Дикая магия - Джуд Фишер

— Куда ты так спешишь, Хилди Кроличья Лапа? Дом горит или собака съела твой обед?

Женщина с Тюленьего утеса толкнула соседку локтем.

— Побежала надевать подштанники, — хихикнула она. — А то распугает своим запахом всех мужчин!

Все захихикали, довольные шуткой, и двинулись дальше. Первая лодка с чужого корабля уже достигла причала; люди приставили к нему железную лестницу и принялись карабкаться наверх. В зубах у них были зажаты кинжалы.

Даже это не насторожило Маглу Фелинсен. Она повернулась к подруге, чтобы сообщить, как ей нравятся их блестящие черные волосы и орлиные профили, но обнаружила, что Киттен Соронсен рядом нет: ее алый сарафан виднелся на дальнем конце мола, откуда начиналась дорога вверх, к домам. Магла снова повернулась к лодке и в двух шагах от себя увидела мужчин. Один грубо схватил ее за руку и оценивающе осмотрел с ног до головы. Потом крепко стиснул ее грудь.

Магла пришла в ярость. Если бы подобное сделал северянин, даже во хмелю, то мужчины из семейства Маглы проучили бы его кулаками, а то и ножами, или ему пришлось бы заплатить штраф. На него самого, на весь его род легла бы печать позора. Никогда такой человек не смог бы жениться на приличной девушке; обычно его ждала судьба скитальца по морям.

Так вести себя с Маглой Фелинсен мог либо отчаянный храбрец, либо полный дурак. На Западных островах она была известна своим пронзительным криком и умением ругаться, и сейчас Магла использовала все свои навыки.

— Убери от меня лапы, грязный дикарь! Как ты смеешь вести себя подобным образом? Не сказав ни слова приветствия, даже не представившись! Постыдился бы хватать приличную девушку! Тебя что, не научили хорошим манерам там, откуда ты явился? Откуда ты вообще взялся?

Мужчина с недовольным видом отшатнулся, вероятно, вопли Маглы оглушили его. Не отпуская ее руки, он повернулся к товарищу и бросил несколько непонятных слов на свистящем языке южан; тот захохотал и что-то ответил. Потом с абсолютно бесстрастным видом он размахнулся и резко ударил Маглу кулаком в лицо. Глаза девушки остекленели, и она рухнула на доски мола.

Наблюдавших за этой сценой женщин охватила паника. Форна Стенсен, Кит Фарсен и Ферра Брансен завизжали и бросились прочь, нагоняя Киттен Соронсен и отчаянно крича. Старухи прекратили таращить глаза и кудахтать, подобрали юбки и ударились в бегство со скоростью, которую трудно было ожидать от женщин столь преклонного возраста; они напоминали выводок ежей, учуявших лисицу и спешащих спрятаться в укромном месте. Толстуха Брета, раскрасневшаяся после бега к гавани, набрав в легкие побольше воздуха, развернулась и, громко сопя, затопала назад; за собой, держа за руку, она тащила Марин Эдельсен.

Бера Рольфсен, хозяйка Камнепада, была ошеломлена происходящим. Вместе с Оттер Гарсен они не спеша шли к причалу, увлеченные беседой о соотношении наказаний и поощрений в деле воспитания трудных, непослушных дочерей, и неожиданно стали свидетельницами произошедшего между истрийским моряком и своенравной дочерью Оттер. Но только когда мимо них с криком «Разбойники! Разбойники!» пронеслась Тин Хилди, а за ней, не обращая внимания на колючие кусты, ранящие обнаженные голени, Киттен Соронсен, женщины поняли, что случилось неладное.

Бера глянула вниз, на причал, увидела, что даже старухи бегут, и сразу оценила ситуацию.

— О боги, Оттер! — воскликнула она, хватая спутницу за руку. — Подозреваю, что эти чужаки — не те люди, которых мы хотели бы видеть у наших берегов и в наших домах. Давай-ка вернемся в дом, запремся и дадим им отпор, чтобы нашим мужьям не было стыдно за нас. — Она помахала рукой женщинам, бегущим по тропе: — Быстрее! Быстрее назад! В дом!

— Но что же будет с моей дочерью? — спросила Оттер, пытаясь рассмотреть происходящее у причала.

— Думаю, сейчас мы ей ничем не поможем, — твердо произнесла Бера, — и вряд ли облегчим положение, если сами попадемся к ним в руки. — Помолчав, она спросила: — Ты умеешь стрелять из лука, Оттер?

Та в недоумении посмотрела на нее, приоткрыв рот. Помедлив, ответила не совсем уверенно.

— Кажется, да…

— Тогда, — Бера положила ей руку на плечо, — попытаемся выжить сами, а потом спасем и твою дочь.

Стоя между кустами боярышника, там, где тропа делала петлю и уходила обратно к скале, Катла наконец смогла разглядеть происходящее в гавани. Она видела, как два чужеземца перенесли тело Маглы Фелинсен в одну из своих лодок, и нахмурилась. Она мертва? Потеряла сознание? Что там случилось? Катла не могла понять, зачем чужакам Магла Фелинсен — хоть живая, хоть мертвая, — но допускала, что может быть предвзятой в этом вопросе, в конце концов, о вкусах не спорят. Она почувствовала облегчение, когда женщины, забыв о любопытстве, ударились в бегство. Теперь она думала о том, что делать ей дальше.

Она могла спрятаться на Зубе Пса и оставаться там, пока все не кончится. На краткий миг эта мысль показалась привлекательной, но она появилась и улетела, как унесенная ветром бабочка, — Катла прогнала ее, несмотря на настойчивые увещевания своего внутреннего советчика. Еще она могла побежать к дому и присоединиться к остальным, принять участие в обороне — но и эту мысль Катла отбросила почти сразу. Сражаться в тесных комнатах, толкаясь локтями с бессмысленно вопящими женщинами… Ей придется проглотить собственную гордость и исполнять приказы матери — нет, это немыслимо. Лучше оставаться снаружи и действовать самостоятельно. Она будет бегать, стрелять, сражаться, заставать врага врасплох. «А если мне суждено худшее, — подумала она, — то я умру не как кролик в ловушке, запертая с остальными в доме, а под открытым небом, с оружием в руке». Катла огляделась и побежала, высматривая место, удобное для засады.

Со скоростью, невероятной для женщины, отягощенной повседневными трудами на протяжении последних двадцати лет и родившей восьмерых детей — пятеро из них умерли во младенчестве, а шестой погиб на двадцать пятом году жизни, — Бера Рольфсен добежала до Перекрестка Фейи, где тропинка пересекалась с другой, огибающей деревню. Здесь кусты боярышника смыкались кронами, образуя над дорожкой арку, которая во время пятой луны покрывалась, как пеной, розовыми соцветиями, источающими пряный возбуждающий аромат, напоминающий запах крови. Так и должно пахнуть дерево, посвященное богине плодородия. В старые времена на Камнепаде бытовала традиция, согласно которой девушки, желавшие выйти замуж, в первый день весны поднимались до рассвета, бежали к заливу и садились в темноте у самой линии прибоя, расставив ноги; волны омывали их лоно, а они думали о своих возлюбленных и молили Сура, чтобы те обратили на них свое благосклонное внимание. Бера Рольфсен помнила тот день, когда сама проделала это, думая о высоком молодом красавце с точеным профилем и пронзительными глазами, помнила, как бежала назад, вверх по тропинке, и стояла под аркой боярышника, пока первые солнечные лучи не упали на нее сквозь ветки, а потом поднялась на цыпочки и сорвала цветок из середины арки — благословение Фейи. Помогла богиня или нет, но мечта ее сбылась — три дня спустя Аран Арансон, перевалив через горный хребет, приехал на своем невысоком крепком пони просить ее руки. За долгие годы арка поднялась выше — слишком часто срывали с нее цветки и даже целые ветви; теперь только очень рослая девушка могла дотянуться до цветов и сорвать их, не уколов пальцев о шипы, не разорвав рукава. А это считалось плохой приметой: даже капля крови обрекала на выкидыш при первой же беременности, разорванная ткань означала распад семьи или, что еще хуже, сулила девушке безбрачие. Вскоре стало ясно, что никто уже не может исполнить ритуал, не навлекая на себя несчастья, и обычай был отвергнут. Но арка оставалась тем местом, с которым у женщин острова было связано множество ужасных и восхитительных преданий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});