менее чем 800 квадратными метрами, то есть просто большим садом. Как это может быть? – Он бессильно опустил руки. – Этого не будет.

Некоторое время они сидели, словно примерзнув к своим местам, предаваясь размышлениям. Затем Маккейн задумчиво откинулся на спинку кресла, которое издало пронзительный скрипящий звук.

– И все равно я не могу поверить, – произнес он. – Как, к примеру, насчет сырья? «Фонтанелли энтерпрайзис» де-факто обладает монополией на множество металлов, имеющих решающее значение в технике. Мы можем остановить добычу, если захотим. Или энергия? Хоть мы и не контролируем весь рынок нефти, но можем поднять цену до почти любого уровня. Это ведь должно иметь значение для ваших моделей.

Коллинз снова сел на краешек стола.

– Имеет. Даже если вы будете давить на всю сложную систему, то возникнут стратегии отклонения – совершенно автоматически, поскольку тем самым вы усилите привлекательность альтернативных вариантов. Возьмите хотя бы энергию. В той же степени, в какой будет расти цена на нефть, будут становиться все более привлекательными другие варианты, к примеру, солнечная энергия.

– Против этого я ничего не имею.

– Но тем самым вы теряете средства давления. То же самое касается сырья. Этому даже существуют прецеденты в истории. Во время мировых войн враждующие стороны пытались отрезать друг друга от обеспечения сырьем путем бойкота или морских блокад, от того сырья, которое считалось важным для ведения военных действий, – с тем результатом, что были изобретены заменители, иногда намного лучшие.

Маккейн с каменным лицом положил руки на подлокотники.

– Значит, таков ваш результат? Что все потеряно, что это только вопрос времени?

– Этого я не говорил. Результат таков, что ваших возможностей недостаточно для влияния на систему, чтобы предотвратить коллапс. Проще говоря, это не в вашей власти.

– О, спасибо, – произнес Маккейн.

– Однако никто не говорит, что благодаря далеко идущим мерам в рамках международного сотрудничества…

Профессор замолчал, когда его гость при этих словах запрокинул голову и издал резкий звук, отчасти напоминавший крик, отчасти смех.

– Международное сотрудничество? – проревел Маккейн. – Профессор, вы на какой планете живете? Когда и где существовало плодотворное международное сотрудничество? Для этого существуют прецеденты? Я знаю только прецеденты катастроф. Все эти экологические конференции, не давшие абсолютно никакого результата… Нет, не говорите мне об этом. Это просто смешно.

– У нас здесь есть самые точные, самые обоснованные прогнозы, которые когда-либо производились. Мы могли бы рассчитать результаты любой предложенной программы и представить их вниманию участников международной конференции.

Маккейн засопел и покачал головой.

– Забудьте об этом.

– Благодаря публикации мы могли бы…

– Публикаций не будет.

– Вы начальник. – Казалось, худощавая фигура Коллинза сморщилась еще больше. – Но если быстро и решительно не принять серьезные меры, то я не смогу предложить вам ничего, кроме голода и эпидемий, лежащих за границами воображения, а в конце концов – огромную пустынную планету, на которой уже не будет смысла жить.

Они ждали их перед домом, в котором у родителей Урсулы была маленькая трехкомнатная квартира с балконом. Вдруг словно из-под земли вырос Марко и произнес: «Добрый день, мистер Фонтанелли», изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не было упрека. Полностью ему это не удалось. Остальные ребята, вышедшие из припаркованной машины, мрачно посмотрели на него и ничего не сказали.

Семья Вален жила на пятом этаже, лифт отсутствовал. Они ждали их в дверях, когда Урсула и Джон, с трудом переводя дух, поднялись по темной лестнице, – два скромных обывателя, лица которых при виде дочери, казалось, засияли. Они поприветствовали гостей. Мать Урсулы произнесла: «Welcome»[68], но тут же поспешила добавить: «I don’t speak English»[69], и ей пришлось произнести это несколько раз, прежде чем Джон понял, что она хотела ему сообщить.

Отец немного говорил по-английски; компьютерная фирма, которая раньше была его клиентом, а теперь стала работодателем, представляла собой немецкий филиал американского концерна, и ему пришлось немного подучить язык. В школе он изучал только русский, рассказывал он, но его уже совсем забыл. Разговаривая, он много смеялся и обращался к Джону так, словно они были знакомы уже целую вечность. За столом он то и дело откладывал в сторону прибор, чтобы мимоходом помассировать запястья; от Урсулы Джон знал, что у него ревматизм.

Сама Урсула была очень похожа на мать, и ту можно было бы счесть ее старшей сестрой, если бы не старческое платье в цветочек, которое она носила, и серый передник поверх него. Урсуле приходилось играть роль переводчицы, поскольку ее мать хотела многое узнать о Джоне, о его родителях, братьях, о том, хочет ли он иметь детей и сколько. Когда на последний вопрос Джон ответил «десять», Урсула отказалась переводить. Но отец понял ответ и выдал его своей супруге, после чего все громко расхохотались, а Урсула покраснела.

– Здесь я росла, – сказала Урсула, когда они смотрели с балкона на детскую площадку во дворе. – Да, здесь по-прежнему стоят старые качели. Я их так любила. А там, за мусорными баками, меня хотел поцеловать мальчик, когда мне было одиннадцать.

– Неподходящее место.

– Мне тоже так показалось.

Квартира была маленькой и тесной, кроме того, заставленной мебелью и разным хламом. Бывшую детскую Урсулы занимала собранная с любовью модель железной дороги, которую с увлечением продемонстрировал ее отец, в то время как мать на кухне добавляла последние штрихи к ужину. Перед ужином было шампанское, названное именем сказочного персонажа, – Джон не совсем понял, какого именно, равно как и того, какое отношение он имеет к шампанскому, но сам напиток был хорош. После десерта достали фотоальбомы, и Джон увидел Урсулу голенькой малышкой, в детском саду, в первом классе, подростком в Венгрии во время каникул. Пришлось им посмотреть и диафильмы о путешествии семьи Вален на Гран-Канарию для празднования тридцатой годовщины свадьбы, и когда они наконец распрощались, была уже полночь, а папаша Вален не совсем трезв.

Шел небольшой дождь. Заметно молчаливые телохранители проводили их до квартиры Урсулы на другом конце города и только оскалились, когда Джон заверил их, что они не понадобятся ему ночью.

Когда Маккейн вышел из института поздно вечером, с неба упали первые капли, а к тому моменту,