Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

268. К ЖИТЕЛЯМ НИЖНЕГО НОВГОРОДА

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Примите нас, мы все родные!Мы дети матушки Москвы!Веселья, счастья дни златые,Как быстрый вихрь, промчались вы!

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Чад, братий наших кровь дымится,И стонет с ужасом земля!А враг коварный веселитсяНа башнях древнего Кремля!

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Святые храмы осквернились,Сокровища расхищены!Жилища в пепел обратились!Скитаться мы принуждены!

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Давно ли славою блистала?Своей гордилась красотой?Как нежна мать, нас всех питала!Москва, что сделалось с тобой?

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Тебе ль платить позорны дани?Под игом пришлеца стенать?Отмсти за нас, бог сильной брани!Не дай ему торжествовать!

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

Погибнет он! Москва восстанет!Она и в бедствиях славна;Погибнет он. Бог русских грянет!Россия будет спасена.

Примите нас под свой покров,Питомцы волжских берегов!

1812

269. К Д. В. ДАШКОВУ («Мой милый друг, в стране…»)

Мой милый друг, в стране,Где Волга наравнеС брегами протекаетИ, съединясь с Окой,Всю Русь обогащаетИ рыбой, и мукой,Я пресмыкаюсь ныне.Угодно так судьбине,Что делать? Я молчу.Живу не как хочу,Как бог велит — и полно!Резвился я довольно,С амурами игралИ ужины давал,И граций я прелестных,В Петрополе известных,На лире воспевал;Четверкою лихою,Каретой дорогоюИ всем я щеголял!Диваны и паркеты,И бронзы, и кенкеты,Как прочие, имел;Транжирить я умел!Теперь пред целым светомМогу и я сказать,Что я живу поэтом:Рублевая кровать,Два стула, стол дубовый,Чернильница, перо —Вот всё мое добро!Иному туз бубновыйСокровища несет,И ум, и всё дает;Я в карты не играю,Бумагу лишь мараю;Беды в том, право, нет!Пусть юный наш поэт,Известный сочинитель,Мой Аристарх, гонитель,Стихи мои прочтет,В сатиру их внесет —И тотчас полным клиромУченейших писцов,Поэм и од творцов,Он будет КантемиромВоспет, провозглашенИ в чин произведенСотрудника дружины:Для важный причиныИ почести такойИ покривить душойПростительно, конечно.Желаю я сердечно,Чтоб новый ЮвеналСатиры наполнялНе бранью лишь одною,Но вкусом, остротою;Чтоб свет он лучше знал!Обогащать журналЧтоб он не торопился,Но более б читалИ более учился!

Довольно; мне бранитьЗоилов нет охоты!Пришли труды, заботы:Мой друг, я еду житьВ тот край уединенный,Батый где в старину,Жестокий, дерзновенный,Вел с русскими войну.Скажи, давно ли ныне,Не зная мер гордынеИ алчности своей,Природы бич, злодейПришел с мечом в столицу,Мать русских городов?Но бог простер десницу,Восстал… и нет врагов!

Отечества спаситель,Смоленский князь, геройБыл ангел-истребитель,Ниспосланный судьбой!Бард Севера, воспойХвалу деяньям чудным!Но ах! сном непробуднымВождь храбрых русских силНа лаврах опочил.

Верь мне, что я в пустынеХочу, скрываясь ныне,Для дружбы только жить!Амуру я служитьОтрекся поневоле:В моей ли скучной долеИ на закате днейГоняться за мечтою?Ты знаешь, лишь весноюПеть любит соловей!Досель и я цветамиПрелестниц украшал;Всему конец, с слезами«Прости, любовь, — сказал,—Сердец очарованье,Отрада, упованьеТибуллов молодых».Жуковский, друг Светланы,Харитами венчанный,И милых лар своихПевец замысловатыйАмуру гимн поют,И бог у них крылатыйНашел себе приют;А я, забытый в мире,Пою теперь на лиреБлаженство прежних дней,И дружбою твоейЖиву и утешаюсь!К надежде прилепляюсь,Погоды лучшей жду.Беда не всё бедуРодит, и после горяЛетит веселье к нам!Неу́жели певцамВ волнах свирепых моряВсем гибнуть и бреговНе зреть благополучных?Неужель власть боговПревратностей лишь скучныхВелит мне жертвой быть,Томиться, слезы лить?

Мой милый друг, конечно,Несчастие не вечно,Увидимся с тобой!За чашей круговой,Рукой ударив в руку,Печаль забудем, скукуИ будем ликовать;Не должно унывать,Вот мой совет полезный:Терпение, любезный.

<1814>

270. К КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Quand je pense au dégoût que les poètes ont à essuyer, je m’étonne qu’il y en ait dʼassez hardis pour braver l’ignorance de la multitude, et la censure dangereuse des demi-savants qui corrompent quelquefois le jugement du public.

Le Sage [283]

Как трудно, Вяземский, в плачевном нашем миреВсем людям нравиться, их вкусу угождать!Почтенный Карамзин на сладкозвучной лиреВ прекраснейших стихах воспел святую рать,Падение врага, царя России славу,Героев подвиги и радость всех сердец.Какой же получил любимец муз венец?Он, вкуса следуя и разума уставу,Все чувствия души в восторге изливал,Как друг отечества и как поэт писал, —Но многие ль, скажи, ценить талант умеют?О, горе, горе нам от мнимых знатоков!Судилище ума — собранье чудаков,И в праздности сердца к изящному хладеют.Давно ли, шествуя Корнелию вослед,Поэт чувствительный, питомец Мельпомены,Творец Димитрия, Фингала, Поликсены,На Севере блистал?.. И Озерова нет!Завистников невежд он учинился жертвой;В уединении, стенящий, полумертвый,Успехи он свои и лиру позабыл!О зависть лютая, дщерь ада, крокодил,Ты в исступлении достоинства караешь,Слезами, горестью питаешься других,В безумцах видишь ты прислужников своихИ, просвещенья враг, таланты унижаешь!

И я на лире пел, и я стихи любил,В беседе с музами блаженство находил,Свой ум обогащать учением старался,И, виноват, подчас в посланиях моихЯ над невежеством и глупостью смеялся;Желанья моего я цели не достиг;Врали не престают злословить дарованья,Печатать вздорные свои иносказаньяИ в публике читать, наперекор уму,Похвальных кучу од, не годных ни к чему!

Итак, я стал ленив и празден поневоле;Врагов я не найду в моей безвестной доле.Пусть льются там стихи нелепые рекой,Нет нужды — мне всего любезнее покой.Но, от учености к забавам обращаясь,Давно ли, славою мы русской восхищаясь,Торжествовали здесь желанный всеми мир?И тут мы критиков, мой друг, не удержали;При блеске празднества, при звуке громких лир,Зоилы подвиг наш и рвенье осуждали:Искусство, пышность, вкус и прелестей собор —Всё сделалось виной их споров и укор!

Не угодишь ничем умам, покрытым тьмою,И, право, не грешно смеяться над молвою!Какой-то новый Крез, свой написав портрет,Обжорливых друзей к обеду приглашает:Богатым искони ни в чем отказа нет.Друзья съезжаются — хозяин ожидает,Что будут славного художника хвалить,Известного давно искусством, дарованьем;Но сборище льстецов кричит с негодованьем,И точно думая тем Крезу угодить,Что в образе его малейшего нет сходства,Нет живости в лице, улыбки, благородства.Послушный Апеллес берет портрет домой.Чрез месяц наш Лукулл дает обед другой;Друзья опять на суд. Дворецкий объявляет,Что барин нужного курьера отправляетИ просит подождать. Садятся все кругом;О мире, о войне вступают в разговоры;Европу разделив, политики потомНа труд художника свои бросают взоры,«Портрет, — решили все, — не стоит ничего:Прямой урод, Эзоп, нос длинный, лоб с рогами!И долг хозяина предать огню его!»— «Мой долг не уважать такими знатоками(О чудо! говорит картина им в ответ):Пред вами, господа, я сам, а не портрет!»Вот наших критиков, мой друг, изображенье!Оставим им в удел упрямство, ослепленье.Поверь, мы счастливы, умея дар ценить,Умея чувствовать и сердцем говорить!С тобою жизни путь украсим мы цветами:Жуковский, Батюшков, Кокошкин и Дашко́вЯвятся вечерком нас услаждать стихами;Воейков пропоет твои куплеты с намиИ острой насмешит сатирой на глупцов;Шампанское в бокал пенистое польется,И громкое ура веселью разнесется.

<1815>

271. ЛЮБЛЮ И НЕ ЛЮБЛЮ